Джеймс Смит - Старина четвероног

• Название: Старина четвероног
• Автор: Джеймс Смит
• Издательство: Государственное издательство географической литературы (Географгиз)
• Жанр: Зоология
• Год: 1962

Книга написана крупным ученым-ихтиологом. В ней рассказывается об одном из величайших биологических открытий нашего века — поимке живой кистеперой рыбы. Долгие годы ученые считали, что рыбы этой группы вымерли свыше 50 миллионов лет назад. Увлекательной живо повествует автор о своих тяжелых, но радостных поисках, предшествовавших этому открытию.

Книга печатается с небольшими сокращениями.

J. L. В. Smith Old Fourlegs London, 1958

Перевод с английского Л. Л. ЖДАНОВА

Послесловие профессора Т. С. РАССА

---

Стэттерд 2 июля ответил, что его радует моя готовность взять на себя расходы за холодильную установку, а так как ее предложили ему с 25-процентной скидкой, то я смогу потом продать ее даже с выгодой.

Но поскольку к 8 июля (когда пришло письмо от 2 июля) вопрос о маршруте не был решен (я надеялся на телеграмму от Стэттерда), я снова обратился к друзьям и посвятил их в неожиданно возникшие осложнения. Ведь когда я впервые с ними говорил, я думал, что яхта придет в Кейптаун — так писал тогда сам Стэттерд. Взвесив все обстоятельства, они пришли к выводу, что вынуждены взять назад свое предложение. Я послал Стэттерду телеграмму.

«Поручители готовы покрыть расходы холодильную установку только случае прихода сюда и своевременного осуществления всех операций тчк Изменении маршрута сотрудничество невозможно».

А три дня спустя я получил письмо от компании «Джерси Илектрикл», датированное 6 июля 1953 года. Последний абзац письма гласил:

«Мы были бы благодарны за быстрейший перевод денег, и, чтобы предотвратить какие-либо задержки, полагая, что деньги поступят своевременно, мы просили компанию «Фрайгидэр» немедленно отгрузить снаряжение, так как мистер Стэттерд сообщил нам о своем намерении выйти из Джерси в конце июля».

11 июля. По-прежнему от Стэттерда никаких телеграмм, а тут еще письмо, влекущее за собой новые недоразумения. Выходит, 6 июля (дата на письме компании) Стэттерд знал, что не может выйти ранее 15-го; следовательно, он все же избрал средиземноморский маршрут, если только вообще собирается прибыть. Нильсен хотел быть у Стэттерда 10 июля, но он вряд ли сможет ждать до «конца июля».

Только 16 июля пришло новое письмо Стэттерда (от 9 июля). Он сообщал, в частности, что на следующий день ждет Нильсена и введет его в курс дела. Далее он писал, что во избежание полного краха советует мне отправить снаряжение в Мозамбик, куда он и придет своевременно.

В тот же день я ему телеграфировал:

«Письмо девятого получено письменно подтвердите прекращение сотрудничества

Смит».

23 июля 1953 года от Стэттерда пришло письмо, датированное 18 июля. Он ставил меня в известность, что ведет переговоры с французским и датским посольствами об участии в международной экспедиции, а также о том, что написал обо всем этом председателю Совета научных и промышленных исследований и Секретарю по иностранным делам.

Двумя днями раньше я получил письмо от Нильсена, где говорилось:

«10 июля прибыл на Джерси, ожидая, что в один из ближайших дней выйду на «Ля Контенте». Однако мистер Стэттерд объявил мне, что отплытие состоится не раньше конца июля, к тому же яхта пойдет не через Кейптаун, а через Суэц. Я был несколько озадачен таким изменением графика и маршрута— во-первых, из-за дождливого сезона, который начинается на Мадагаскаре в ноябре, во-вторых, потому, что рассчитывал встретиться с Вами в Грейамстауне.

Поэтому я изменил свои планы и заказал место до Порт-Элизабета на «Эдинбург Касл». Отплываю из Саутгемптона сегодня и полагаю прибыть в Порт- Элизабет 1 августа.

Таким образом, я выигрываю целый месяц для работы на Мадагаскаре и к тому же получаю возможность встретить Вас в Грейамстауне в первых числах августа».

Нильсен, как и писал, прибыл в Порт-Элизабет 1 августа 1953 года. Он рассказал мне, что 10 июля, приплыв на Джерси, сразу пошел на «Ля Контенту» и встретил несколько мужчин и женщин, которых ему представили как команду. После этого вместе со Стэттердом он сходил в. родильный дом и познакомился с супругой Стэттерда; она за несколько дней до того родила. Ему объяснили, что отплытие задерживается и маршрут будет изменен, однако никто не упомянул о возможном разрыве отношений между мной и Стэттердом. Поразмыслив, Нильсен решил немедленно продолжать путь. И лишь на корабле, получив от меня телеграмму, он понял, что у нас со Стэттердом что-то не получилось.

Итак, после нескольких месяцев упорных приготовлений я в конце июля снова оказался у разбитого корыта. Снова надо срочно решать и быстро действовать. Множество снаряжения, продовольствия и оборудования, в том числе тонна взрывчатки, лежит наготове. Бросить все? Немыслимо! Но тогда нужно найти судно. Мы должны быть на Коморских островах не позже октября— ноября; значит, в конце августа — меньше, чем через месяц, — необходимо выйти в море.

