Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ)

• Название: А у нас во дворе (СИ)
• Автор: Елена Квашнина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2014

Вот, докатилась до кондового "люблюнимагу", невольно использовав все классические штампы этого жанра. Увы мне :(. Но, видимо, работа на ниве народного просвещения так утомила к маю и опустила поближе к плинтусу, что ничего иного в качестве релаксации получиться не могло. Обещать, что в последствии исправлюсь, не буду, так как наш наробраз не оставляет попыток дебилизировать педагогов по американскому образцу, следовательно, очередная и, вероятно, очень нескорая писанина моя снова будет не высшего разбора. Опять увы мне :(. Надеюсь, читатель поймёт и простит. С уважением к читателям, Е.Квашнина.

---

   - Отвали, моя черешня, - сказала я ему грубо, оттолкнула руку, протянутую, чтобы меня задержать. - Не подходи ко мне никогда. Я освобождаю тебя от того обещания. Всё. Свободен.

   Он остался стоять на месте. Расплавленный горький шоколад его глаз затвердел. Я удалилась, довольная собственной неколебимостью. Сейчас бы погулять по дворам, обмозговать, посидеть на лавочке в кустах шиповника, предаваясь любимому занятию - мечтательной тоске. Погода располагала. Обстоятельства тихой ссоры с Серёжкой буквально требовали. Но я должна была идти домой. Там ждали. Благодаря последней моей проделке отец взялся добросовестно контролировать каждый шаг беспутной дочери. Хорошо хоть, к дяде Коле Пономарёву отпускал ненадолго.

  * * *

   Никогда не говори никогда. Не помню, кто из знаменитостей сформулировал и растиражировал тонкое житейское наблюдение. Увы, оно очень точное. Мы не знаем, что с нами будет через пять минут. Про день, месяц, год и говорить нечего. Никому не дано точное знание, каким он сам станет через некоторое время. Сказав Логинову "не подходи ко мне никогда", я пожалела о дурацкой категоричности уже к вечеру. Теперь-то можно честно сознаться. Немыслимым всего через несколько часов показалось жить без вечных пикировок с Логиновым, без его строгого надзора и дружеских выволочек. Хорошо, он не принял всерьёз моё требование. Сделал вид, что принял, не более.

* * *

   У дяди Коли мне всегда нравилось. Я тащилась от его мебели, хотя ясно видела, что она не старинная, старомодная и разностильная, некая сборная солянка. Не могла наглядеться на "рогатый" телефонный аппарат. Дядя Коля называл его то ослом, то осликом, по настроению, а почему - и сам не знал. Завораживали фотографии на стенах. Хозяин квартиры фотографировался, весьма буднично при том, с довольно известными в стране людьми. Особенно привлекали стеллажи, заполненные книгами, журналами, стопками рукописей.

   Книги у него вообще лежали везде. Если требовалось сесть, воспользоваться столом, то являлась необходимость расчистить нужное количество места, то есть аккуратно переместить одну или две стопки "макулатуры", по небрежному определению дяди Коли, на другую площадку с тем, чтобы потом благополучно, ничего не нарушив, вернуть назад.

   Обычно я приходила под вечер. Дядя Коля, притворяясь недовольным моим визитом, вдохновенно заваривал зелёный чай в большой узбекский чайник. Процесс сопровождался невнятным ворчанием. После мы пили чай из симпатичных пиалушек. С каменной пастилой или засахарившимся мёдом. Слушали записи бардов на древнем катушечном магнитофоне. Дядя Коля по случаю вспоминал забавные или поучительные эпизоды из своей молодости, пришедшейся на шестидесятые годы. Обсуждали разные, животрепещущие для обоих, темы. Я получала ненадолго очередную клёвую книгу и шла домой.

   Дядя Коля сердился на меня за сленг, пытался отучить от грубых выражений. Я сопротивлялась. Не получалось у меня по культурному. А ведь Логинов мне тоже раньше по башке стучал за дворовый жаргон. Может, они правы?

   Как-то я застала дядю Колю за прослушиванием старых пластинок. Эгеж, доисторический винил. Допотопная эстрада. Но она мне отчего-то понравилась. Особенно песня "А у нас во дворе есть девчонка одна...". Простенько, безыскусно, а за душу тронуло. Я удивилась, узнав, что исполняет песню молодой Кобзон. Хм, умел ведь когда-то приятно петь.

   Дядя Коля заметил мою непривычную затуманенность и поставил пластинку повторно. Он, вероятно, подумал, что я на себя песенную ситуацию перекладывала. Я же в "девчонке одной" Логинова видела. И после целую неделю старая мелодия вертелась в голове, всплывали отдельные строчки текста. Очень поддержало на какое-то время. Особенно, если учесть, насколько тяжело становилось существовать в классе.

