Газета Завтра - Газета Завтра 48 (1200 2016)

• Название: Газета Завтра 48 (1200 2016)
• Автор: Газета Завтра
• Жанр: Публицистика

---

А может, Чехия по жизненному призванию — протекторат, и её сущность — страдательная, в том смысле, в котором в грамматике говорят о страдательном залоге: действие производится не самим деятелем, а кем-то другим — над ним. Какими-то сторонними панами.

Особенно наглядно эта сущность проявляется в Музее коммунизма. Есть у них такой — маленький, но очень выразительный.

Чешская история предстаёт там как цепь событий, к которым они, чешский народ, не имеют ни малейшего отношения. Вот распалась Австро-Венгрия — и на них снизошёл государственный суверенитет. Потом такая вышла оказия: западные демократии договорились с Гитлером, что тот оккупирует часть Чехословакии. Ну, что ж, панам видней. Вот они стоят в рядок, такие ещё нестарые — Чемберлен, Даладье, Муссолини, Гитлер.

Потом немного картинок из гитлеровской оккупации. Оккупация-то условная — скорее аншлюс. Заводы исправно трудились на нацистскую Германию, народ жил как мог.

А вот дальше всё пошло кувырком. Как сообщает музей, Прагу освободили американцы, а советские, маршал Конев в первую очередь, присвоили себе победу. Даром, что маршал Конев считается почётным гражданином Праги: это, надо полагать, проявление советской оккупации.

Всё немило устроителям музея в социалистическом периоде. Обо всём они умеют сказать злобно и глумливо. Вот, например, освоение Космоса. Никакой заслуги советского режима в том нет. Во-первых, загубили собачку, которую отправили в полёт первой. Во-вторых, ракеты были сделаны пленными немецкими учёными, и Советы тут ни при чём. А когда немецкие мудрецы уехали, Берия собрал в лагерь советских учёных и заставил их работать под угрозой смерти. Ну, что делать, пришлось горемыкам изобрести ракету.

Или, вот, спорт. Вроде, неплохо, что школьники широко занимались спортом. Ан нет — плохо. Проклятый режим культивировал военно-технические виды спорта для целей подготовки к войне.

Но потом всё закончилось счастливо. Случилась бархатная революция, и Чехословакия присоединилась, предварительно разделившись, к западным демократиям. К тем самым, которые за полвека до того слили её Гитлеру — о чём повествуется в первом зальчике. Круг замкнулся.

Словом, "старого барина в толчки, новому барину в ноги бух", как писал Тургенев о лакейском образе мысли и действия.

И вот в Музее коммунизма пришла мне такая неполиткорректная мысль: далеко не всем народам посилен государственный суверенитет. Не нужен он им, тягостен. Их жизненное призвание — быть колонией, протекторатом. Они и должны плыть в кильватере более сильных народов. Их судьба — быть руководимыми.

Их "революции" — это изменение покровителя. В XIX веке это понимали и действовали прямо, сегодня принято делать вид, что все равны, все свободны, все суверенны.

Ничего постыдного в статусе протектората нет, такова неизменная природа вещей. Ещё Платон писал, что тому, кто не имеет господина в самом себе, есть благо обрести этого господина в другом. Неполиткорректно, но верно.

Об этом не принято говорить, но… оттого, что о чём-то не говорят, явление ведь не исчезает, верно? Даже хуже того, оно заталкивается в подвалы индивидуального или коллективного бессознательного и оттуда создаёт помехи мысли и делу. Собственно, весь фрейдизм возрос на этом.

Сегодня человечество стоит на пороге тектонических сдвигов всей жизни, и ему, как никогда, нужен прямой взгляд на вещи — без политкорректных виляний, умолчаний и околичностей. Никаких свободных и независимых стран и народов нет и быть не может. Да и сами они этого вовсе не хотят, как открылось мне в Чехии. Предстоит обострение мировой борьбы нескольких главных народов мира — в том числе и за включение в свою зону влияния таких народов, судьба которых быть, по существу вещей, протекторатом.

Иметь зону влияния — тоже судьба. Не только привилегия, но бремя и ответственность. Мы, русский народ, когда-то попытались сбросить с себя это бремя, отклониться от долга. Результат оказался трагическим. Всё это открылось с прозрачностью богемского хрусталя на слякотной по-осеннему площади Праги.