Г. Бюргер - Приключения Барона фон Мюнхгаузена

• Название: Приключения Барона фон Мюнхгаузена
• Автор: Г. Бюргер
• Издательство: Редакционно-издательскнй отдел облполиграфиздата Харьков
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1991
• ISBN: 5-7707—2085-9

В книге известных авторов рассказывается о путешествиях, походах, забавных приключениях барона Мюнхгаузена. Издание заинтересует читателей прежде всего детского возраста.

---

Два дня подряд я гонялся за зайцем. Собака моя все вновь и вновь выгоняла его ко мне, но мне никак не удавалось точно прицелиться. В колдовство я не верю, — слишком много диковинного я для этого пережил, — однако моих пяти чувств было на этот раз явно недостаточно. Наконец заяц подвернулся так близко, что я мог выстрелить в него. Заяц упал, и что бы вы подумали я тогда обнаружил? Под брюхом у моего зайца было четыре лапы, а на спине — четыре других. Когда две нижние пары уставали, то заяц мой, как ловкий пловец, умеющий плавать и на животе, и на спине, переворачивался, и тогда обе новые пары несли его вперед с еще большей быстротой. Никогда после не приходилось мне встречать такого зайца, да и этот не попался бы мне, не обладай моя собака подобными совершенствами. Она настолько превосходила всех представительниц своего рода, что я, не задумываясь, присоединил бы к ее кличке эпитет «единственная», если бы принадлежавшая мне борзая не оспаривала у нее эту честь. Эта собака отличалась не столько своим сложением, сколько необычайной быстротой бега. Если бы вам, милостивые государи, пришлось видеть ее, вы были бы, несомненно, восхищены и не удивлялись бы тому, что я так любил ее и столь часто с ней охотился. Ей пришлось, служа мне, бегать так быстро, так часто и подолгу, что она стерла себе лапы почти по самое брюхо; поэтому в последние годы ее жизни я мог пользоваться ею только как таксой. Но она и в этой роли прослужила мне не один год.

В свое время, еще в бытность ее борзой, — кстати сказать, она была сукой — она однажды погналась за зайцем, который показался мне необычайно толстым. Мне было жаль моей собаки: она должна была скоро ощениться, но старалась бежать с такой же быстротой, как всегда. Мне удавалось следовать за ней верхом только на очень большом расстоянии. Внезапно я услышал лай, словно лаяла целая свора, но при этом такой слабый и нежный, что я никак не мог сообразить, в чем дело. Когда я приблизился, глазам моим представилось подлинное чудо. Зайчиха на бегу произвела на свет зайчат, а сука моя ощенилась к тому же зайчат было ровно столько же, сколько и щенят. Подчиняясь инстинкту, зайчата пустились наутек, а щенки не только погнались за ними, но и поймали. Таким образом, к концу охоты у меня оказалось шесть зайцев и шесть собак, хоть я и начал охоту с одной — единственной собакой.

Об этой замечательной собаке я вспоминаю с таким же удовольствием, как и о чудесном литовском коне, которому цены не было. Он достался мне благодаря случаю, давшему мне возможность показать свое искусство наездника и заслужить немалую славу. Я гостил однажды в роскошном поместье графа Пржобовского в Литве и остался в парадном покое за чайным столом в обществе дам, в то время как мужчины спустились во двор посмотреть молодого чистокровного коня, только что доставленного с конского завода. Внезапно со двора донесся крик о помощи. Я сбежал по лестнице и увидел коня, который, взбесившись, вел себя так необузданно, что никто не осмеливался ни подойти к нему, ни вскочить на него. Самые смелые и решительные наездники толпились вокруг в смущении и растерянности. На всех лицах отразился испуг, когда я одним прыжком вскочил на коня и этим неожиданным маневром не только его напугал, но и полностью покорил и усмирил, пустив для этого в ход все свое искусство наездника. Чтобы продемонстрировать перед дамами это искусство и при этом не обеспокоить их, я принудил коня вместе со мной прыгнуть через одно из открытых окон в столовую. Здесь я несколько раз то шагом, то рысью, то галопом прогарцевал по комнате и в конце концов заставил коня вскочить на чайный стол и показать здесь в миниатюре все тонкости высшей школы верховой езды, которые вызвали восхищение всех присутствующих дам.

Моя лошадка проделала все так изящно и ловко, что не разбила ни одного чайника и ни одной чашки. Все это привлекло ко мне горячие симпатии как дам, так и самого графа. С присущей ему учтивостью попросил он меня принять молодого коня в подарок и завоевать на нем победу и славу в походе против турок, который должен был вскоре начаться под предводительством графа Миниха.

Трудно было сделать мне более приятный подарок! Он как бы предвещал много хорошего в походе, в котором мне предстояло выдержать первое испытание в качестве

Командовал русскими войсками в Крыму и Бессарабии во время русско-турецкой войны.

солдата. Такой конь, покорный, горячий и смелый, — овечка и Буцефал одновременно — должен был ежечасно напоминать мне о долге бравого солдата и об удивительных подвигах, совершенных на поле брани Александром в его молодые годы.

