Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

• Название: Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
• Автор: Анатолий Черняев
• Издательство: РОССПЕН
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008

Анатолий Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 М., РОССПЕН, 2008. 1047 с.

Книга эта — подробнейший дневник, который в течение 20 лет вел человек, работавший в аппарате высшей власти в СССР. Он лично знал многих в руководстве КПСС в 70–80-е годы. Здесь в деталях его впечатления о Брежневе, Суслове, Кириленко, Пономареве и др. Дневник, очень откровенный и критичный, изнутри режима свидетельствует о том, как и почему он стремительно шел к своей неумолимой гибели, как и почему попытки спасти великое государство на путях демократизации и перестройки окончились неудачей.

В книге много переживаний и размышлений интеллигента тех времен, озабоченного судьбами своей страны.

---

Пономарев это понимает. Недаром он сегодня обмолвился: «это, мол, их внутреннее дело, и диктатуру пролетариата в статье не надо трогать».

Между тем, перед отъездом делегации в Париж он несколько дней меня мучил на эту тему — все хотел в памятке для беседы Кириленко с Марше заложить втык по поводу диктатуры пролетариата. Я же все ему делал заготовки на тему о том, что «нас удивила и обеспокоила форма отказа от диктатуры пролетариата, сенсационная и антисоветская, в то время как другие партии это сделали так, что никто в мире не заметил» Он это отверг. В результате Суслов и Кириленко вообще решили, что не надо эту тему поднимать с Марше и акцент сделать на «недопустимости открытой критики КПСС в Отчетном докладе» (по поводу демократии). Однако, и Плиссонье, встречавший делегацию, и потом Канапа, и сам Марше категорически отвергли наш протест.

«Не успевает» старик, мечется, мельчит, не знает, за что хвататься.

Еще пример: в январе в Эльсиноре и Париже прошли две социал-демократические конференции на высшем уровне. Главный вопрос — об отношении к коммунистам (в виду их такой эволюции!). Предложил мне отреагировать заметкой в «Правде». Мы сделали. Вот уже две недели она лежит у него на столе среди вороха других бумаг. А время ушло!

14 февраля 1976 г.

Я устал «в принципе» от бесконечных вздорных инициатив Б. Н.'а, которые требуют постоянного «творческого» напряжения, т. е. надо все выдумывать что-то «оригинальное», заниматься фарисейской публицистикой.

Кончился французский съезд, вернулась наша делегация. Но не кончились наши мытарства. Надо, учит Пономарев, подготовить «страничку» для Отчетного доклада — определенно откликнуться на французскую ситуацию, хотя термин «диктатура пролетариата» не поминать. Мол, (вы же шифровки читали) хорошие партии ждут, что XXV съезд даст ответ французам, а наши люди (вы ведь читали подборку писем в ЦК от разных и простых людей, возмущающихся поведением Марше!) тоже хотят ответа.

Я спросил: А как со статьей?

— Статью отложить или поручить доделать консультантам.

Только я вернулся к себе, звонит Андрей Михайлович (Александров-Агентов). Спрашивает: вы имеете какое-то задание в связи с докладом Леонида Ильича? Пришлось признаться. Тогда он раскрыл карты. Оказывается, Андропов предложил вставку: об общих закономерностях, которые обязательны для каждого марксиста-ленинца и под которыми стоит подпись всего МКД на совещаниях 1957, 60 и 69 годов. Мол, Брежнев принял это, Суслов горячо одобрил, а Пономарев «не очень внятно» согласился. Какое мое мнение? (И зачитал текст вставки). Я сказал, что очень уж в лоб и к тому же совещания 20-летней давности ни для кого сейчас не резон. Они (в том числе ФКП) как раз и апеллируют к творческому развитию даже Ленина. Что им совещания! Не говоря уже о том, что тем самым мы намекаем, что, например, и пассаж по СКЮ в заявлении 1960 для нас по-прежнему valable. Александров, как всегда он делает, когда вопрос практически решен, бурно стал отстаивать вставку Андропова. Я, естественно, не стал продолжать дискуссию.

Кончили разговор мирно: хочу, говорит, порадоваться теперь вместе с вами, что фундамент международного раздела, заложенный нами в Ново-Огарево, остался не поколебленным.

И тем не менее спросил: а вы все-таки будете делать еще вставки? Я говорю: но я же не могу манкировать поручением Пономарева. Это уж вы с ним решайте!

Потом, часа через два Блатов уже подгонял со вставками, возражая, впрочем, против самой инициативы Б. Н. Сделал я эти вставки (с участием Карэна): эзоповщина, но для всех очевидная попытка ткнуть Марше в самые слабые места.

Но у нас с Карэном такое ощущение, что так же, как со статьей по Марше, эта «инициатива» не дойдет до цели. Б. Н. сам это чувствует. От утра до вечера его энтузиазм заметно обмяк.

