Шеймас О’Келли - Могила ткача

• Название: Могила ткача
• Автор: Шеймас О’Келли
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0398-2

В сборник одного из самых знаменитых ирландских писателей минувшего века Шеймаса О’Келли (1880–1918) вошли повесть «Могила ткача», грустная и удивительно оптимистическая история зарождения любви, разыгрывающаяся на фоне старого заброшенного кладбища, а также его лучшие рассказы. К героям О’Келли судьба редко благоволит, но даже в самые трудные моменты жизни они сохраняют чувство собственного достоинства и способность любить.

Произведения Шеймаса О’Келли на русском языке издаются впервые.

---

— Я думаю о нем.

— Помнишь его?

— Помню.

— А когда ты вспоминаешь о нем, чего тебе хочется — может быть, сесть на него?

— Нет, папа.

— А почему тебе не хочется на него сесть?

— Потому что — потому что сначала я хочу посмотреть на него, убедиться в том, что он есть.

Старик вскрикнул от удовольствия:

— Вот, вот! Ты хочешь убедиться в том, что он есть, хотя отлично помнишь, что он есть. И так всё в этом мире. Люди закрывают глаза и теряют уверенность в чем бы то ни было. И хотят вновь посмотреть на мир, прежде чем поверить в него. Вот и ты, Нэн, ты не хочешь поверить в стул около плиты, в тот самый стул, который видела всю свою жизнь, на который тебя еще сажала твоя мать, когда ты была маленькой. Ты закрываешь глаза, и тебе кажется, что стула нет! Послушай меня, Нэн — если бы у тебя был муж и ты закрыла бы глаза, то не была бы уверена в том, что это тот самый мужчина, которого ты помнишь, и тебе понадобилось бы открыть глаза, чтобы убедиться, он это или не он. И, будь у тебя дети, ты тоже, отвернувшись от них и закрыв глаза, стараясь вспомнить их, захотела бы поглядеть на них, чтобы удостовериться в своих воспоминаниях. Ты была бы так же не уверена в них, как в стуле на кухне. Опускаешь веки — и от нашего мира ничего не остается.

— Папа, пожалуйста, ты слишком разговорился.

— И совсем я не разговорился. Разве нам уютно в этом мире со всеми его вещами, в которых мы уверены, только когда смотрим на них? Переходя из одного периода жизни в другой, разве у нас не появляется ощущение, что когда-нибудь мы проснемся и все будет совсем иначе? Нэн, неужели ты не чувствуешь ничего такого? Неужели ты не думала, что все может измениться, что весь мир изменится и происходящее вокруг лишь отвлекает нас от чего-то еще? Мы миримся с жизнью, пока загоняем в дальний уголок своих сердец стремление к чему-то иному! Все мужчины верят, что рано или поздно ЭТО будет, что они завернут за угол и окажутся на неведомой и прекрасной УЛИЦЕ!

— Ну, конечно, — отозвалась дочь, — не исключено, что они правы и что так все и будет.

Тело старика сотрясла судорога смеха. Она началась под одеялом, потом содрогнулось его тело, потом она пробежала по жилистым рукам и перекинулась на веревку, отчего задребезжало железное изножие кровати. Оживленное лицо бондаря зажглось неожиданно злобной насмешкой. Вдова смотрела на него, как завороженная, с усиливающимся ужасом. Он мог что угодно сказать. Он мог что угодно сделать. Он мог запеть какую-нибудь отвратительную песню. Он мог соскочить с кровати.

— Нэн, — спросил он, — ты веришь, что можешь завернуть за угол и проснуться?

— Ну, — задумчиво произнесла Нэн, — я верю.

Бондарь вновь издал нечто похожее на павлиний крик.

— Ага! Нэн Рухан верит, что проснется! Что значит — проснется? Перестанет спать и видеть сны об этом мире! Что ж, Нэн Рухан, если ты веришь в это, значит, знаешь, что почем. Ты знаешь, что окружает тебя и что такое наш так называемый мир. Только во сне человек может надеяться, что проснется, — ты слышишь меня, Нэн? Только тот, кто спит, может надеяться на то, что сон закончится.

— Я слышу, папа, — отозвалась Нэн.

— Мир вокруг нас всего лишь сон, а сон — это ничто! И нам всем хочется прогнать великое ничто этого мира.

— И с помощью Божьей у нас получится, — сказала Нэн.

— Отними у меня весь мир, Нэн, — сказал бондарь, — но ничего не получится.

— Почему, папа?

— Потому что, — ответил старик, — мы сами — сон. Когда сон закончится, нас тоже не будет. Вот почему.

— Папа, — проговорила дочь, вновь склонив голову немного набок, — ты много знаешь.

— Достаточно, — коротко отозвался бондарь.

— Может быть, ты расскажешь нам о могиле ткача? Миссис Хехир надо знать, где она находится.

— Разве я не сказал тебе о могиле ткача? Разве я не сказал тебе, что все на свете сон, и ничего больше?

— Ты не сказал, папа. Ты правда ничего не сказал.

— Я сказал, что весь мир — сон, а могила ткача находится в этом мире, на кладбище Клун-на-Морав.

