Майя Шаповалова - Граница. Таежный роман. Солдаты

• Название: Граница. Таежный роман. Солдаты
• Автор: Майя Шаповалова
• Издательство: Олимп: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014125-4, 5-8195-0814-9

Граница… Черта, которую нельзя преступить, закон, который нельзя нарушить… Граница проходит между государствами, но есть она и в сердцах человеческих. Лишь преступникам и влюбленным границы не страшны…

Как быть, если сердце рвется к любимому, а законом ты отдана другому? Смириться с судьбой или ломать все преграды на пути своей любви — пойти войной против мнения окружающих, мужа, собственного спокойствия?

Перейти границу дозволенного — это преступление, и это поступок. Но как жить там, за чертой?

---

— Разрешаю. — Борзов улыбнулся в ответ. — Удачи вам, Марина Андреевна. Вам и вашей семье.

Марина развернулась и быстро пошла к медсанчасти, ни разу не оглянувшись. Борзов подождал, пока за ней закроется дверь, и зашагал к штабу.

Альбина открыла кабинет своим ключом. Ее удивило, что подруги еще нет — обычно пунктуальная Марина приходила на работу ровно в половине девятого, а сейчас шел уже десятый час. Альбина сняла легкую шерстяную кофточку — по утрам еще бывало прохладно — и, открыв стенной шкаф, надела белый халат.

В ее обязанности заведующей аптекой входила проверка наличия лекарственных препаратов в кабинете и процедурной, а также составление списков, по которым недостающие или требуемые лекарства выписывались из города.

С этой задачей она справилась быстро и теперь бездумно смотрела в окно. Ей было скучно. Но не в том смысле, что нечем заняться. Ей было скучно жить — в этом скучном городишке, со скучным мужем.

И раньше жизнь не баловала ее бесконечными радостями. Родители погибли, а бабуля, заменившая ей и мать и отца, была озабочена в основном тем, как прокормить и приодеть. Она могла научить Альбину правильно держать осанку, пользоваться рыбным ножом и грамотно изъясняться. Она знала бесконечное количество пасьянсов, перечитала горы романов — русских и иностранных, она многое помнила и многое могла рассказать, кроме того, о чем хотела бы забыть. Она была ровесницей века, и вся деятельная часть отпущенных ей лет прошла в стародавние времена. Поэтому в их доме время будто остановилось, как старые напольные часы, которые уже никто не брался чинить.

Но все же в прежней Альбининой жизни были краски и звуки, школьные друзья и однокурсники из музыкального училища, музеи, театры и концертные залы. И старинное фортепиано с медными канделябрами и пожелтевшими клавишами из слоновой кости. На этом инструменте маленькая Аля играла первые незамысловатые пьески, сидя на табурете, подрощенном тремя томами Брокгауза и Ефрона…

С тех пор как она вышла замуж за Вячеслава Львовича Ворона, мир потерял краски и звуки, стал бесцветным и монотонным. Дни сливались в одну сплошную серую бесконечность, и это однообразие нагоняло невероятную скуку, которую нечем было заглушить.

Альбина увидела в окно, как невдалеке идет Марина, а рядом с ней — полковник Борзов. Вот они остановились, Марина что-то сказала, и Степан Ильич вдруг энергично затряс ей руку, похоже, поздравляя с чем-то. Неужели Голощекину присвоили очередное звание? Марина и Борзов еще немного поговорили, а потом Марина направилась к медсанчасти, и вскоре ее шаги зазвучали в коридоре.

Дверь открылась.

— Здравствуй, Марина, — сказала Альбина. — Ты сегодня не очень торопилась.

— Меня тошнило все утро. — Марина надела халат и вымыла руки. — Кто-нибудь приходил по мою душу? — спросила она, снимая с крючка полотенце.

Альбина отрицательно покачала головой:

— Ни одна душа.

— Это хорошо. — Марина села за стол и придвинула к себе список. — А, ты уже сделала… Молодец.

— Ты просмотри, может, я что-то упустила.

Марина пробежала глазами список, кивнула удовлетворенно:

— Все правильно. — Она оттолкнула листок.

— О чем вы так мило беседовали с полковником? — спросила Альбина, присаживаясь на медицинскую кушетку.

— О жизни.

— Понятно. — Альбина вздохнула. — Не хочешь рассказывать.

— Не хочу, — хмуро ответила Марина.

— А почему он с таким энтузиазмом пожимал тебе руку? Или вы всегда так горячо прощаетесь?

— Он меня поздравлял.

— С чем? С тем, что Голощекин теперь будет майором?

— Нет. С тем, что я буду матерью, — сказала Марина сухо и закрыла лицо руками.

— Ты что, все ему рассказала? — не удивившись такому поступку, спросила Альбина. — Зачем?

— Затем, что скоро и так все узнают.

Альбина с жалостью смотрела на подругу, на ее маленькие сильные руки с тонким обручальным кольцом. Бедная Марина! Она совсем запуталась, она мечется, бросается из одной крайности в другую. То — никому не скажу, то — пожалуйста, товарищ полковник, вот вам все мои секреты.