Ворох всяких справок и памяток идет для тех (членов ЦК, министров и проч.), которых мы (решением ЦК) прикрепляем к братским делегациям. Некогда этим как следует заняться, но мимо наиболее важных я проходить не могу: читаю и правлю. И не перестаю негодовать и материться. Видно не только равнодушие и делячество (тяп-ляп, сдал, отчитался) нашего аппарата, не только убогие способности многих (по теперешним требованиям), но и неповоротливость мысли, непонимание и неумение реагировать на совершенно новую ситуацию в МКД. Отсутствие политического чутья — то, что раньше кое-как работало в нашу пользу, теперь (то же самое) будет работать против нас.

22 февраля 1976 г.

Б. Н. все-таки добился, что статья его была сделана и опубликована буквально за несколько дней до съезда: 20-го числа. Намучился я с ней. Называлась она поначалу «Свободы, которые мы будем защищать». Придумал Жилин, Б. Н.'у очень понравилось. Но Суслову совсем не понравилось и он предложил — «Свободы действительные и мнимые» (как и предвидел Карэн).

В 14–00 после линотипирования начисто статья пошла по Политбюро. И вскоре — замечания от них. Андропов настаивал, чтоб эмиграция евреев во всех случаях связывалась только с «воссоединением семей». Я — в тройке приемщиков замечаний — доказывал, что «это же не соответствует действительности»: надо понимать — он не хочет больше поощрять эмиграцию вообще, по любым мотивам.

Вообще же, я считаю, что с точки зрения внутренней самым главным пунктом статьи является абзац о евреях, который я сходу сочинил и который ни у кого, ни на одной стадии не вызвал замечаний. Что евреи в основной массе такие же советские люди, как и все другие, и что для них Советский Союз — единственная (против претензий Израиля на двойную лояльность, на право для евреев иметь две родины!) и любимая родина, и что они с негодованием отвергают саму мысль о возможности ее покинуть. Такую морально- политическую реабилитацию евреев в «Правде», т. е. официальную, от имени ЦК (статья подписана «И. Александров») давно пора было сделать. Это нужно и для самих наших евреев и против наших антисемитов, официозных и самодеятельных.

Косыгин, позвонив Пономареву, восстал против выражения: «социализм дал свободу от нужды», дав понять, что нужда, мол, еще есть.

Андропов и Кириленко «попросили» убрать угрозу о том, что в прошлом году у нас лишь 15 человек было арестовано за антисоветскую деятельность (имелась ввиду пропаганда).

Полянский потребовал значительно сократить «кусок о сумасшедших» (т. е. о «психушках»).

Суслов, который читал уже второй раз, тщательно убрал слово «эмиграция» (евреев), заменив его везде на «выезд».

Блатов попросил дать в активной форме часть о Хельсинском заключительном акте. И больше ничего не сказал. Это было воспринято, как молчаливое одобрение «факта» выпуска такой статьи со стороны Брежнева. Вообще-то мы думали, что из его окружения (или он сам) как раз и будет возражение: нашли, мол, время! В канун съезда! Но — не последовало, хотя Соломенцев, например, нажимал именно на это.

Катушев прислал свой текст, испещренный редакционными поправками. Кое-что мы приняли, а в основном — это вкусовщина не очень искушенного в писании человека. Зимянин пренебрежительно, с эпитетами, удивлявшими и шокировавшими Лукича (Г. Л. Смирнов), хотел отвергать все подряд.

Уже вечером, часов в восемь Зимянин попросил меня приехать в «Правду», чтоб вместе еще раз пройтись по тексту после всех замечаний. Сидели до 11-ти, т. е. впритык к запуску в машину утреннего выпуска «Правды».

Думаю, что шум большой будет вокруг статьи. Это ведь еще одно разъяснение, что из-за Хельсинки мы не собираемся менять своих порядков и вообще не имели этого ввиду.

Другая статья, которую мы с Вебером сочинили еще раньше (о социал- демократических конференциях в Эльсиноре и Париже), напечатана была 13 февраля, с санкции одного только Пономарева, который, будучи ее инициатором, продержал текст у себя 10 дней, а потом вдруг утром позвонил: «Я согласен, можно давать!»

Её на Западе вроде бы не заметили. Между тем, мне казалось, она закладывала «новый стиль» разговора с социал-демократами.

А наряду с этим — огромная текучка: всякие записки и справки в связи с приездом братских делегаций на съезд и предстоящей с ними работы.

Нам с Карэном поручено еще составить тост, с которым Брежнев выступит 5-го марта на приеме в честь иностранных гостей съезда. (Из подобного тоста, как говорят, родилась знаменитая речь Сталина на XIX съезде — о знамени буржуазных свобод.). Но мы на такое не претендуем, разумеется, тем более, что в эпоху многоговорения даже яркие политические афоризмы живут не более одного газетного дня.

Кстати, Марше на съезд не едет, а Берлингуэр едет. Итальянцы сейчас вообще один за другим выдают «горячие братские высказывания о КПСС» — набирают очки за счет дурака Жоры (Марше).

7 марта 1976 г.

За эти две недели прошел съезд. И, конечно, было бы интереснее помечать хоть что- нибудь каждый день. Но в таких случаях получается, как бывало на фронте: в самое жаркое время невозможно было даже вспомнить о дневнике, а когда бои уходили — записи превращались в «литературу».