Стивен Кинг - Сборник Рассказов

• Название: Сборник Рассказов
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Рассказы

---

Он подумал, а не взять ли еще одно печенье — совершить еще один акт причастия — и не поддался искушению. Он водворил крышку на место и покинул чердак.

Слишком много сладостей не очень хорошо для вас.

10

— В конце концов, мы поместили отца в дом престарелых, — сказал Ретт. — Там было хорошо, но не так хорошо, как здесь. Он не возражал, потому, что уже тогда стал плохо соображать, хотя ему было едва за пятьдесят. Казалось, на него навалилось все и сразу. Это было несправедливо, но мы продали дом — Пит и я — и разделить прибыль. Я переехал в город, и купил собственное жилье. Я перевез с собой несколько предметов мебели ну и конечно же… банку с печеньем. Я перевез и её тоже, хотя никогда не открыл его вновь.

— Никогда? — У ребенка не укладывалось в уме.

— Никогда. Я встретил девушку, мы поженились, у меня родились дети, включая и твоего деда — я приобрел бизнес, я работал. Сейчас Автомагазины Олдерсона есть не только в Мидвесте, но и несколько на Юге.

— Вау, и ты живешь здесь?

— Это место не хуже других, — сказал Ретт, и по-своему был прав. Он измерял время до конца своей жизни в бинго, ну и что с этого? У него все-таки было несколько друзей, и вам придется отмерять время до конца жизни в чем-то. — Я некоторое время жил с внуком Пита — это твой дядя, или, может быть, твой двоюродный дядя, я всегда путаюсь в таких вещах — но, когда почувствовал, что становлюсь в тягость, пришел сюда. Как кто-то сказал, рыба и гости начинают вонять через три дня, а я находился у твоего дяди Билла намного дольше. Это окольный способ вернуться к твоему вопросу, Дейл, но сначала позволь мне задать вопрос тебе. Во что из сказанного мной, ты поверил?

Мальчик хранил тишину в течение долгого времени. Ретт уважал его молчание. Наконец он сказал:

— Я не знаю.

— Честный ответ, но я думаю, что ты можешь сделать кое-что получше. Если захочешь. Мои вещи все еще хранятся на чердаке Билла Олдерсона. — Он делал это с широко раскрытыми глазами, делает ли он одолжение ребенку, сказав ему об этом? Или проклинают его? Ну, так или иначе, он был здесь и сейчас. — Там несколько очень старых костюмов, они могут быть снова в моде, медали, которые я заслужил на той войне — одна из них Серебряная Звезда, верь или не верь — и банка с печеньем.

— В самом деле? — Голос Дейла был мягкий до благоговения, его глаза настолько расширились, что он выглядел скорее на шесть, а не на тринадцать.

— Если она не разбилась, то да. Ты мог бы проверить. На самом деле, я дарю её тебе — думай о ней, как о предварительно полученном наследстве, и уже скоро все будет не предварительно. Там есть печенье. Я уверен, что они еще свежие. Только…будь осторожен.

— Я буду! Я буду!

Ты небудешь подумал Ретт. Ты не сможешь продержаться дольше, чем моя мать. Или я. Дольше, чем смог бы продержаться Джек, если бы был жив. В конце концов, мы все предпочитаем горькое сладкому. Это наше проклятие. Ты перевернешь банку с печеньем вниз головой, и выбросишь все, что там внутри, чтобы заглянуть в тот другой мир. А после этого…

— Спасибо, Ретт! Спасибо!

Ретт похлопал своего правнука по плечу артритной рукой, улыбнулся, и подумал: после этого ты поступишь по своему усмотрению.

Музыкальная комната (The Music Room, 2016) рассказ

The Music Room by Stephen King Published Playboy 16.11.2016 Перевод С. Думаков

Этот рассказ Стивен Кинг написал для антологии In Sunlight Or In Shadow, которая посвящена творчеству американского художника Эдварда Хоппера (1882–1967) — певца повседневности, непревзойденного мастера визуального нарратива, мрачного соцреалиста. Его картины — это полные зловещей недосказанности истории о том, что осталось за кадром, вне нашего поля зрения. Он будто сознательно вырывает объект картины из реальности и рассказывает обо всем, что с ним связано… обо всем, но только не о нем самом. Поэтому, кстати, ему особенно удавались портреты домов. Специально для сборника In Sunlight Or In Shadow рассказы написали, среди прочих, Джойс Кэрол Оутс, Ли Чайлд, Майкл Коннолли, Джо Лэнсдэйл и другие известные авторы. Каждый рассказ — вариация на тему одного из произведений художника. Для своего Стивен Кинг выбрал «Комнату в Нью-Йорке» (1932).

«Госпожа Эндерби сидела за фортепьяно — свадебный подарок ее родителей, — иногда она поглаживала инструмент, но не играла. Сегодня музыкальную комнату наполняла симфония ночного движения на Третьей авеню, через открытое окно. Третья авеню, третий этаж».