Позвонив министру Паулю Зауэру, я рассказал о создавшемся положении и спросил, нет ли в Управлении портов судна, которое могло бы подойти для моих целей, а если есть, что надо делать, чтобы его получить. Министр ответил, что его люди займутся этим вопросом. Через несколько часов мне сообщили: они не могут мне ни порекомендовать, ни выделить ни одного судна.

Тем временем я обзвонил видных деятелей судоходства во всех портах, а также в Иоганнесбурге и Претории, прося найти в ЮАС какое-нибудь судно, пригодное для нашей экспедиции. Записал несколько мало обнадеживающих советов. А 27 июля я сел на самолет, чтобы сделать последнюю отчаянную попытку отыскать судно, которое могло бы нас выручить.,

Меня не устраивала какая-нибудь дырявая посудина: как ни мечтал я найти целакантов, это еще не значило, что я готов кончить свои дни в пасти тигровой акулы. Прочесал гавань Порт-Элизабета — ничего подходящего; в тот же день самолетом прибыл в Дурбан и продолжил поиски. Здесь были подходящие суда, но — увы! — либо слишком дорого, либо нужен долгий ремонт… 29 июля я прилетел в Кейптаун и прямо с аэродрома попал на

совещание. Было чертовски холодно, но я видел перед собой Восточную Африку и Коморские острова. В порту нашлось хорошее судно — но дороговато… Я телеграфом запросил Совет исследований, нельзя ли ассигновать еще 1000 фунтов. Ответ: «Можно, но мы настоятельно рекомендуем отложить до следующего года». Ничего не поделаешь. Учитывая все прочие неразрешенные проблемы, это означало: «Конец».

Как раз в этот день рано утром пришел корабль Нильсена, и мы повидались. У нас было очень мало времени, но я успел ввести датчанина в курс дела и сообщить, что в Порт-Элизабете его встретит моя жена.

Мне еще предстояло побывать у доктора Малана. Придя в знакомую мне канцелярию, я предупредил секретаря, что мне теперь уже ничего не нужно и если доктор занят, я уйду. Секретарь ответил, что доктор хочет меня видеть.

Я вошел в кабинет, доктор Малан встал и с улыбкой пожал мне руку. Он спросил, в чем дело; я ответил, что не хочу его беспокоить моими заботами, а просто пришел засвидетельствовать свое почтение. В двух словах я сказал ему, что из похода за целакантом ничего не вышло. По пути в Порт-Элизабет я почти все время спал. Оттуда мы с женой отвезли Нильсена в Грейамстаун, где показали ему нашу лабораторию, и в первую очередь, разумеется, маланию. Нильсен много лет отдал изучению окаменелостей целаканта. Он пекся на солнце и стучал зубами на морозе, охотясь за ними от экватора до полярного круга. Для него это были не просто окаменелости, не научная абстракция, а сама жизнь. Нильсен был потрясен, когда в важном научном учреждении в Лондоне встретил довольно-таки холодное отношение к целаканту. Один из ученых сказал даже, что целакант ему «осточертел»… Датчанин не мог этого понять.

Когда мы вошли в помещение, где хранилась малания, Нильсен сперва онемел. Он молча ходил вокруг рыбы, не сводя с нее глаз, потом произнес чуть слышно, но очень взволнованно:;,

— До чего прекрасна!::

Он и в самом деле прекрасен, старина целакант; для ученого он несравненный красавец.

Нильсен, как вы поняли, скандинав; позже мы узнали, что перед приездом гостя сотрудники лаборатории строили догадки о его внешности. Решили, что он высокий добродушный блондин. На деле же Нильсен невысокого роста, темноволосый, очень подвижный, сметливый, чрезвычайно остроумный. Он великолепно говорит по-английски, в чем мы убедились, слушая лекцию о его работе, которую он прочел по нашей просьбе. Он не очень любит сидеть в лаборатории: как и положено человеку его специальности, предпочитает работать в поле. Он, несомненно, превосходно чувствовал бы себя на берегу триасского болота…

Интересно, что когда Нильсен приступил к работе над маланией, он первым делом обратил внимание на крайне загадочную полость и каналы в передней части головы, после чего, как и я в свое время, стал искать следы плавательного пузыря.

После недели интенсивного труда Нильсену пришло время уезжать. В этот день мы с утра пораньше в последний раз зашли в лабораторию. Он взял в руку грудной плавник целаканта, потряс его и печально сказал:

— До свидания, малания.

Это прозвучало очень трогательно.

Благодаря любезности французских представителей в ЮАС нам удалось отправить багаж Нильсена на Мадагаскар с попутным французским военным кораблем. Сам он предпочел самолет. Результатом его путешествия на Мадагаскар была коллекция из более чем 2000 отличных окаменелостей целаканта. Нужно ли говорить о научной ценности этого материала? Между тем Нильсен не жаловался на то, чтобы кто-нибудь возражал, когда он вывозил коллекцию с французской территории.