Людмила Уварова - Лики времени

• Название: Лики времени
• Автор: Людмила Уварова
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-270-00557-3

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.

---

Однажды она снова попала в ЦДЛ. Грише где-то удалось достать два билета на заграничный фильм, они ходили с ним по залам и фойе, заглянули в тот самый дубовый зал, в котором побывала вместе со Всеволожским, поискала глазами вокруг — вдруг где-то за столиком он, пусть даже не один, а с той, которая с енотовым воротником…

Но его не было. Ольга и сама не знала, хорошо это или плохо, кажется, встретила бы его и не сумела бы произнести ни слова.

— Ты человек, лишенный комплексов, — уверял Гриша.

Очевидно, так оно и было на самом деле. Но вот встреть она сейчас Всеволожского, наверняка смутилась бы не на шутку. А почему? Прежде всего потому, что интервью с ним, само собой, так и не появилось в «Вечерке».

После просмотра фильма Гриша не переставал вслух восхищаться им, перечисляя фамилии актеров, из-за громкого голоса на него на улице оборачивались, Ольга молчала, глядя себе под ноги. Наконец Гриша обратил на нее внимание.

— Ты что это такая сердитая? Что с тобой?

— Ничего. Во-первых, ты чересчур зычно говоришь, во-вторых, хочу есть.

— Сейчас придем домой, я тебе яичницу приготовлю, твою любимую, с помидорами. Я в детстве тоже очень любил яичницу с помидорами…

«Ты в детстве, — мысленно сказала Ольга. — Воображаю, какой ты был жирный и смешной, тебя наверняка в школе дразнили жиртрестом, не иначе».

— А хочешь, можно сварить пельмени, — невинно продолжал Гриша. — Я как раз днем купил две пачки.

«Пельмени, — вздохнула Ольга. — Яичница даже с помидорами и пельмени, вот что предназначается мне, а настоящие люди остаются там, под огромной люстрой в красивом нарядном зале, едят котлеты по-киевски, салаты с нерусскими названиями, пьют вино из тонких бокалов, беседуют друг с другом о самых различных и всегда интересных вещах…»

Ей представилась их комната, куда они войдут примерно минут через сорок, поблекшие обои на стенах, тахта, покрытая клетчатым полушерстяным пледом, теперь во многих домах простой матрац на ножках стал именоваться тахтой, крохотный туалетный столик, Гришин письменный стол с настольной лампой под зеленым, казенного вида колпаком. Все это безнадежно убогое убранство на неполных восемнадцати метрах изрядно опостылевшей жилплощади.

И вдруг стало до того жаль себя, что она тихо заплакала.

Шла рядом с Гришей по темной, почти не освещенной фонарями улице, слезы катились по ее щекам, она не вытирала их, уткнувшись носом в воротник пальто, мгновенно ставший мокрым. А Гриша не замечал ничего, оживленно разглагольствовал о том, что Трентиньян самый лучший артист не только французского, но и мирового кино и ему очень подходит Анук Эме, просто как никто другой…

В ту ночь она долго не могла уснуть, мысленно перебирая вольные и невольные свои ошибки, задавая кому-то неведомому, невидимому извечный вопрос, звучавший, должно быть, миллионы раз, чуть ли не с первых дней образования вселенной: «За что? Почему я такая невезучая? Почему мне не везет?»

А под утро, после бессонной ночи, машинально прислушиваясь к нежному, какому-то удивительно деликатному всхрапыванию Гриши, он умел похрапывать словно бы играючи, она решила: «Сегодня же позвоню ему. А что скажу? Что-нибудь придумаю».

И в самом деле, придумала. Позвонила в обеденный перерыв. Когда все ринулись в буфет, в столовую и комната опустела, можно было беспрепятственно поговорить по телефону.

— Это из «Вечерней Москвы» Ольга, — произнесла деловито. Он узнал ее сразу.

— Привет, как поживаете?

Тон голоса вроде бы не злой и в то же время отчужденный.

Наверное, он из тех людей, которых каждый раз следует завоевывать. Особенно часты подобные типы среди мужчин. Ей встречались такие, кажется, хоть на хлеб его мажь, ласковый, предупредительный, а прошло какое-то время, и будто бы подменили — чужой, да и только!

У Ольги был совсем небольшой опыт в любовных делах, своему Грише она, можно сказать, почти не изменяла. Разве лишь как-то на юге вдруг почудилось: это то, что нужно, вот он, предмет мечтаний, подарок, а не мужчина. После оказалось, никакой не подарок, обыкновенный, рядовой трус, который к концу срока стал нескрываемо рваться домой, в лоно семьи. И тогда она поняла, это все так, пустяки, ерунда на постном масле, просто ненадолго опьянела от яркого солнца, от шума моря, стрекота цикад, горячего, ласкового песка…

Но тем горше было отрезвление, пришедшее на смену. Она даже ощутила некоторое раскаяние, когда на вокзале увидела Гришу, его доброе, обсыпанное веснушками лицо, озаренное радостной улыбкой, потому что наконец-то после долгого отсутствия узрел ее, наверное, сейчас признается, как истосковался по ней!

