Юрий Щеглов - Святые горы

• Название: Святые горы
• Автор: Юрий Щеглов
• Издательство: «Известия»
• Жанр: О войне
• Год: 1989

В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.

---

Приподняв с головы фуражку на манер котелка, Красовский распрощался и бодро зашагал по своему маршруту.

Впоследствии я обратил внимание на то, что в степи, на первый взгляд такой оголтелой, пустынной, разбойной, очень часто встречаешь обходительных, ласковых людей. Побудешь с ними недолго, а сохранишь приятную память. Вроде ничего и не произошло, но манеру Красовского говорить с чужими ему людьми не на каждом углу встретишь и в городе. Приветливость — один из степных законов, он в обычае. Каждый знает, не разминешься здесь, не потеряешься. И самому придется из того же колодца воды хлебнуть.

С моря ударил свежий, холодный ветер. К солнцу по-воровски тихо подкрались темные мохнатые облака, и короткие лучи его ножками циркуля разъехались широко в стороны. Из глубины, оттуда, где недавно стерлась грань между водой и небом, на распластанных фиолетовых крыльях к нам летел сумрак. Ночь была еще в отдалении, но она слала своего гонца — ранний вечер.

19

Высоко взбрасывая молоток, Федор Карнаух заколачивал ящик с керном, прижав планки босой ступней. Обожгла неловкость, что Елена тоже смотрит на эту сильную, когтистую, испачканную глиной ногу. Я опознал его без колебаний, хотя мы встречались мельком единственный раз в коридоре. На голые плечи бурмастера была наброшена потертая ленд-лизовская куртка из шевро. Во время войны их распределяли гражданскому начальству в придачу к регланам с воротниками из коричневой полированной цигейки. Молния медного цвета, блестящая. Задергивалась она как по маслу, с еле уловимым треском, олицетворяя своей гибкостью и безупречностью работы великие достижения американской техники. Здорово сделано! Комплекты предназначались не для моряков или полярников, а для обыкновенных штатских шоферов междугородных рейсов. По пуговицам ясно. Карнаух — оборотистый малый, пошуровал и добыл дорогую штучку. Полотняные брюки, закатанные до колен, правда, не вязались с шикарно выношенной кожанкой, но и в таком несоответствии проскальзывало некое щегольство, некое джентльменское пренебрежение к своей внешности.

Ну и пижон Карнаух, ну и пижон. Мне до него семь верст щи лаптем хлебать и все через пень-колоду. Вдобавок на левой руке у бурмастера недоставало пальцев, кисть чуть скрючило. Фронтовик, герой, медалями позвякивает. Рана не бог весть какая, но в почете — инвалид и обслуживается в парикмахерской без очереди.

По атмосфере, царившей на площадке, ощущалось, что Карнаух спешил. Долбал грунт круглосуточно, в две смены. Ночью скважины подсвечивал «летучими мышами» и кострами. Выжженные плямы то здесь, то там слепо зияли в изумрудной сочной траве. Даже питался он не в чайной. Опорожненные консервные банки грудами валялись под навесом. Когда хочет и надо — умеет, умеет дать стране уголек. Кроме того, здесь, вероятно, и не схалтуришь. Объект более сложный. Инженер Левин, чтобы составить отчет, прибудет сюда собственной персоной, что в практике треста не часто случается. Обычно инженеры довольствовались материалами, которыми их снабжали бурмастера и промышленная лаборатория. У Карнауха еще ЗИВ отогнан на артезианскую, если верить Дежурину. Одним словом, он просто разрывался между своими обязанностями.

Карнаух пристально посмотрел на меня, не узнавая, потом безразлично кивнул Елене:

— Ну, чего теребишь?

Елена объяснила чего. Слушал без интереса, вполоборота, поигрывая бровями. Хмыкнул. Смачно шлепнул плевком.

— Понятно. А это что за явление в коробочке? Новенький? Зачем Сашка тебя прислал? Ты что — инспектор?

— Нет, не инспектор. — И я, в свою очередь, принялся объяснять цель приезда — торопливо, спотыкаясь и, к своему ужасу, с угодливыми интонациями.

Карнаух опять хмыкнул. Презрительно и высокомерно скривился. Поднял искалеченной рукой комок глины, помял, сердито буркнул:

— Катитесь краковской обратно — вот что я вам отвечу.

Глина крошилась, комковатым дождем барабанила по ящику.

— Скажи Воловенке — нехай ерунды не талдычит. Бабьи это капризы! Почему из-за нестыковки с ЛЭПом я три шкуры с себя содрать должон? Абрашка супротив меня и так Клыча заточил. Пусть оформляют заказ по новой, согласовывают законно с трестом, а после Никополя поглядим еще. Ваши высоковольтные мне до бениной фени. Я без Чурилкина и Левина не тронусь. Я инженерное задание выполнил на сто процентов. Акт в кармане.

