Роберт Райан - Земля мертвецов

• Название: Земля мертвецов
• Автор: Роберт Райан
• Жанр: Детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096049-1

1914 год. Доктор Джон Ватсон отправляется на фронт служить в медицинских войсках. Он думает, что расследование преступлений осталось в прошлом, и не знает, что главное испытание в его жизни еще впереди. В окопах Фландрии люди гибнут сотнями каждый день, но когда доктор Ватсон находит тело с очень странными ранами и с гримасой страха на лице, словно перед смертью погибший увидел нечто ужасное, он понимает, что на обычную смерть от пули или газа это не похоже. Когда же таких трупов начинает появляться все больше, Ватсону приходится применить навыки, приобретенные за годы помощи Шерлоку Холмсу. Посреди кровавой бойни, на полях сражений Первой мировой войны ему придется все делать самому, чтобы найти убийцу, который не остановится ни перед чем.

---

Дальше к северу ничья земля была разворочена непрерывными обстрелами в мерзкую жидкую грязь, но здесь, на более спокойном участке, еще виднелись следы довоенной сельской жизни. Неподалеку стояли фермы и амбары – правда, уже без черепичных крыш, без выдранных на дрова деревянных балок. Среди обглоданных крысами и обклеванных воронами солдатских скелетов попадались лошадиные трупы и туши скотины, пасшейся здесь в мирные времена.

За спиной Блоха начиналось свекольное поле – из-под земли прорастали стебли и пучки листьев, обеспечивавшие дополнительное укрытие, когда снайпер занимал позицию в растущем предутреннем свете. Кое-где он замечал ржавый лемех или валек, брошенные захваченными войной фермерами. Прежде здесь лежали плодородные поля: их возделывали еще отцы и деды местных крестьян. С трудом верилось, что те простодушные времена могут вернуться. Шрамы на земле Фландрии, конечно, останутся на поколения вперед.

Блоху, несмотря на долгие часы в неудобной позиции, нравилась работа снайпера. Недели тоски в окопах и траншеях, где весь мир ужимается до полоски неба над головой, были не по нему. «Шарфшутце» принадлежали к элите, свободно передвигались вдоль линии фронта, добавляя новых зарубок на прикладе винтовки – зачастую той самой, из которой стреляли на охоте в мирные дни. Для него, как и для фландрских крестьян, ремесло было семейной традицией: Jager – охотником – был и отец, и дед Блоха.

– На одиннадцать минут влево, –  услышал он шепот Шеффера, подавшего голос впервые за час.

Блох плавно повел винтовкой. За ржавыми витками проволоки провалились два метра британского бруствера – просыпались внутрь плохо завязанные мешки с песком. Блоху видны были руки, торопливо заделывающие брешь. Он представил, как солдаты, стоя на стрелковой приступке, горбятся по-обезьяньи, старясь укрыться от взглядов противника. Это давалось нелегко – британцы откапывали до слез мелкие окопы. Для снайпера – манна небесная.

– Офицер!

Блох уже видел сам – заметил длинный мундир и портупею «Сэм Браун», зажатую под мышкой трость и решил, что добыча стоит выстрела. Звук едва не оглушил его, но Блох знал, что тем, в траншеях, трудно распознать, откуда стреляли. Не было ни дымка, ни яркой дульной вспышки – он сам изобрел эти патроны для охоты на кабана. Смазанный затвор «маузера» загнал в ствол новый патрон.

Заново наводя прицел Герца, Блох слышал хриплые крики: звали – скорей, скорей! – санитаров с носилками. Над окопом высунулся, как пугливый кролик из норки, перископ – высматривали позицию снайпера. Какой-то идиот в стальной каске высунул и голову. Будь у него такое желание, на прикладе появилась бы вторая за день зарубка. Но Блох не стал стрелять. Теперь надо было затаиться, лежать так же тихо, как прежде, до выстрела, лишившего врага головы. Скоро покажется самолет-разведчик, попытается их отыскать. Или в сумерках из окопов выйдет группа с приказом выкурить их из укрытия – томми теперь завели противоснайперскую группу, особую часть, выслеживавшую и убивавшую таких, как он.

Над головой завыло-засвистело, затем грохнул разрыв 77-миллиметрового снаряда. В нескольких сотнях метров впереди, между линиями британских окопов, встал столб выброшенной взрывом земли. Начинался дневной обстрел – как всегда на одном из участков фронта, ровно в час дня. Генерала фон Клака британцы за пунктуальность прозвали «генералом Тик-таком».

Второй снаряд выблевал в небо еще один фонтан земли – на миг он застыл гигантским дубом из почвы и обрывков плоти, потом обрушился в дыму и пыли. Следующие распускались чернильно-черными цветами. Шрапнель. Потом вступили короткие резкие удары минометов, к ним присоединился пронзительный свист гаубичных снарядов. Земля содрогалась все заметнее по мере того, как в дело вступали тяжелые батареи.

