Газета Завтра - Газета Завтра 51 (1203 2016)

• Название: Газета Завтра 51 (1203 2016)
• Автор: Газета Завтра
• Жанр: Публицистика

---

Во-первых, они стали намного более жестокими — "войнами на уничтожение". Классовый и религиозный накал войн "длинного XVI века" не идёт ни в какое сравнение со средневековыми при всех их жестокостях и эксцессах. Старые правила и старая мораль ушли, а новые не пришли. Моральный вакуум — специфика волкодавьих веков со всеми последствиями.

"Траву ел жук, жука клевала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы и страхом перекошенные лица лесных существ смотрели из травы". Эти строки Н. Заболоцкого как нельзя лучше характеризуют психологическую атмосферу третьего западного европейского Темновековья.

Во-вторых, после военной революции XVI века началась профессионализация армий, что резко увеличило уровень и потенциал государственно-организованного насилия, прежде всего по отношению к низам. "Нормализация" ("рутинизация") насилия происходит после окончания "длинного XVI века" — с началом войн капиталов: англо-голландских, англо-французских. В это же время в Англии (с 1707 г. — Великобритании) начинает всерьёз меняться соотношение сил между государством/монархией и капиталом. Более того, капитал начинает создавать монархии как бы от самого себя. Так, задача тесной координации действий и капиталов двух Ост-Индских компаний — английской и голландской — имела своим следствием свержение династии Стюартов (они восходят к Меровингам) и "организацию" новой династии — Оранской; за ней последовали династии мелких, а потому зависимых от Сити немецких князьков. По английскому пути, по сути, (независимо от историчности корней династий) пошли Норвегия, Швеция, Нидерланды, иными словами — протестантская Европа. По сравнению с настоящими великими династиями — Меровингов, Рюриковичей, Гогенштауфенов, Чингизидов — протестантские монархии смотрятся как беспородный новодел. Именно этот комплекс лежит в основе отношения "протестантских" династий к настоящей королевской/царской крови — Sang Royale. Если в одном случае перед нами история и кровь, то во втором это деньги и максимально иудаизированная версия христианства — протестантизм.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Как и где выращивали этих гомункулов?

Андрей ФУРСОВ. Их не "выращивали", а сажали на престол. Те же Виндзоры или ганноверская династия автоматически становились зависимыми от Сити. Кстати, до сих пор жив "обряд дома Сити". Английский монарх, например, нынешняя королева, как частное лицо может вполне прийти в Сити. В качестве же королевы она может быть введена туда только мэром Сити. Этот обряд указывает место капиталистической монархии, которая, помимо прочего, становится политическим партнёром бизнеса. Кровь здесь превращается в капитал, как, например, земельная собственность. А вот, например, кровь Рюриковичей или Чингизидов — это не капитал, это субстанция намного более высокого качества.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Получается, что сами по себе войны эволюционировали. Прошли путь от династических конфликтов до глобальных мировых столкновений…

Андрей ФУРСОВ. С точки зрения средневекового человека то насилие, что имело место в начале XVI века, было предельным ужасом; дальше, казалось, начинался уже ад. Скажем, Босх не дожил до крестьянской войны в Германии, а Лютер дожил. Сначала он призывал вешать, топить и убивать восставших крестьян, а потом, когда увидел, как это делается, пришёл в ужас. Крестьянская война в Германии — это первое серьёзное социальное волнение "длинного XVI века", она была значительно более жестокой и крутой, чем Жакерия, восстания Уота Тайлера, чомпи или "белых колпаков". Это было нечто новое, далёкая прелюдия Французской революции 1789–1799 годов. Конечно, степень политической зрелости лидеров несопоставима, но некоторое сравнение вполне допустимо. В том числе и по линии любования своей жестокостью и смертью противника.