Супруги Эндерби сидели в Музыкальной комнате — так они ее называли, хотя на самом деле это была лишь пустующая спальня. Со временем она должна была стать детской для Джеймса или Джилл Эндерби, но спустя десять лет бесплодных попыток вероятность появления малютки уже казалась ничтожной. С бездетностью они смирились. У них, по крайней мере, была работа — чем не чудо, когда народ за окном стоит в очередях за бесплатной едой. Случались непростые дни, это правда, но когда была работа, они могли позволить себе не думать ни о чем другом, и их это устраивало.

Мистер Эндерби читал Нью-Йорк Джорнэл-Америкен, новую ежедневную газету — еще и полугода не прошло, как ее начали издавать[19]. Что-то среднее между желтой газетенкой и обычной. Чаще всего он начинал с комиксов, но когда работа была в самом разгаре, то сперва смотрел городские новости, бегло просматривая статьи и уделяя особое внимание полицейским сводкам.

Миссис Эндерби сидела за пианино — свадебным подарком ее родителей. Время от времени она поглаживала какую-нибудь клавишу, но не более того. Сегодня единственной музыкой в комнате была доносящаяся из открытого окна симфония ночного движения на Третьей Авеню. Третья Авеню, третий этаж. Отличная квартира в доме из крепкого песчаника. Они редко слышали соседей сверху и снизу, а те редко слышали их. Что было только к лучшему.

Из шкафа за их спинами донесся звук удара. Потом еще один. Миссис Эндерби подняла руки, будто собралась что-то сыграть, но шум прекратился, и она опустила ладони на колени.

— О нашем друге Джордже Тиммонсе все еще ни слова, — сказал мистер Эндерби, листая газету.

— Может, тебе стоит проверить Олбани Геральд, — ответила миссис Эндерби. — Она вроде есть у газетчика на углу Лексингтон и Шестидесятой.

— Нет необходимости, — ответил он, переходя, наконец, к веселым картинкам. — Джорнэл-Америкен мне вполне достаточно. Если мистера Тиммонса сочтут пропавшим в Олбани, пусть те, кому он нужен, там его и ищут.

— Хорошо, дорогой, — произнесла миссис Эндерби. — Я тебе доверяю.

И не было причины, по которой ей не стоило этого делать. До сегодняшнего дня работа шла без запинки. Мистер Тиммонс стал шестым гостем их особым образом переоборудованного шкафа.

Мистер Эндерби хихикнул.

— Снова эти детки Катценджаммер[20]! Застукали Капитана за браконьерством. Стрелял сетью из пушки, представь себе. Довольно забавно. Хочешь, прочитаю?

Прежде чем миссис Эндерби успела ответить, в шкафу снова раздался удар — и следом приглушенные звуки, которые вполне могли быть криками. Сложно было сказать наверняка — если только не приложить ухо к деревянной двери, чего она делать не собиралась. Скамья пианино располагалась ровно на том расстоянии от мистера Тиммонса, какое ее устраивало — пока не придет время от него избавиться.

— Я хочу, чтобы он перестал.

— Он перестанет, дорогая. Уже скоро.

Словно в опровержение этого раздался еще один удар.

— Ты говорил то же самое вчера.

— Похоже, я несколько поторопился, — ответил мистер Эндерби и добавил: — Ничего себе! Дик Трейси снова гоняется за этим Черносливом[21]!

— От Чернослива у меня мурашки, — сказала она, не поворачиваясь. — Вот бы детектив Трейси разобрался с ним окончательно!

— Этого никогда не случится, дорогая. Люди утверждают, будто обожают героев, но на самом деле запоминают злодеев.

Миссис Эндерби не ответила. Она ждала очередного удара. Когда это произойдет — если это произойдет — она будет ждать следующего. Ожидание было хуже всего. Конечно, бедняга голоден и страдает от жажды; они перестали поить и кормить его три дня назад, когда он подписал последний чек, опустошив тем самым свой банковский счет. Кошелек они опустошили еще раньше: двести долларов, в такую депрессию настоящий джекпот. Его часы могут добавить к этому еще двадцатку (хотя, признавалась она себе, такая оценка слегка оптимистична).

Счет мистера Тиммонса в Национальном банке Олбани оказался настоящим кладом: восемьсот долларов. В конце концов мистер Тиммонс достаточно проголодался, чтобы с радостью подписать несколько чеков со словами «деловые расходы» в нужных местах. Наверное, где-то его женушка и детишки рассчитывают на эту сумму — с тех самых пор, как отец семейства не вернулся из командировки в Нью-Йорк. Впрочем, миссис Эндерби не позволяла себе таких мыслей. Она предпочитала воображать, будто папочка и мамочка мистера Тиммонса — состоятельная и щедрая пара, живущая в богатом районе Олбани и словно сошедшая со страниц романов Диккенса. Они позаботятся и о женушке, и о детишках — милых сорванцах вроде Ганса и Фрица, деток Катценджаммер.