Так и было, он не уставал повторять, что считал дни, сколько оставалось до ее приезда…

— Я тоже считала, — слукавила Ольга. — Честное слово, тоже скучала по тебе… — И на некоторое время сама поверила тому, что сказала.

— Ну-тес, — произнес Всеволожский. — Слушаю вас. Как там наше интервью?

Напрасно он уверял, что не тщеславен, что всякого рода публикации его не интересуют. Ольга, умная от природы, поняла сразу, ему это вовсе не безразлично.

Она старалась придать своему голосу как можно больше сахара и меда:

— Тут такое дело, все было хорошо, но пришел новый зав. отделом, говорит, о вас следует писать сильнее, как бы точнее выразиться, больше обрисовать вашу недюжинную натуру, ваш талант, бесценные ваши заслуги на ниве отечественного литературоведения…

— Понятно, — сказал Всеволожский. — Что же будет с нами дальше, милая девушка?

Голос его потеплел.

— Надо будет кое-что добавить, подробнее обрисовать вашу общественную деятельность, показать вас всесторонне, высветить все грани вашей неповторимой личности…

Ольга вспомнила слова Нины, той самой, которая утверждала, что досконально изучила психологию мужчин, их мироощущение, их психологический статут: «Чем грубее лесть, тем она доходчивей, потому никогда не бойся перехвалить, они все одно все слопают, так и знай!» И уж на этот раз Всеволожский оценит по достоинству все то, что она высказала ему. И не ошиблась. Он понял то, что она хотела, чтобы он понял. И, когда он спросил: «Может быть, повторим давешний рейс, прошвырнемся куда-нибудь, хотя бы в тот же ЦДЛ?» Она ответила, не задумываясь, внутренне ликуя:

— Конечно, повторим!

Нет, он не хотел на ней жениться. Он вообще ни с кем не хотел связывать свою жизнь, с ужасом представляя себе, как некая женщина, пусть самая прекрасная в мире, будет ежечасно, ежеминутно рядом с ним везде и повсюду!

Белыми, холеными пальцами с тщательно отполированными ногтями он стыдливо прикрывал лицо, повторяя одно и то же:

— Нет, нет! Вы с ума сошли, клянусь всем святым! Да я же вам чуть ли не в отцы гожусь!

«Почему чуть ли? — мысленно возразила Ольга. — Самый настоящий папа, папулечка, папусик мой дорогой!» Но вслух она сказала:

— Я не могу без вас! Делайте со мной что хотите, не могу! Понимаете меня?

Они оставались на «вы», это была его особенность: с близкими женщинами всегда быть на «вы». Она бы охотно перешла на «ты», но спорить не стала. Пусть будет так, как он желает, маленькая ее уступка — залог крупных уступок в будущем с его стороны…

В конце концов она не выдержала, пригрозила:

— Я брошусь под поезд или под трамвай, мне все равно! Вот увидите, брошусь!

— Что? — переспросил он. — Что вы сказали? Повторите. Или я ослышался?

— Вы не ослышались, — сказала она. Снова повторила все то, что сказала. Глаза ее сузились, потемнели, скулы обострились, что-то не виданное раньше, что-то волчье вдруг обозначилось на ее лице. Он молча, ошеломленно вглядывался в нее, словно впервые увидел выступавший вперед подбородок, тяжелую челюсть — знак несгибаемой, сильной натуры, не умеющей сдаваться, всегда готовой дать отпор, нанести ответный удар. Пробормотал изумленно:

— Так вот вы какая…

На миг Ольга дрогнула. Как бы не перегнуть палку, с этими пожилыми молодящимися холостяками, избалованными беспечальной жизнью, следует соблюдать осторожность, иначе вдруг, неровен час, сломаются…

И она заговорила быстро, задыхаясь от волнения:

— Милый, поймите меня, я же всегда говорю то, что думаю, я не могу без вас, никак не могу…

Он, все еще ошеломленный, недоумевающий, молчал, опустив голову.

А она продолжала:

— Милый, подумайте сами, ведь я для вас на все готова, я буду ваша радость, ваша всегдашняя надежда, ваш оплот и опора…

«Артистка, — некогда говорил Гриша. — Никакая Ермолова тебе в подметки не годится…»

Он был прав, Ольге была присуща незаурядная артистичность, умение трансформироваться, становясь то лихой бой-бабой, то тишайшей паинькой-девочкой, то умудренной жизнью, снисходительной к чужим слабостям женщиной, то рубахой-парнем с широкой, открытой душой, то замкнутой, никому не доверяющей недотрогой…