Издевается, сукин сын, нагло врет и не краснеет. Ей-богу, специально морду задубил, чтоб не краснеть. Сам жульничает, а за финансовую дисциплину прячется. Мол, согласовывайте, а я пока в Никополь улепетну за песнями. Там тоже план, там тоже ждут, там тоже люди и тоже советская власть. И они не обязаны страдать из-за местных — степановских — головотяпов. По форме правильно, но по сути — грабеж государства.

— Но вы ведь возвратитесь поздней осенью? — взмолилась Елена, и голос ее задрожал слезами. — Без отчета реконструкцию никто не позволит. Вы обещали Цюрюпкину, что все будет в порядке.

— Я про ЛЭП тогда ничего не слыхал. Это вы уж извините-подвиньтесь, — резонно заметил Карнаух. — Я про ЛЭП ничего не слыхал, и в инженерном задании Левин о нем ничего не пишет. Головотяпы у вас сидят, а мы расхлебывай. Левина кондрашка хватит с вашим дурацким ЛЭПом. И Чурилкина в придачу. Я из Никополя телеграмму получил, меня Клыч туда выпирает. А ты требуешь, чтоб я обратно штанги тарабанил.

— Кстати, Федор, если говорить о сроках, то вам у нас возни на пару дней — изменить направление выработки — и все! Если партия из этого района перебазируется — раньше чем в ноябре вас не жди.

Ясно, что время его поджимает. Ясно, что ЗИВ без присмотра он не оставит. Будет теперь вилять да волынить и начальство за нос водить.

— На мне Никополь висит — механическое бурение, потом Одесса и опять в Кишиневе механическое бурение, а на праздник я, между прочим, к бабе намыливаюсь. Я, между прочим, тоже человек — по шесть месяцев не вылезаю из командировок.

Что-то он долго жует мочалу, что-то его беспокоит, тревожит. Или чует кошка, чье мясо съела?

— Нет, нет и нет. Согласовывайте через трест. Руководству виднее. А я свои возражения высуну. Может, моча в башку еще кому стукнет… Воловенко мне не указ, не главк он, не член правительства, чтоб распоряжаться, — и молоток в руке Карнауха замелькал с удвоенной энергией.

Шляпки гвоздей сочно вминались в дерево, образуя вокруг себя покатость. Одна планка не выдержала — треснула.

— Катитесь краковской обратно, — повторил он с раздражением. — Нечего здесь вынюхивать. Я действую в соответствии со служебной инструкцией о проведении изыскательских работ геологоразведочным трестом Министерства местной промышленности. И точка. Изменят инженерное задание — пожалуйста. Я солдат— приказано на северо-запад? Иду на северо-запад. Прикажут на юго-восток — пойду на юго-восток. Я на шоссе там могу залезть. Мне Левин голову открутит. Катитесь краковской обратно — железно вам советую. Эх вы, разве так дела делают?! — И он мерзко ухмыльнулся, пнув ящик пяткой. — Готово, тезка! — позвал он рабочего. — Вали на телегу.

Ну, сейчас мой черед, никуда не денешься. Проверим, на что я гожусь.

— А как дела делают?! И вообще, чего ты нас гонишь — земля принадлежит народу, — медленно отчеканил я, стараясь привычной формулой унять бешено ударившую по телу дрожь. — Давай потолкуем и про иные варианты.

— Я с тобой гешефт не собираюсь вести, — и мне померещилось, что Карнаух передразнивает Абрама-железного. — На площадке я хозяин, я купец. Если штанга тебя, суслик, ненароком трахнет, прокурор за зябры — кого? Меня, бурмастера. Посему отзынь на лапоть. Не утомляй!

Ах, вот оно что! Он решил — перед ним суслик, желторотый цыпленок, полевая мышь. Но я поднаторел кое в чем за считанные дни командировки. Ей-богу, поднаторел. Суди, читатель, сам.

— Зато я с тобой гешефт имею, — прошипел я, сцепив зубы. — Зажми фурыкалку, купец.

Получилось недурно, особенно последнее про фурыкалку. Баш на баш. Он мне гешефт — я ему фурыкалку в носаря. Однако проклятая дрожь не утихала. Гусиной кожей, горячим ознобом ползла по телу. От коленей — вверх.

— Ладно, сифонь, школяр. Кличку твою запамятовал. Не то ты Шавка, не то Кутька.

Что-то, однако, в моем тоне его настораживало. Я по манере обращения определил. Не в спокойствии он, не в благополучии.

— Отойдем, — кивнул я. — Отойдем, Карнаух.

Не хотелось, чтоб слышали Елена и рабочий, очищавший от глины стакан. Порядочно ли сор из избы на первых порах выносить? Трест позорить, Клыча Са-медовича, Воловенко?

— Девка — драке не помеха, а для молодца утеха, — проговорил он безлепицу собственного, по-видимому, сочинения и неприятно, непристойно засмеялся. — Ай раскочегарила?