Эжен Ионеско - Наедине с одиночеством. Рассказы

• Название: Наедине с одиночеством. Рассказы
• Автор: Эжен Ионеско
• Издательство: Ника-Центр
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 966-521-100-5

Эжен Ионеско (1912–1994) — один из родоначальников драмы абсурда. Однако данное издание знакомит читателя с его малоизвестной прозой.

В романе «Наедине с одиночеством», переведенном на русский язык впервые, несмотря на простое, нарочито будничное повествование, трудно провести черту между реальностью и фантасмагорией, когда в скучный мир героя — мелкого, ничем не примечательного служащего, неожиданно разбогатевшего — врывается то ли выдуманная, то ли реальная гражданская война в масштабах… одной улицы. И на этом фоне с наивным и трогательным упорством ищет герой свое предназначение, свое место во Вселенной, свою связь с людьми, которых видит заключенными в хрустальные гробы…

В эксцентрически-гротескных рассказах-притчах Ионеско ощущение кошмара, бессмысленности и иррациональности человеческой жизни сочетается с критикой конформистского сознания.

---

Общество защиты животных просит не истреблять маленьких тюленей. Молодой человек убил своего отца, потому что тот буржуа. Целая деревня в какой-то стране, также охваченной гражданской войной — мужчины, женщины, дети, старики, — уничтожена из огнеметов своими же односельчанами из-за того, что религиозная секта, к которой они принадлежали, запрещала им принимать чью-либо сторону в этой войне.

Тоска берет от всего этого. Все та же тоска. В самом деле, смерть все равно неизбежна, так какая разница, когда она наступит? Что из того, если люди поубивают друг друга чуть раньше времени?.. В большую комнату входит Жанна, я засыпаю…

Протирая мебель, Жанна ворчит, что я веду нездоровый образ жизни. Она заметила, что я слишком много пью, это вредно для здоровья. Нехорошо для мужчины в расцвете лет. Может, мне стоит устроиться на работу? Конечно, я получил наследство. Но это не повод для того, чтобы ничего не делать. Нужно хотя бы жениться. Или я собираюсь жить один, словно какой-то импотент? Надо непременно обзавестись семьей. Должны быть дети. Человек создан для этого, маленькие дети просто очаровательны. А когда они подрастут, а вы состаритесь, они не оставят вас в нищете, помогут вам. Умереть одиноким, покинутым всеми, это еще печальнее, чем жить одному. Она даже не представляет, говорит она, что меня ждет. У нее есть муж, с которым она не очень-то ладит, но теперь он болен. У них был сын, которого они хорошо воспитали, правда, он их покинул, но у него доброе сердце, это все из-за женщины. От него давно уже нет вестей. Кажется, у них есть ребенок. У нее с мужем есть еще дочь, которую они тоже хорошо воспитали, очень воспитанная девушка. Вернее, была такой. Она тоже родила ребенка, он умер, когда она оставила своего мужа. Дочь вернулась домой, потом снова ушла, у нее своя жизнь. Время от времени они узнают что-то через двоюродных братьев; кажется, она наркоманка, а как они о ней заботились! Дети неблагодарны. Истекаешь ради них кровью, это нелегко — воспитывать детей, а они, когда повзрослеют, бросают вас, забывают, лучше уж их не иметь, а если иметь, то хороших детей, благодарных. На признательность неблагодарных нечего рассчитывать.

Я соглашаюсь с ней, но она не умолкает. Она говорит и говорит, с тряпкой в правой руке, жестикулируя левой. Обещает, что женит меня и что у меня будут дети. Я, со своей стороны, обещаю, что именно так и будет. Но она сомневается. Я даю слово, клянусь. Наконец она уходит. Идти в ресторан еще рано. А что если прогуляться перед обедом? Совершить большую прогулку но всему кварталу? Возможно, это будет увлекательно. Да, возможно. Я мог бы найти, к примеру, новое кафе. Кафе хватает. Пить каждый день аперитив в разных кафе — это настоящее исследование, и ежедневно пробовать разные аперитивы — тоже. Вчера — кампари, сегодня — вермут. Меня вдруг охватило сильнейшее желание выпить вермута в каком-нибудь другом кафе, и этому желанию трудно было сопротивляться. Повеселев, я посмотрел в окно: нет ли на тихой улочке Жанны, не болтает ли она там с кем-нибудь? Если она меня заметит, то может остановить, сказать неизвестно что, представить, например, кому-то, и я окажусь вовлеченным в ненужный разговор.

Жанны на улочке не было. Я быстро вышел из квартиры. Она была внизу, разговаривала с консьержкой. Увидев меня, они сразу же замолчали. Уж не обо мне ли была беседа? Но какое им до меня дело? Пусть оставят меня в покое. Я делаю то, что хочу. Я ничего не делаю, если не хочу ничего делать. Это мое личное дело. Я сейчас разозлюсь! Я быстро вышел из подъезда. У самой двери обернулся — они на меня смотрели. Ждали, пока я выйду, чтобы продолжить перемывать мне косточки. Что они себе воображают? С консьержкой что-то нечисто: если бы не она, Жанна не читала бы мне нотаций. Но все равно, Жанна — славная женщина.

