Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

• Название: Реплика в зал. Записки действующего лица.
• Автор: Даль Орлов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

- Возьми на "Мосфильме" материал и весь отсмотри, скажешь свое мнение, - велел мне Ермаш.

Я закрылся в просмотровом зале на четвертом этаже и все отсмотрел, часть за частью, со всеми дублями. Изображение было медленное, загадочное, зеленовато-синеватое, как сквозь бутылочное стекло. И выглядело оно таким от начала и до конца. Вполне можно было предположить, что здесь - соответствующее режиссерское задание, которое последовательно, титаническими усилиями, изощренно выполнил оператор.

Когда я зашел к Ермашу поделиться впечатлениями, они никого уже не интересовали. Накатили новые повороты сюжета.

Тарковский заявил, что продолжит "Сталкера" только в том случае, если будут выполнены его условия: если студия безвозмездно спишет с группы убытки, которые образовались к тому моменту, это - раз. Два: если ему разрешат делать нового "Сталкера" не в одной, как было, а в двух сериях. И чтобы вторую серию полностью оплатили.

Тут нужен короткий комментарий. Незадолго до описываемых событий Госкино распространило по студиям строжайшее указание - до минимума сократить производство двухсерийных лент. В сетках кинотеатров они занимали двойное место, и прокат сильно терял в доходах.

В таком контексте и безвозмездное списание понесенных расходов, и требование двухсерийности было вызовом, оно выглядело желанием поставить перед руководством такие условия, за которыми бы неизбежно последовал отказ. А значит, остановка работы.

Но Ермаш не хотел закрывать "Сталкера"! Требования Тарковского были удовлетворены полностью: убытки списаны, две серии для нового варианта фильма разрешены и снова было выделено необходимое количество дорогой и дефицитной кодаковской пленки.

Глядя из сегодняшнего дня на те перипетии, поневоле спросишь: а найдется ли в мире хотя бы один продюсер, способный на подобную щедрость?..

Тогда нашелся - советское государство в лице Ермаша, Павленка, Сизова. Специально называю фамилии, упоминаю государство, потому что прямолинейные и однобокие характеристики этих людей, осуждения системы, которую они олицетворяли, размножены в бездне статей, исследований, мемуаров, во всем том, что писалось по горячим следам, под свежими впечатлениями от обвала эпохи. Приходит, думается, время более уравновешенных и справедливых оценок. Нет, не одни только тупицы и держиморды правили бал в отечественном, советском кинематографе. Будь иначе, не стал бы он при всех своих обусловленных историей недостатках великим явлением мировой культуры.

В конце концов, и сам Тарковский не отрицал своего отечественного первородства. На Лондонской премьере "Сталкера" в июле 1981-го года он, рассказав корреспондентам о финансовых мытарствах и бюрократических препонах, тормозивших съемки "Ностальгии" в Италии, высказался так: "Этот случай лишь подтвердил мою убежденность в том, что только в Советском Союзе я могу снимать такие фильмы, какие хочу... В Москве, когда я приступаю к съемкам картины, мне выделяется столько средств, сколько необходимо".

Ну, а непонимание его стилистической манеры, отдельных метафорических ребусов показывали иной раз не только редактора и руководящие администраторы, но и коллеги по режиссерскому цеху, самые авторитетные среди них художники.

В сентябре 1977 года опять же на "Мосфильме" прошло заседание художественного совета. В нем участвовали все ведущие мастера крупнейшей студии страны. Зачем их собрали? Во-первых, чтобы показать забракованный Тарковским материал и решить, можно ли что-то из него использовать в дальнейшем, а, во-вторых, обменяться мнениями о новом, теперь уже двухсерийном, сценарии "Сталкера". Из "начальства" присутствовали только главный редактор "Мосфильма", один из умнейших людей на студии Леонид Нехорошев, он и вел, да я - главный редактор Госкино.

Беглые записи, сделанные тогда, сохранились в моем старом блокноте.

Уверенно "отбивался" от нападок главный инженер Коноплев: Рерберг, рассказывал он, получив пленку для фильма, проверил ее и не отверг. Мало того. Фирма "Кодак", никому не доверяя, сама проверяет состояние свой продукции, выдает соответствующий сертификат. Вот он, на руках...Все было в порядке. На той же машине, что и "Сталкера" проявляли "Сибириаду" и "Юлию Вревскую" - никаких нареканий не было. Дважды пленку проверяло операторское бюро студии и пришло к выводу, что технических причин для брака нет. Мне кажется, сказал главный инженер студии в заключение речи, что сами съемки велись в неправильной свето-тональной гамме, слишком много "режима", но это, извините, решение, которое избрал режиссер...

