Владимир Ларионов - Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима

• Название: Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима
• Автор: Владимир Ларионов
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-3168-9

Книга предлагает принципиально новый взгляд на личность и деяния князя Александра Невского. Автор рассматривает князя одновременно с позиции светской историософии и православной традиции.

Читатель узнает о политической тактике Невского, его осведомленности о мировых исторических процессах того времени и, наконец, о его прозорливости как в вопросах выстраивания отношений с Золотой Ордой и агрессивными западными соседями Руси, так и в вопросах духовного характера, о которых мало пишут не только светские, но и церковные историки.

Особое внимание автор уделяет крупному политическому деятелю и полководцу — князю Даниилу Романовичу и его отцу князю Роману Мстиславичу Галицким. В книге раскрывается ряд важных причин, по которым князь Даниил не стал ключевой фигурой русской истории.

---

Нельзя не отметить и еще одну фундаментальную мысль Поселянина о родовой святости той ветви семьи Мономаха, из которой происходил Александр. «Св. Александр вырос среди благочестивой семьи; и среди первых, на всю жизнь остающихся впечатлений главными были впечатления святой веры. Каким искренним благочестием был он окружен с детства, видно из того, что мать его считалась современниками святою; дед по матери, Мстислав Удалой, и восходящие предки — Мстислав Храбрый, Ростислав, Мстислав Великий — окружены сиянием святости; дяди со стороны отца — Константин и Георгий — также; старший брат Феодор — святой. И вот в этом незаменимом для ребенка благодатном воздухе, среди таких преданий подрастал Александр». Евгений Поселянин считал, что между всех исторических русских лиц сияние святости князя Александра уступает только «неизглаголанному игумену Сергию». Мы же убеждены в равновеликой святости и исторической значимости для судеб отечества двух наших святых вождей — воина и монаха, князя и игумена, воплощающих собой священный идеал симфонии властей, не всегда дарованный христианам в реальном политическом пространстве и историческом времени. И если Сергий жил в эпоху, когда Византия переживала свой Палеологовский ренессанс и никто не мог предвидеть ее скорого исторического конца, если игумен Радонежский видел Русь крепнущей, а Орду слабеющей в политических дрязгах, то Александр жил и делал свой судьбоносный выбор беспримерной верности служения православию в эпоху падения и пленения латинянами Царьграда, в эпоху максимального могущества Орды и критического, предсмертного состояния русской государственности и народности. Он один несгибаемо стоял под священной православной хоругвей, спасая народ и Россию для будущего. «Велика прозорливая мудрость Ольги, бесценное одушевление равноапостольного Владимира, горячая правда Мстислава… Но это вольное и безропотное мученичество богатыря, это истекшее святою кровью сердце, вместившее и пригревшее Русь в самые безотрадные ее дни… Эта неустанная работа всей жизни; эта ничем не загасимая вера в свой народ, в священное призвание той Руси, которая некогда из рабства, пепла и крови встанет необоримой и славной!.. Есть чувства, для которых в языке нет слов. Есть образы непонятной силы, от которых трепещет в восторге, удивляясь им, душа. Есть события, память о которых точно расширяет эту душу умилением, — что Бог помог человеку достичь в жизни таких нравственных высот. Таков этот богатырь русского народа и такова его смерть». Таким видел и знал наш народ святого князя. Этой памяти недавно была объявлена бесчестная война. Наша задача — восстановить в памяти народа тот святой образ, который был воспет верующим сердцем народа в лице его лучших сынов и творцов его истории и культуры.

«Правление Александра Ярославича, — писал как-то профессор А.Г. Кузьмин, — надолго вошло в историческую память русского народа. Он не знал поражений на поле боя, побеждая с меньшими силами. У него трудно усмотреть и дипломатические ошибки. А судить его потомкам следует не только по достигнутым результатам, сколько по препятствиям, которые пришлось преодолевать». Главное, чтобы русские люди хорошо понимали и помнили, за что отдали свои жизни наши предки, за что шел на жертву святой князь Александр Невский. А врагам России достаточно не забывать его пророческих слов: «Кто на Русь с мечом придет — от меча погибнет».

В данной работе автор привлек широкий научный материал, отечественного и зарубежного происхождения, ранее не привлекавшийся историками и исследователями, писавшими биографические книги, посвященные Александру Невскому. Это связано с тем, что многие данные недавно включены в научный оборот. Привлечение новых материалов позволило автору на широком историческом фоне Северной Европы периода XIII века, опираясь как на предыдущую историографию, так и на собственные исследования и обобщения, основанные на новых данных, привести немало подробностей, которые в совокупности позволяют нам по-новому оценить исторические события того периода, по-иному увидеть и прочитать многие хорошо известные факты из биографии князя, признать несостоятельными попытки «критического» переосмысления уникальной роли Александра Невского в Русской истории. Автор уверен, что фигура князя и его время есть осевое время всей русской истории, есть тот «исходный геном», что предопределил парадигму развития русской цивилизации.