Все-таки нужно считаться с людьми. Они существуют, потому что надоедают мне, когда вмешиваются в мои дела. Этого достаточно, чтобы я сорвался, оказался зависим от них. Они извлекают вас из вашей реальности и погружают в свою. Навязывают свой способ видеть. Приходится принимать их оптику. Я не могу не считаться с другими, это очевидно, но моя цель — это другое место. Другое место — вот что настоящее. Было пасмурно. Я повернул за угол, налево, затем достаточно долго шел, пересек еще три улицы, прежде чем попал в бистро на углу одной из улиц и проспекта, который казался бесконечным, быть может, он достигал края света. Я вошел в бистро, заказал вермут, выпил первый, затем второй стаканчик. Возле стойки толпилось много клиентов. Рабочие, белые и черные, каменщики — эти были вымазаны известкой; один совсем маленький человечек в бежевом пальто болтал с другим таким же тщедушным человечком, хотя тот по сравнению с ним казался рослым, — эти разговаривали оживленно, но негромко. Судя по виду, они были страховыми агентами. Рабочие говорили громче, похлопывая друг друга по плечу. Те, что стояли в начале очереди, обменивались репликами с теми, кто замыкал.

Постепенно ко мне снова пришло странное, необычное видение мира. С остротой, которая характерна для этого состояния, этого интуитивного предчувствия, я понял, что все люди — чужие для меня. Как трудно проникнуть в чью-то душу! Однако в этот раз мне хотелось сблизиться с ними. Что произошло бы, если бы я был ближе к ним, с ними? Пожалуй, это было бы интересно! Я жил бы. Но они были словно отделены от меня толстым небьющимся стеклом.

Как к ним приблизиться? К этим марсианам, подобным мне! И они ли находились за тем стеклом, будто в зоопарке, или я сам? Я стал присматриваться к ним, прислушиваться и пришел к выводу, что их движения кажутся мне беспорядочными, а жесты — бессмысленными. Какие-то крики. Слова, свободные от какого бы то ни было содержания, словно кожура от плодов. Шум. Они открывали и закрывали рты, вливали в них содержимое стаканчиков — в эти дыры, куда помещают вещи, которые не влазят в другие дыры. Я смотрел на улицу, и фасады домов уже не были больше фасадами. Прохожие не были прохожими. Затем я стал смотреть на свой столик, стакан, на свою руку. Двигал пальцами. Захотелось смеяться. Потом возникла тревога. А за нею — удивление. Я огляделся: что же это все такое? Вопрос показался мне бессмысленным. Спрашивать у себя, что это такое? А это что? А это?..

И все-таки я существовал. Я был там, в сердце вещей. Лопнет ли эта оболочка, увижу ли я, что за ней? Или там ничего нет? Моих глаз недостаточно. Я снова взял в руку стаканчик, со страхом и надеждой. Я его почувствовал, все-таки я его почувствовал. Это меня пробудило. Или усыпило.

Ко мне пришли устанавливать телефон. Я никак не мог решить, где определить ему место. В большой комнате, возле дивана? Или в спальне, на столике у изголовья? Должно быть, это приятно — поболтать с кем-то (я же собирался заводить новые знакомства или возобновлять старые), лежа на диване, днем, глядя в окно на проходящих по улице людей. Мне было что рассказать тем, с кем я не виделся все это время. Интересно, что произошло в бюро за эти четыре зимних месяца? Женитьбы, похороны, новые служащие? Мне захотелось побывать и в моем старом бистро. Во всем есть своя красота. Жизнь прекрасна, когда смотришь на нее в целом, в совокупности, прекрасна в своем прошлом, в этом подобии пространства, которым становится, время, когда от чего-то отдаляешься. Все вместе это составляет блок, нечто вроде дома или дворца, который можно обойти, комната за комнатой, этаж за этажом. А я не отдавал себе отчета в этой красоте. Как это глупо! Скоро — быть может, завтра — я войду в красоту наступающей весны. На деревьях уже появились листочки. Еще совсем недавно жизнь казалась мне грузом, который нужно нести, теперь она стала для меня украшением, памятником, зрелищем. Смотреть на мир с точки зрения смерти, если это возможно. Это феерия. Это изумительно. Все вокруг приобретает такое огромное, такое очевидное значение! Я испытывал ностальгию по прошедшему времени. Это ничего. Я ведь в любой момент могу отправиться туда, куда захочу. Что с Люсьенн? Есть ли у нее ребенок? А Жульетта? А Жанин? А патрон? Славный и несчастный, по сути, человек. А я еще чувствовал себя под властью тирана! На самом деле все это было не трагичным, а скорее смешным. Почему мы не умеем смеяться вовремя? Нет ничего по-настоящему трагичного, потому что все проходит. Или отдаляется. И как все, что имеет точные контуры, это «все» можно окинуть взором памяти, проанализировать, воссоздать. Какое, должно быть, сожаление испытывает уходящий человек, когда понимает, что все было чудом, мельчайшие детали: запах утреннего кофе, нелепая ссора — как они забавны, эти ссоры: муха в супе, драгунская форма, драгун в форме. Когда приходит время, то все болезни, эпидемии, мучения, войны — все это уже не причиняет боли, на все это нужно смотреть, все это нужно созерцать в необычной реальности. Я буду взывать, да, я буду взывать ко всему миру.

Пожалуй, не стоит устанавливать телефон в большой комнате. Я не захотел, чтобы номер моего телефона значился в справочнике. Ко мне, разумеется, будут приходить люди, вдруг кто-нибудь бесцеремонный, увидев аппарат, захочет узнать мой номер. И я решил, что телефон будет в спальне. Но кому-то этот номер я все-таки дам. Однако мне не хотелось бы, чтобы мне звонили слишком рано или слишком поздно. Человек, который устанавливал телефон, сказал, что совсем несложно сделать розетку в каждой комнате. Тогда можно переносить телефон из комнаты в комнату, как захочется. В самом деле, все так просто и стоило, как выяснилось, недорого.