   Похоже, Лаврова, как настоящий американский шпион, работающий в Советском Союзе, вела против меня незримую идеологическую войну. Здесь словечко, там несколько мимоходом брошенных фраз, ничего личного - обычная констатация фактов лицом посторонним, незаинтересованным. Причины её столь пламенной "любви" оставались для меня совершенно непонятными. Многие из наших равнялись на всё западное. Западного у Лавровой имелось достаточно. Её влияние постепенно росло, моё падало. Совсем немного и окажусь в полном вакууме.

   Долго ждать не пришлось. В начале октября баба Лена решила устроить контрольную работу по пройденному материалу. Ой, чего мы там пройти-то успели? С гулькин нос, не больше. Думаю, она хотела нас встряхнуть, заставить взяться за учёбу. Да и бог бы с ним. Наш класс вполне мог с этой контрошей на твёрдую троечку справиться. Схудилось 11-му "А". Ашки в дикую панику ударились. Постановили всем классом прогулять. По принципу "всех не перевешают", то бишь не накажут. А вдруг? На случай "вдруг" сообразили подстраховаться, подговорить нас прогулять вслед за ними. У них физика по расписанию числилась первым уроком, у нас вторым. Уж два класса не накажут точно. Заслали к нам парламентёров. Нами братская помощь дружественному государству была твёрдо обещана.

   В тот день ашки сразу не пошли в школу, тусовались на детской площадке неподалёку. А мы подорвали после первого урока. В те же края. По дороге я вспомнила, что оставила сумку с учебниками рядом с кабинетом физики, когда после урока мне срочно в туалет потребовалось. Вернуться за ней сейчас, пока не поздно? Или перед третьим уроком забрать? На сумку мог набрести любой учитель, та же директриса. О последствиях нетрудно догадаться. Я поделилась сомнениями с одноклассниками. Глеб Субботин высказался за всех:

   - Так иди быстрей. Чего менжуешься?

   Я вернулась в школу со звонком на урок. Добралась до своей котомки. Поднять не успела.

   - Рудакова! - рядом возникла Любовь Игнатьевна, директриса. Природа сотворила её почти полной копией известной певицы Людмилы Зыкиной - по внешнему облику, - и помесью гадюки с хамелеоном - по существу. - Ты почему не на уроке?

   - Уже иду, Любовь Игнатьевна, честное слово, - я лихорадочно шевелила извилинами в поисках достойной щели, через которую можно ускользнуть. Подняла сумку и сделала вид, будто иду к кабинету физики.

   - Куртку в раздевалке оставь! - приказала директриса.

   У неё на глазах я шмыгнула в раздевалку, повесила ветровку, благополучно "забыв" про сменку, и снова демонстративно отправилась на урок. Добралась до кабинета, открыла дверь...

   Если и возник у меня план уйти из школы, едва только помесь гадюки с хамелеоном отправится по своим делам, то он рухнул с оглушительным треском. Баба Лена сидела за большим демонстрационным столом... Нет, не совсем сидела. Она навалилась грудью на столешницу, уронила голову на руки и рыдала. Рыдала громко, горько, по-девчоночьи.

   Я впала в ступор. Кажется, директриса подходила, смотрела из-за моего плеча, о чём-то спрашивала. Срочных мер предпринимать не стала, исчезла по-тихому.

   Мне бы на цыпочках уйти, вообще дёрнуть из школы. Где там! Должно быть, я впервые столкнулась с неприкрытым отчаянием, искренним, не предназначенным для посторонних глаз. Меня пробили насквозь: жалость, стыд, раскаяние и острая душевная боль, словно не баба Лена, а я сама распласталась на столе для лабораторных опытов, захлёбываясь слезами. Помесь гадюки с хамелеоном поступила тактично, незаметно ретировавшись. У меня чувство такта пока не прорезалось. Короче, никуда не ушла. Не смогла.

   Я тихо пробралась к своему месту, села, приготовила ручку и негромко попросила:

   - Елена Георгиевна, если вы не против, дайте мне второй вариант. Первый у меня всегда плохо получается.

   - Что? - не расслышала баба Лена, поднимая голову и поспешно ликвидируя на лице следы кораблекрушения.

   - Я готова писать контрольную. Только дайте второй вариант, он счастливее.

   - А где остальные?

   - Не знаю, - враньё почему-то давалось с трудом. - Да и знала бы, не сказала. Вы же понимаете.

   - Понимаю, - вздохнула баба Лена.

   Я писала контрольную, изредка задавая уточняющие вопросы. Баба Лена чертила на доске схемы, чтобы я лучше представляла себе задания, и периодически сокрушалась, мол, сама виновата, стала никуда не годным учителем, и надо срочно исправляться. Офигеть! Катила баллоны на себя вместо наездов на класс.

   На большой перемене мне пришлось отчитаться перед классом. Рассказала правду, одну только правду, ничего, кроме правды. Честное объяснение, - под конвоем директора пришла в кабинет, увидела ревущую навзрыд классную, не смогла уйти, попытавшись смягчить незаслуженную жестокость, - ребята выслушали молча и разошлись. Не сговариваясь, объявили мне бойкот. Глубокое внутреннее ощущение своей правоты не позволило мне доказывать очевидные вещи одноклассникам, оправдываться перед ними.