Принципиальным моментом автор считает, что данные исследования необходимо предварить некоторыми замечаниями об особенностях постижения истории как научной дисциплины через призму православного восприятия исторических процессов.

В основе каждой самобытной традиционной цивилизации лежит определенная религиозная система, под которой необходимо понимать сложный комплекс догматических, священнодейственных и культурнобытовых аспектов проявления религиозного чувства этносоциального коллектива. Данный комплекс накладывает неизгладимый отпечаток на всю жизнедеятельность этнической общности, обуславливая и сами границы данной общности в политическом и этнобиологическом смысле. Вера есть высшая функция духовной жизни человеческих коллективов. Это есть высшая ценность любой исторической общности. Все ценное, связанное с вопросами духа, подвергаясь даже малейшему искажению, может дать отрицательные явления. Искажение наивысших проявлений духа дает наиболее тяжелые формы зла, как писал об этом отечественный философ Н.О. Лосский.

В силу этого сохранение чистоты православного вероучения нашими предками стало основным фактором становления русской цивилизации в совокупности составляющих ее институтов: Церкви, государства, общества.

В традиционном социуме нет деления сферы жизнедеятельности человека на сакральное и профанное. Все бытие в разной степени интенсивности для представителя традиционного общества буквально «пропитано» сакральными энергиями, освящено и структурировано Благодатью. Именно в силу этих причин вера народов накладывает неизгладимый отпечаток на их национально-государственное, культурное и социально-экономическое бытие, формируя его через заданную шкалу ценностей, являясь жизнеопределяющим, генетическим кодом цивилизаций, государств, этносов и племенных групп. Вера рассматривает историю как процесс разворачивания во времени и пространстве политической и культурной потенции этноса и помогает верно трактовать смыслы исторических событий потомкам и наследникам древних культур при условии сохранения духовной преемственности. «История есть species aeternitatis, подвижный и несовершенный “образ вечности”. Память и история есть первое преодоление смерти и времени, пусть несовершенное, но такое, которое может бесконечно приближаться к полноте “вечной” или абсолютной памяти. При этом нужно помнить, что история идет в обе стороны, к началу и к концу, что она всегда “архаична” и телеологична, что смысл изучения истории состоит не в созерцании прошлого, а в предвидении будущего, т.е. в делании истории, отсюда эсхатологический момент Священной истории».

Именно по этой причине представляется столь необходимым истинное знание о прошлом, для ясных целевых установок на будущее. Но истинное знание человеку может дать только соборный опыт родной национальной истории, наследуемый исключительно через духовную преемственность. И наша духовная включенность в ткань этого национально-исторического бытия позволяет нам усваивать символы священного текста истории. Вне этой ткани нет языка, нет информационного поля, нет системы ключей к ясному пониманию священной символики событий. В этом принципиальное отличие православного подхода к исторической науке от подхода светских историков, для которых основным инструментом изучения исторической дисциплины является метод аналитического разложения цельной, живой ткани процессов, на достаточно субъективно подобранные элементы, лишенные внутренней органической связи, с тем чтобы эту связь произвольно восстанавливать, используя заранее изготовленные схемы, структурированные из изолированных фактов. Два разных подхода дают зачастую диаметрально противоположные результаты в подходах к историческим реалиям, событиям прошлого и историческим деятелям. Нет надобности останавливаться на том непреложном факте, что для светской исторической науки вообще нехарактерно уделять внимание духовной составляющей исторических реалий прошлого, равно как и заниматься поиском цели и смысла самого исторического процесса.

Однако «если мы не допускаем существование Бога или возможность быть с Ним в связи (религия), то мы должны, безусловно, отказаться от всякой философии истории. Предметное знание указывает лишь внешнюю связь явлений. Цели же можно познавать вообще лишь в воле и сознании. Поэтому цели истории и ее философии мы не можем узнавать иным способом, как введя в решение вопроса показания религиозного знания…познание целей мы можем искать только в области познаний религиозных. Оно всегда и уясняло людям смысл их личной и мировой жизни». Необходимо отметить, что до эпохи Петра Великого у нас не было светской истории вообще. Абсолютно все исторические письменные источники носят церковный характер. Кроме агиографической литературы это касается и летописания, которое велось в монастырях. Даже учитывая определенный интерес летописцев к политическим событиям, происходившим на Руси, тем не менее история, донесенная до нас летописанием, воспринималась как история нового народа Божия — христианского русского народа — и являлась частью его единой истории, воспринимаемой летописцами как история священная, вернее, как определенное продолжение священной истории народа Божия, начатой Книгой Бытия. Такой взгляд на отечественную историю характерен уже «Слову о Законе и Благодати» митрополита Киевского Илариона. Таким образом, авторы, отвергавшие авторитет церковных источников для изучения русской истории, остаются для нашего древнего допетровского периода вообще без источников и вынуждены строить свои концепции на домыслах, зачастую носящих совершенно произвольный характер. Выйдя из «церковной ограды», отечественная история утеряла свою неразрывную связь с духовным смыслом мирового исторического процесса и стала полем случайных спекуляций цеха позитивистски настроенных ученых.