Постепенно проблему "вины" за пленочный брак режиссеры вообще отодвинули в сторону: только Тарковскому решать, можно ли из отснятого материала что-то использовать в дальнейшем.. Стали говорить о сценарии. Многим он понравился, хотя оговаривались, что ряд моментов в нем можно трактовать по-разному. Заспорили о Зоне - что это? Может быть концлагерь? Откуда она взялась? Как ее понимать? Райзман, например, говорил: "Герои чего-то боятся, а чего - мы не видим. Но нельзя же это тянуть до бесконечности, должно же что-то происходить..." Ему вторил Александр Зархи: "Две серии - больше денег, понятно. Но как смотреть две серии, когда это даже читать тяжело! Очень затянуто. Как зритель я не могу понять причину волнения героев. Вспоминается фраза Толстого: "Он пугает, а мне не страшно". "Все полно вялости", - заметил Л.Арнштам. "Что касается показанного материала, то мне кажется, что снято однообразно, вызывает чувство скуки, - говорил Владимир Наумов. - Сценарий к повести Стругацких не имеет никакого отношения...Словообилие и словоотделение - это плохо. Даже диалогов нет, персонажи обмениваются монологами. Конечно, такое возможно, но не только же это... По мне, так здесь не хватает глубины, есть момент вычурности... Многое слишком дидактично и назидательно..."

А вот М.Хуциеву сценарий показался интересным: "Он нравится мне строгостью, ограниченностью выразительных средств". Сценарий подержали И. Таланкин, оговорившийся, правда, что "сценарная запись абсолютно зашифрована", Е.Дзиган, Г.Рошаль, В.Строева.

Таков был вкратце калейдоскоп суждений. По нему видно, что о сценарии и вообще, о проекте в целом судили-рядили не только в начальственных кабинетах, как принято считать, но и на студии, в кругу коллег. Расширенный художественный совет пришел тогда к выводу, что Тарковский должен продолжить работу над фильмом.

Тарковский сидел напротив меня, по другую сторону широкого стола. Когда собрание заканчивалось, он вдруг подтолкнул ко мне по полированной столешнице сценарий: изучайте, мол, двухсерийная работа уже проделана. Студийное руководство он, таким образом, демонстративно игнорировал, минуя его, отправив одним толчком сценарий сразу в Госкино. Одновременно показывал, что ничего из сказанного здесь в течение последних нескольких часов он учитывать не собирается.

Мне потом пришлось официально вернуть сценарий на студию, чтобы его там все-таки рассмотрели.

Сценарий оказался очень небольшим по объему - страниц 45. Мало-мальски событийная канва как отсутствовала с самого начала, так и здесь не появилась. Сталкер, Профессор, Писатель шли и шли по Зоне, направляясь к неведомой комнате, и обменивались монологами. Череда монологов, собственно, и была сценарием. Поэтому он оказался как бы укороченным. На самом деле, если все слова произнести вслух, то по времени они рисковали не уместиться и в две серии.

Но дело не в этом. Рака уже так далеко загнали за камень, если иметь в виду ситуацию в целом, что было ясно: Тарковский это все равно снимать будет. Но я не мог понять главного: зачем он хочет это снимать? В чем тут "мулька", так сказать? Почему он так колотится, сначала ради одной серии, потом даже двух? Что ему дорого в этом, на первый взгляд, нагромождении философических банальностей?

Ну да, своим внутренним взором режиссер уже видел трех чудо-актеров - Анатолия Солоницына, Александра Кайдановского, Николая Гринько, бредущих по грязи и болоту, вокруг сторожевые вышки, мрачная электричка едет, что-то вздыхает, скрипит, ухает, все мрачное, густо зелено-сине-коричневое, неторопливое, как неизбежность.

Но я-то пока видел только буквы на бумаге, читал текст, он - сам по себе, не преображен изобразительной значительностью и кинематографической ворожбой, которые могут отвлечь от понимания смысловой сути. А ухватить суть -не получалось. Ясно видел, что текст или балансирует на грани общих мест, или сплетается в такие словесные кренделя, что смысл убегает... Но в любом случае остается неясным, что здесь могло так взволновать режиссера? Моим жалким умом всего этого объять не получалось. А хотелось. Да и положение обязывало.

Вот, например, Писатель изъясняется: "Откуда мне знать, как назвать то... чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу?" Ребус. Зрители в кинозале вынуждены будут разгадывать его со слуха...