Джон Фанте - Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959

• Название: Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959
• Автор: Джон Фанте
• Издательство: Фортуна
• Жанр: Контркультура
• Год: 2001
• ISBN: 5-900786-55-2

Из сборника «Возмездие обреченных» Джон Фанте, Чарльз Буковски

Фанте действительно оказал на меня огромное влияние. Не столько по содержанию, сколько по манере изложения. Я сказал ему то же самое и наговорил еще кучу всего, когда навещал в больнице. «Ты по настоящему классный парень, Джон, а я всего лишь сукин сын». Он не возражал.

Чарльз Буковски

---

В 1296, находясь в плену у генуэзцев, Марко Поло продиктовал свои воспоминания пизанцу Рустисиену. Современники считали эти мемуары «скопищем небылиц», однако потомки признали их автора одним из величайших путешественников в истории.

В 1299 пленник получил свободу и вернулся в Венецию. Здесь он женился, произвел на свет трех дочерей и скончался около 1324.

Дом на Мэдден стрит

Тем летом мы переехали в дом на Мэдден-стрит — дом, лучше которого у нас никогда не было до этого, с ванной и вентилем для подключения кухонной плиты. Газовая плита была голубой мечтой моей Мамы. Вентиль несомненно приближал ее осуществление. Оставалось только приобрести плиту.

Плата за дом составляла двадцать пять долларов в месяц, на пять долларов дороже, чем мы платили где бы то ни было ранее. Дом был из красного кирпича, с зеленым газоном у входа, тремя спальнями и просторной гостиной. Мама и Папа спали в большой спальне, Бабушка в спаленке за кухней, а я с двумя братьями в средней. Каждому досталось по опочивальне, что было явным признаком преуспевания нашей семьи.

Итальянцев на Мэдден-стрит проживало немного. Кроме нас, только Фред Бестоли, и тот был больше бутлеггером, чем итальянцем. Когда-то Фред был другом нашей семьи, но с тех пор как он стал правонарушителем, моя мать не желала больше его видеть. Бабушка очень любила Фреда Бестоли, до того как он занялся продажей спиртного. Как и она, он был из провинции Арбуцци, и у них было много общих знакомых. Но теперь она ненавидела его за то, что он почти постоянно задерживался полицией и манкировал репутацией других итальянцев.

Когда Папа приводил Фреда в дом, она приветствовала его на итальянском:

— Добрый вечер, говно собачье.

Или:

— Надо же, что может вывалиться из женского пуза.

Фред был меланхоличным, молчаливым итальянцем, но бабушкин сарказм вызывал в нем ожесточенное сопротивление.

— Поцелуй меня в жопу, старая карга, — огрызался он.

А Папа поддерживал его:

— Правильно, Фредерико. Скажи этой старой проститутке, чтоб занималась своим делом.

Разъяренная Бабушка переключалась на Папу и заявляла во всеуслышание, что было бы лучше, если бы ее брюхо произвело на свет свинью, чем его. На что Папа парировал, что он просто диву дается, что у такой матери он родился не поросенком. Однако их яростная непристойная конфронтация ни о чем не свидетельствовала. Это был просто такой способ общения.

Каждую осень мой отец делал вино и размещал его на хранение в подвале. Ни разу он не преуспел в его приготовлении. Вино всегда было либо слишком сладким, либо очень кислым. У него не хватало терпения, поэтому даже если молодое вино и обещало стать отменным со временем, Папа не оставлял ему такого шанса, выпивая все до срока. В эту пору он частенько выдвигался в направлении домика Фреда Бестоли, где последний проживал в страшном бардаке и унынии. В походы Папа прихватывал ящик с инструментами для кладки и тяжелую холщовую сумку. Но ему не удавалось никого провести. Даже соседи, поливающие свои газоны, смотрели на него с усмешкой, ясно давая понять, что им хорошо известно, что у него в сумке.

Мы — дети — восхищались киногероями-преступниками, но Фред Бестоли был не того сорта, который вызывал восхищение. Он не убивал и не грабил. У него не было оружия, и он не разыскивался полицией. Он так часто и по мелочи сиживал в Окружной тюрьме, что это не заслуживало у нас уважения.

Он всегда приходил к нашему дому по аллее. Остановившись около кучи угля, он свистел Папе. Если мы ужинали, Папа выходил и просил его подождать. Это напрягало атмосферу за столом. Бабушка начинала бурчать, греметь посудой, проклинать Америку, и говорила, что ей следовало бы утопить Папу в день его рождения. Мама переставала есть и, уставившись на Папу, наливалась негодованием. Папа тоже начинал греметь посудой и высказывать, как бы он хотел никогда не быть женатым, никогда не приезжать в Америку, не быть рожденным такой гиеной, как его мать, и не состоять в браке с такой дурой, как его жена. Если кто-нибудь из нас, детей, угрюмо сопел при этом, Папа хватал нож и грозил перерезать всем нам глотки; и хотя это зловещее предупреждение звучало раза три или четыре в неделю на протяжении всего нашего детства, угроза переросла в действие только один раз, когда он запустил в моего младшего брата Дино куском пережаренного мяса.