Часть снарядов падала на ничейной полосе, обдавая снайперов мелкой пылью. Над окопами протянулся густой рукотворный туман, видимость снизилась. Земля под стрелками осыпалась, словно под ними шевелился, пробуждаясь, огромный зверь. Внутренности вибрировали, стук зубов отдавался в черепах. Скоро грохот поглотит их, подтачивая рассудок.

Блох перекатился на бок.

– Давай к дому, Шеффер. Никто там головы не поднимет, пока такое творится.

Он громко кричал, но Шефферу все равно приходилось угадывать слова по губам. В этом деле они наловчились.

Молодого наводчика не пришлось уговаривать. Минуту спустя оба, пригибаясь, неслись через свекольное поле. Один офицер, маловато на день. Ничего, подумал Блох за миг до того, как грохот и крики вымели из головы все мысли, –  и завтра будет день.

6

Из предварительного инструктажа в Миллбанке Ватсон знал, что медицинская служба британской королевской армии, учась на опыте и кровавых ошибках, создала беспощадно эффективную систему обработки сотен тысяч раненых, поступавших с каждого места боевых действий. Прежде всего, раненый с передовой, на носилках или своим ходом, поступал на пункт первой помощи своей части. На этих форпостах трудились фельдшер и три-четыре санитара. Легкие ранения обрабатывались на месте.

С более тяжелыми повреждениями несли на носилках, отправляли пешком или везли к перевязочным, расположенным обычно в подвале или крестьянском доме. Там одних латали и посылали обратно в часть, другим позволяли переночевать, кормили и поили. С серьезными ранениями отправляли дальше повозками или машинами – на главный перевязочный пункт, где можно было провести срочные операции.

Наконец, самых тяжелых санитарные автомобили доставляли к палаткам и баракам эвакогоспиталей, где врачи и сестры подготавливали их к эвакуации – поездами или баржами – в основные госпитали. Там уже лечили по всем правилам, и оттуда самых удачливых отправляли домой.

На бумаге эта система выглядела вполне отработанной. То, что видел Ватсон у приемной палатки, не производило впечатления отточенной эффективности.

Побитые грузовики один за другим выныривали из неестественного полупрозрачного тумана, затянувшего местность. Они задерживались ровно настолько, чтобы санитары подхватили носилки или помогли выйти ходячим раненым, затем разворачивались и вливались в обратный поток. Разгрузочная площадка быстро наполнилась рядами носилок, уже выдававшимися за ее пределы. Люди на них большей частью были наспех перевязаны на передовых постах, некоторым на конечности наложили шины Томаса.

Группы ходячих, перемазанных кровью, желтой глиной и черной землей, рассаживались в сторонке, разложив рядом винтовки и ранцы, которые сумели сохранить при себе. Ватсон всегда дивился, сколько груза должен таскать современный томми – девяносто фунтов, спину сломаешь. Промокшие плащ-палатки в такую погоду добавляли еще шестьдесят. Еще тяжелее были пулеметы Льюиса и боеприпасы к ним.

Все, кто был в состоянии, курили, и дымки дешевых «Вудбайнов» и «Голд флейков» смешивались с бензиновым чадом, повисшим над площадкой. Кое-кто, наклонившись, вкладывал папиросу в губы лежащего товарища, давал ему затянуться, и раненый благодарно поднимал большой палец. Жутким казалось молчание: никто не разговаривал, не кричал. Как будто все здесь лишились дара речи и даже голоса и только и могли, что дымить папиросами, словно от них зависела хрупкая жизнь. Рассматривая людей, Ватсон встречался со взглядами солдат из-под опущенных от усталости или контузии век. Санитары переходили от одного к другому, собирая винтовки и гранаты Миллса, чтобы перенести их на оружейный склад. Кое-кто спорил, не желая расставаться с «удачливой» винтовкой или штыком-талисманом. Санитары объясняли, что спать с ними в госпитальной палатке никак нельзя. Кое-кто прилеплял к оружию ярлык, надеясь потом вернуть свое имущество.

А санитарные машины все подъезжали, скрежеща передачей, качаясь и буксуя в грязных колеях. Среди них попадались новые «воксхоллы» и «хамберы» – зачастую с названием организации или частного лица, финансировавшего поставку, –  но бо€льшая часть была из первого поколения санитарной техники: шасси грузовика с переделанным кузовом. Попадались и конные телеги, нагруженные вместо сена, турнепса или картошки носилками.

«И это спокойный участок фронта, –  думал Ватсон. –  Что же тогда…»

– Майор Ватсон!

Младшая сестра Дженнингс махала ему из-под откинутого борта сортировочной палатки, где носилки устанавливали на разборные столы и оценивали тяжесть ранения, прежде чем отправить раненого в соответствующее отделение, а иногда и в мертвецкую.

– Да, чем могу помочь? – поспешил к ней Ватсон.

– Вот, там…

Он шагнул в палатку: в миазмы застарелого пота, едких химикалий и свежей крови. Звучали отрывистые приказы – распоряжался мужчина в белом халате, под которым, кажется, просматривался костюм для гольфа. Ватсону почудился американский или канадский акцент.