Интересная деталь: для европейцев очень характерна эстетизация смерти. Уже практически в наше время в немецких лагерях расстрелы или повешенья проводились под музыку Вагнера. Эта культурно-психологическая традиция отчасти ведёт своё начало от "danсe macabre" — "танца смерти" в эпоху чумы. Так люди адаптировались к страшной реальности, смирялись с ней, соединяли с ней жизни. Если в XI-XIII вв. в светлую пору Средневековья юноши назначали свидания девушкам около мельниц, то во времена "чёрной смерти" и после неё свидания нередко происходили на кладбищах. Но дело, разумеется, не только в "чёрной смерти". Задолго до неё на въезде в средневековые города красовались виселицы — в русских городах такого не было. Запад — имманентно жестокая цивилизация. И это неудивительно: он — наследник жестоковыйной Римской империи и зачат в крови Великого переселения германцев. Романо-германский синтез — это не только инновативный феодализм, но и мир злых сеньоров и жадных монахов; сравните холодно-колючий взгляд поджарого католического священника с сонно-благодушным (порой только внешне) взглядом православного батюшки с брюшком. Эстетика смерти Запада — лишь отражение его истории и социального генотипа. Отсюда различные концепции и образы Зла в русской и западной традициях. На Западе зло носит абсолютный характер. На Руси — относительный: с Бабой-Ягой и даже Кощеем возможно вступать в человеческие отношения. Иными словами, жестокость здесь не имманентна, она носит ситуационный характер. В этом отличие Иоанна Грозного от Генриха VIII.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Вся эстетика и философия Запада пронизана образами и символами смерти. Европа   — воистину "страна заката"…

Андрей ФУРСОВ. Да, и одной из причин тому — историческая жестокость и социальный шок от эпохи чумы. Эпидемия чумы лишь краем зацепила Русь. В Западной Европе чума выкосила 20 миллионов из 60-ти, это треть населения. Причём со временем болеть меньше стали не потому, что гигиена улучшилась. Наоборот, гигиенические показатели в раннем Новом времени иногда были похуже, чем в Средневековье. Просто выработался иммунитет, люди адаптировались к данному возбудителю.

Сегодня я смотрю на современную западную Европу, и меня не оставляет мысль о том, что эта цивилизация объята метафизической, этнокультурной, религиозной, расовой волей к смерти! Такое впечатление, что люди не хотят быть. Они не хотят остаться в истории европейцами, не хотят и не могут даже сохранить свою половую идентичность! И опять вспоминается Заболоцкий: "Всё смешалось в общем танце, / И летят во все концы / Гамадрилы и британцы, / Ведьмы, блохи, мертвецы. / Кандидат былых столетий, / Полководец новых лет, / Разум мой! Уродцы эти — / Только вымысел и бред. / Только вымысел, мечтанье, / Сонной мысли колыханье…". Только это не бред, а нынешняя западно-европейская реальность.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Босх в своих картинах отобразил и современную техногенную цивилизацию, прозрел технологический миропорядок… В этом тоже явлено потрясающее предвидение мастера.

Андрей ФУРСОВ. Технологичность Босха — отдельная, очень интересная тема. Но когда мы говорим о технологичности, мы не должны забывать, что феодализм породил очень технологичное общество со множеством технических достижений.

Собственно, вся история феодализма — это череда революций. Сначала была сельскохозяйственная революция VII–VIII веков, когда изобрели тяжёлый плуг. Затем сеньориальная революция — генезис феодализма. Потом коммунальная революция, давшая свободу городам. И, наконец, последняя революция эпохи феодализма — это первая промышленная революция XI–XIII веков, когда, например, орден цистерцианцев усеял всю Европу мельницами. Ведь что такое мельница? — это энергетический потенциал. Всего за 200 лет в одном департаменте Об во Франции количество мельниц увеличилось с 14 до 200, что же говорить о всей Европе? Вся Европа была усыпана мельницами, и это позволило резко увеличить получаемый продукт и создать задел для будущего рывка.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Таким образом, битва Дон Кихота с ветряными мельницами   — это своеобразный финал огромного периода…

Андрей ФУРСОВ. Отчасти. "Длинный XVI век" — это конец очень многих вещей. Флагманы эпохи уходили тоже. Ударной силой перехода к новой системе стал Мартин Лютер, человек малокультурный, попросту говоря — грубый, неотёсанный "тёмный мужик", как о нём отзывался Эразм Роттердамский. Эразм — утончённый интеллектуал — посмеивался над Мартином Лютером и такими, как он. Но, как говорится, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Будущее было не за Эразмом, а за Лютером, который — внешне — пятился в прошлое. Однако, отступая назад, в прошлое, Мартин Лютер делал рывок в будущее. По своей сути он был фундаменталистом, революционером, взрывающим традицию. Он опирался на Священное Писание и противопоставлял его традициям и Папе. Парадоксально, но для принятия воззрений Мартина Лютера необходимо было отказаться от очень многих интеллектуальных достижений Средневековья. Трудно представить, чтобы Эразму Роттердамскому привиделся чёрт, и он запустил бы в него чернильницей. Однако именно в этой средневековой подверженности глюкам, в отступлении от достижений позднего Средневековья содержался потенциал для рывка. Почти по Конфуцию: "Тот, кто отпрыгнул дальше всех, сможет прыгнуть ещё раз".