Мы отправились в поход, как мне кажется, отчасти ради того, чтобы снова полностью восстановить честь русского оружия, несколько пострадавшую при царе Петре в боях на реке Прут. Это нам полностью удалось после тяжелых, но славных походов под предводительством великого полководца, уже упомянутого нами выше.

Скромность не позволяет подчиненным приписывать себе великие подвиги и победы — слава обычно становится достоянием предводителей, причем и это совершенно не зависит от их человеческих качеств. И, что особенно противоестественно, слава становится достоянием королей и королев, никогда не нюхавших пороха, разве только на увеселительных празднествах, и не видавших никогда в глаза ни бранного поля, ни армии в боевом порядке (если не считать парадов).

У меня поэтому нет особых притязаний на славу, добытую в крупнейших боях с неприятелем. Все мы вместе выполняли наш долг патриотов, солдат и просто честных людей. Это — всеобъемлющее выражение, полное большого содержания и значения, хотя масса всяких бездельников и пустословов имеет о нем весьма слабое представление. Ввиду того, что под моей командой находился гусарский полк, я проводил разные операции, где все было предоставлено моему собственному усмотрению и мужеству. Успех этих операций, как мне кажется, я все же имею основание поставить в заслугу себе и моим смелым товарищам, которых я вел к победе и завоеваниям.

Однажды, когда мы загоняли турок в Очаков, наш авангард попал в ужасную переделку. Мой горячий литовец чуть было не занес меня прямо к черту в пекло. Я находился на дальнем передовом посту, как вдруг заметил приближавшегося неприятеля, окруженного тучей пыли, что помешало мне определить, как численность его, так и намерения. Поднять такое же облако пыли и укрыться за ним было бы несложно, но это ничего не дало бы мне, да и не способствовало бы достижению цели, ради которой я был выслан вперед. Я приказал поэтому своим правофланговым и левофланговым рассеяться по обе стороны колонны и поднять как можно больше пыли. Сам я в это время двинулся прямо на неприятеля, чтобы лучше прощупать его. Это мне удалось, ибо он сопротивлялся и дрался только до тех пор, пока страх перед моими фланговыми не заставил его отступить в беспорядке. Теперь настало самое время смело броситься на него. Мы рассеяли его полностью, разбили наголову и не только загнали обратно в крепость, но и погнали дальше, через нее, так что расправа с ним превзошла все наши самые кровожадные намерения.

Так как мой литовец отличался необыкновенной быстротой, я оказался впереди преследователей. Увидев, что неприятель удирает из крепости через противоположные ворота, я счел целесообразным остановиться на базарной площади и приказал трубить сбор. Я осадил коня, но, вообразите, господа, каково было мое удивление, когда возле себя я не увидел ни трубача, никого-либо другого из числа моих гусар. «Не проскакали ли они по другим улицам? Куда они могли деваться?» — подумал я. Но они во всяком случае, по моему мнению, не могли быть далеко и должны были вот-вот нагнать меня. В ожидании я направил своего тяжело дышавшего коня к колодцу на базарной площади, чтобы дать ему напиться. Он пил и пил без всякой меры и с такой жадностью, словно никак не мог утолить жажду. Но дело, оказывается, объяснялось очень просто. Когда я обернулся в поисках моих людей, то угадайте, господа, что я увидел? Всей задней части моего бедного коня как ни бывало: крестец и бедра — все исчезло, словно их начисто срезали. Поэтому вода вытекала сзади по мере того, как она-поглощалась спереди, без всякой пользы для коня и не утоляя его жажды. Для меня оставалось полнейшей загадкой, как это могло случиться, пока откуда-то с совершенно другой стороны не прискакал мой конюх и, разливаясь потоком сердечных поздравлений и крепких ругательств, не рассказал мне следующее. Когда я в беспорядке с толпой бегущих врагов ворвался в крепость, внезапно опустили предохранительную решетку, и этой решеткой начисто отсекли заднюю часть моего коня. Сначала указанная задняя часть брыкалась изо всех сил и нанесла урон неприятельским солдатам, которые, оглушенные и ослепленные, напирали, как безумные, на решетку, а затем она победоносно, как выразился конюх, направилась на близлежащий луг, где я, полагал он, и сейчас еще мог бы найти ее. Я повернул обратно, и оставшаяся половина моего коня неслыханно быстрым галопом доскакала до луга. С большой радостью нашел я здесь вторую половину и, к немалому удивлению, увидел, что она подыскала себе занятие, да такое любопытное, что ни один Маitre des plairirs (Распорядитель при увеселениях (фр.).), при всем своем остроумии, не мог бы изобрести ничего подобного для увеселения какого-нибудь безголового субъекта. Короче говоря, задняя половина моего чудо-коня за эти короткие мгновения успела завязать близкое знакомство с кобылами, носившимися по лугу, и, предавшись наслаждениям со своим гаремом, по-видимому, забыла все перенесенные неприятности. Голова при этом, правда, столь мало принималась в расчет, что жеребята, обязанные своим существованием этому время препровождению, оказались негодными ублюдками: у них не хватало всего того, чего недоставало отцу в момент их зачатия.