— А Никита уже знает? — спросила Альбина.

Не отнимая рук от лица, Марина замотала головой:

— Но ему я тоже скажу.

— А Ивану?

— Нет.

— Ты что-то для себя решила, да?

Марина кивнула и шмыгнула носом.

— Может быть, ты правильно делаешь, — сказала Альбина. — Во всяком случае, тебе рано или поздно придется что-то решать.

Марина опустила руки. Глаза ее покраснели и влажно блестели, на бледных скулах загорелись лихорадочные красные пятна.

— Марина, — Альбина встала и, подойдя к подруге, положила руку ей на плечо, — ты не должна плакать. Тебе надо беречь нервы. Все, что ни делается, — к лучшему.

Альбина почувствовала, как задрожало под ее пальцами острое плечо. Сотрясаясь от беззвучных рыданий, Марина опять закрыла лицо руками. Она давилась плачем, раскачиваясь на стуле, — вот так горько, почти молча, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, страдают только от действительно огромного горя.

Альбина налила в стакан воды из-под крана и, с трудом отодрав Маринины руки от лица, поднесла стакан к ее губам. Икая и стуча зубами, Марина сделала глоток-другой и благодарно кивнула.

— Не хочешь рассказать? — спросила Альбина. — Если не хочешь — не надо. Но, может, тебе станет легче? Платочек дать?

Марина опять кивнула, и Альбина протянула ей сложенный вчетверо носовой платок. Марина вытерла глаза, размазав по щекам тушь, и скомкала платок в кулаке.

— Он уезжает, — сказала она глухо.

— Кто?

— Иван. Его отправляют в штрафную командировку. Из-за Васютина.

— Ну и что?

— На три месяца. Понимаешь?

— Три месяца не три года. Что ты так расстроилась?

— Ты не понимаешь. — Марина всхлипнула. — Это Никита все устроил. Сначала уговорил меня написать такое заключение, чтобы истории с Васютиным не дали ходу, а потом свалил всю вину на Столбова.

— Это Борзов тебе сказал?

— Нет. Но я точно знаю. Права была Галя — Никита ему жизнь испортит. Не успокоится, пока не сломает. — Марина стукнула кулаком по столу: — А я-то, дура, думала, что с Никитой можно договориться. Хотела объяснить ему все, попросить, чтобы отпустил… — Слезы текли у нее по щекам, и Марина вытирала их кулаком, забыв про зажатый в нем платочек. — Ну что мне теперь делать?

— Не знаю, — честно сказала Альбина. — Но ты-то, наверное, знаешь?

— Я скажу Ивану, что останусь с Никитой. Что я поняла свою ошибку. Что Никита меня любит, и я не хочу причинять ему боль.

— Он тебе не поверит.

— Пусть. Зато останется цел.

— Ты сможешь дальше жить с Никитой, зная, что он сломал тебе жизнь?

— А иначе я вообще не смогу жить дальше, зная, что он сломает жизнь Ивану.

Марина судорожно, взахлеб, вздохнула и наконец разжала кулак. Разгладила на столе мятый, перепачканный тушью платок и, закусив губу, посмотрела на Альбину.

— Умойся холодной водой, — деловито сказала та. — Не надо, чтобы тебя видели заплаканной.

Марина покорно встала и, подойдя к раковине, открыла кран. Набрав пригоршню воды, плеснула в лицо, промыла глаза и посмотрелась в маленькое мутноватое зеркало, висевшее над раковиной. Опухшие веки, красные пятна на впалых щеках, взмокшая прядь волос надо лбом… Марина отвернулась.

Она ненавидела себя. Она собиралась причинить боль любимому человеку. Но ведь когда врач назначает пациенту болезненные процедуры, он делает это во благо, а не во вред. Хотя, наверное, пациенту от этого не легче. Он только потом поймет, во имя чего страдал.

Если поймет.

ГЛАВА 10

Старшина Скиба занимался с новобранцами физподготовкой.

Новобранцы были стриженые, нескладные и все, как один, в новеньких голубых майках — такие выдают солдатам в самом начале службы. Молодые испуганные лица, настороженные глаза. Опасливо косятся не только по сторонам, но и друг на друга, — видно, пока не успели толком перезнакомиться.

Испуг их был понятен. Еще на гражданке знакомые, успевшие отслужить свое, застращали их рассказами о дедовщине, царящей в армии. Многое было преувеличением, рожденным желанием прихвастнуть, — дескать, видишь, через какие ужасы прошел! И эти, неопытные, уже боялись — заранее. Хотя, если честно, правильно делали: ничего хорошего первый год службы им не сулил.

В данный момент они с тоской взирали на то, как старшина Скиба пытается заставить рядового Оноприенко подтянуться на перекладине.

Оноприенко багровел, пот лился ручьями по щекастому лицу и пухлой безволосой груди; он старался изо всех сил, извиваясь, как гигантский червяк, но усилия его были совершенно бесполезны.

— Ну, и долго ты меня будешь мучить, Оноприенко? — спросил Скиба. — Ладно, — пожалел он земляка, — падай вниз. Отдыхай.