Ужин заканчивался, на кухне наводился порядок, Мама выпроваживала нас в гостиную, а Бабушка удалялась в свою комнату. Однако она всегда была преисполнена духом борьбы. Это было ее кредо, и она не упускала возможности хотя бы плюнуть в сторону Фреда Бестоли, или оскорбить его каким-нибудь другим способом. Он же, в свою очередь, на плевок отвечал плевком, на оскорбление — оскорблением, на гримасу — гримасой, до тех пор, пока Папа криком не утихомиривал обоих. Тогда Бабушка ретировалась к себе, причитая и умоляя Всевышнего спалить этот дом и всех живущих в нем.

Как-то вечером во время ужина раздался стук в дверь. Папа открыл. На пороге — с охапкой пакетов — стоял… Бестоли!

— Всем привет! — выпалил он задорно, но, взглянув на Маму и Бабушку, тут же стушевался.

В его облике проглядывало что-то новое, сияющее, но это не были его новенькие костюм и зеленый галстук. Это было в его лице, которое светилось дружелюбием и добродетелью. Он даже кивнул нам — детям. Бабушка заговорила первой:

— Что тебе надо, долдон?

Фред попытался улыбнуться.

— Скинь его обратно в канаву, — сказала Бабушка отцу.

Он с сожалением перевел свой сияющий взор на Папу и зашептал что-то ему на ухо. Папа придвинулся поближе и, кивая и улыбаясь, восторженно внимал. Когда Фред закончил, Папа хлопнул его по спине и сказал:

— Молодец! Отлично, Фред!

Будучи человеком бесстрашным, Папа ввел его в гостиную и препроводил к столу. Фред с охапкой пакетов, стиснув зубы, замер перед нами.

— Это вам, — сказал он наконец, протягивая Бабушке продолговатую подарочную коробку.

Она отпрянула так, будто он совал ей змею.

— Бери! — скомандовал Папа.

Бабушка надулась и взяла коробку.

Фред покопался в пакетах и выудил еще одну — Маме. Та было засомневалась, но Папа вырвал коробку у Фреда и сунул ей в руки. Оставалось еще три пакета с тремя коробками. Все они были одинаковы — тонкие длинные коробочки, подозрительно смахивающие на упаковки для галстуков. Фред вручил каждому из нас по упаковке. Карло тут же начал ногтем ковырять бумагу, но Папа велел ему подождать. Фред чистым, сияющим взором посмотрел на Папу, который старательно откашливался, как если бы готовился произнести важную речь.

— Фред Бестоли вот уже тридцать пять лет остается моим другом, — начал он. — Он родился в десяти милях от моего родного городка. Мы в одно и то же время приехали в Америку. Он работал на износ в этой стране. Носильщиком, шахтером, проходчиком… Ломовая работа, а денег как не было, так и нет. И что он делает? Он прирабатывает чуток на продаже виски. Ну, несколько бутылок вина, там. Что, это плохо? Я считаю — нет! Но закон говорит — да. И он попадает в тюрьму, ну, там — три-четыре раза.

Фред кашлянул. Большая серебряная слеза скатилась по его щеке и упала с брызгами на пол. Это тронуло Бабушку. Она приподняла полу своего фартука и уткнулась в нее носом. Папа был явно доволен произведенным эффектом. Он возвысил голос, возвел глаза к потолку, взвил руки и продолжил:

— Там — наверху — и только там! — могут судить, что хорошо и что плохо, и там у Фреда есть друзья, пусть даже их не было бы у него ни одного здесь!

Мама, Фред и Бабушка уже плакали, и Папа был так поражен этим, что даже сам всхлипнул. Мой брат Виктор, не сдержавшись, хихикнул. Мгновенно на лице Папы обозначился такой звериный оскал, что Виктор поспешно потупился и уставился виновато в пол.

— Но сегодня Фред Бестоли стал другим человеком! — выкрикнул Папа. — Он изменился! Он покончил с продажей спиртного! Он хочет, чтобы мы все снова стали друзьями, как и прежде!

Бабушка подскочила и обняла Фреда своими маленькими пухлыми ручонками.

— Слава тебе, Господи! Хвала Всевышнему Отцу нашему!

Улыбаясь сквозь слезы, Фред запечатлел громкий поцелуй на ее седых волосах.

— Мой Фредерико, — сказала Бабушка. — Сын мой. Хорошо, как хорошо! Так-то оно намного лучше…

— А сейчас нам можно открыть коробки? — спросил Виктор.

Папа кивнул, и мы разодрали бумагу. Это были галстуки. Проникнуться чувством признательности было крайне трудно, но Мама заставила нас поблагодарить Фреда. В Бабушкиной коробке оказалась черная шаль. Она была сильно растрогана, когда накинула ее на плечи.

— Спасибо тебе, figlio mio, — вымолвила она, и слезы брызнули из ее глаз. — Тысячу раз тебе спасибо.

Тут она заметила Папу.

— О, Фредерико, это Бог сделал тебя моим сыном вместо него. За сорок пять лет я ничего не получила от него, кроме ночного горшка.