— А где на кладбище? В какой его части, папа? Миссис Хехир очень нужно знать. Ты знаешь?

— Знаю, — проговорил Малахи Рухан. — Я был на похоронах его отца. Эти похороны запомнились мне лучше всех остальных, потому что тогда красивая девушка Гонор Костелло упала на могилу без чувств. Молодой Донохью весь потом покрылся, когда увидал, что Гонор Костелло лежит на могиле. Какая уж тут свадьба после этого, а ведь он поклялся, что женится на ней, и поцеловал ее в губы. «Я не возьму в жены женщину, которая валяется на чужой могиле, — сказал Донохью. — Она может родить от меня косоглазого или сухорукого младенца». Вот он и женился на дочке фермера, а Гонор Костелло в тот же день вышла замуж за гуртовщика. Вот так. Жена Донохью не родила ни одного ребенка. Она оказалась бесплодной. Ты слышишь, Нэн? Бесплодной она была. А уж Гонор Костелло только и делала, что ходила тяжелой от своего гуртовщика! У всех ее детей были рыжие волосы, тяжелые, как водоросли, кожа — светлее ветра, и руки-ноги чистые, как свист! Говорили, предками гуртовщика были датчане, и это проявилось в детях Гонор Костелло.

— Наверно, — произнесла дочь старика, — они были викингами.

— Что ты говоришь? — возмутился отец. — Разве я не сказал, что они были датчане? Это же чудо из чудес.

— Ты прав, — подтвердила дочь, и обе женщины зацокали языками, чтобы выразить свой восторг.

— Я вам скажу, что спасло Гонор Костелло, — продолжал Бондарь. — Когда она упала на Клун-на-Морав, ее пальто вывернулось наизнанку.

— Папа, ты скажешь, где могила ткача? Миссис Хехир нужно знать.

Старик поглядел на вдову; его глаза внимательно обозрели ее лицо и фигуру, и выражение иронического восхищения оживило черты его лица. У него дрогнули ноздри, и он сказал:

— Вот вам и конец истории! Салли Маккейб, возлюбленная кузнеца, желает знать, куда ей сбагрить ткача! Великие битвы происходили в Лускауне из-за Салли Маккейб! Ткач думал, что у него сердце разорвется, а кузнец продал душу черту ради нескольких часов с Салли Маккейб.

— Папа, — вмешалась дочь, — оставь мертвых в покое.

— Ну да, пусть мертвые дураки покоятся с миром. Сон о Лускауне закончился. И теперь бледная женщина ищет могилу черного ткача. Что ж, удачи тебе!

С бондарем вновь случился спазм недоброго смеха. Единственная разница заключалась в том, что на сей раз он начался с дребезжания железа, потом потряс веревку, жилистые руки и завершился где-то в изножии. Бондарь со странным звуком облизал губы, словно на них не хватало мяса.

— Разве я знаю, где могила Мортимера Хехира? — спросил он в раздумье. — Разве я знаю, где моя веревка?

— Где могила? — повторила дочь свой вопрос. У нее было нескончаемое терпение.

— Ладно, скажу тебе, — сказал бондарь. — Она под вязом на Клун-на-Морав. Это точно. Еще не было ткача, который бы не нашел успокоение под вязом на Клун-на-Морав. Они все туда уходят, и это точно, как почки раскрываются на ветках вяза. Пусть Салли Маккейб похоронит там несчастного Морти; пусть прольет над ним пару слезинок в память о тех днях, когда ее сердце было готово разорваться ради него, и поверьте мне, никакой призрак не придет к ней. Ни один мертвец еще не возвращался, чтобы поглядеть на женщину!

Едва заметный вздох сорвался с губ вдовы. Платочком она вытерла капельки пота, выступившие по обе стороны носа. И старик сочувственно кивнул головой. Он думал, что давно покойная Салли Маккейб оплакивает ткача! А волнение вдовы было связано с тем, что наконец-то открылась тайна могилы, и ей стало легче на душе. Однако долгое общение со стариками приучило ее к осторожности. Неожиданно ей привиделось красивое загорелое лицо могильщика, который проводил ее до ступенек. Она вспомнила, как он что-то сказал о «точном месте могилы», и осмелилась задать вопрос:

— А где под вязом?

Старик выслушал вопрос, и напряженное выражение появилось на его лице.

— Где что? — переспросил он.

— Могила.

— Какая могила?

— Могила ткача.

Еще одна судорога скрутила старое тело, но на сей раз никакого веселья не было и в помине. Судорога крепко вцепилась в несчастный скелет и трясла его. Похоже было, будто сзади за шею старика вдруг схватила невидимая сильная рука и стала размахивать им. Костяшки пальцев стучали по веревке. Звуки были ужасные. У вдовы появилось жуткое предчувствие, что бондарь сейчас развалится на куски, как мешок с костями. Он обернул лицо к дочери. Крупные слезы потекли из голубых глаз, сначала придав им выражение детской капризности, а потом острой печали.

— Зачем ты говоришь со мной о могилах? — спросил он, и его сильный голос дрогнул. — Зачем ты мучаешь меня? Я ведь не умираю, нет? Нэн, я не умираю?

Дочь наклонилась над отцом, как над ребенком.