Владимир Ларионов - Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима

• Название: Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима
• Автор: Владимир Ларионов
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4444-3168-9

Книга предлагает принципиально новый взгляд на личность и деяния князя Александра Невского. Автор рассматривает князя одновременно с позиции светской историософии и православной традиции.

Читатель узнает о политической тактике Невского, его осведомленности о мировых исторических процессах того времени и, наконец, о его прозорливости как в вопросах выстраивания отношений с Золотой Ордой и агрессивными западными соседями Руси, так и в вопросах духовного характера, о которых мало пишут не только светские, но и церковные историки.

Особое внимание автор уделяет крупному политическому деятелю и полководцу — князю Даниилу Романовичу и его отцу князю Роману Мстиславичу Галицким. В книге раскрывается ряд важных причин, по которым князь Даниил не стал ключевой фигурой русской истории.

---

Идея самодержавия, пришедшая из Византии, с самого начала своего бытования была сопряжена с избранностью русского народа стать последней христианской империей! Казалось бы, после татарского нашествия такие воззрения должны были кануть в Лету за отсутствием исторической перспективы действительно воплотить имперские чаяния на Руси в жизнь. Русь была растерзана и оказалась в кольце злейших врагов.

«В XIII веке княжеская Русь подверглась почти одновременному нападению с двух сторон: с Запада и с Востока. Через три года после взятия крестоносцами Константинополя, в 1207 г., папа Иннокентий III направил русским князьям послание, где говорилось: “Так как страна греков и их Церковь почти полностью вернулась к признанию апостольского престола и подчиняются распоряжением его, представляется заблуждением, что часть не соглашается с целым и что частное откололось от общего”».

Крайне важно и еще одно свидетельство, которое позволяет еще раз оценить «по достоинству» ставку Даниила Галицкого на Европу в его борьбе с Ордой.

После падения Царьграда «… папа потребовал, чтобы Польша, Орден, Швеция и Норвегия блокировали Русь и препятствовали ввозу в нее железа и любого оружия».

Агрессия с Запада носила планомерный и поступательный характер, который вряд ли мог укрыться от современников. Речь шла о долгосрочной войне против православного Востока. И это не преувеличение.

«Это была не локальная, а вполне континентальная война: избиение латинян в Константинополе в 1182 г., последующий погром норманнами Фессалоник, захват крестоносцами Константинополя и образование на месте Византии Латинской империи, немецкие крестовые походы XIII в. на языческую Литву и на северные русские земли, нападения на них же шведов — все эти и подобные локальные столкновения западно- и восточноевропейцев оказались прелюдией к тому, что вскоре Европу с севера на юг — от Скандинавии до о. Крит — разрезала хорошо видимая линия фронта, над которой реяли католические знамена. Началось время борьбы с восточноевропейскими язычниками и “схизматиками”: “…именно с этого времени начинается новая волна крестоносного движения… идеологом ее, естественно, была римская курия, которая фактически возглавила широкомасштабное наступление против народов восточноевропейского региона от полярного круга до Босфора”».

В апреле 1257 г. римская курия инициировала подготовку крестового похода против Руси, обещая его участникам отпущение грехов. «25 января 1260 г. папа Александр VI призвал рыцарей Тевтонского ордена к походу против монголов и передал им в подчинение все русские земли, которые они во время похода завоюют. 21 марта и 8 апреля того же года папа повторил этот призыв в письмах к магистру Гартмуду фон Грюнбаху».

Мог ли не знать об этом Даниил Галицкий, который планировал опереться на помощь пап?

«Политический и военный нажим шел рука об руку с экономическим проникновением на Восток: на южных морях — Венеции и Генуи, на севере — Ганзы. Проникновение это имело, как видно на примере Византии, Крыма и в какой-то мере Новгорода, и политические результаты. Не папская курия, конечно, была виновницей войны, но идеологическим центром и вдохновителем нападающей стороны она стала. Идеологическим центром защищающейся стороны оказался монашеский Афон и Константинопольский “Вселенский” патриархат, в чьем ведении была Восточная Европа. Когда Батый увел основную часть своих войск обратно на Восток, на Руси могла существовать альтернатива из двух зол — татар или литовцев и немцев. Русские города и земли, не вошедшие непосредственно в состав Монгольской империи, — Новгород, Псков, Волынь, Галич, Киев и распространившаяся и усилившаяся за счет ослабления Руси Литва стали буфером между агрессивной католической Европой и северо-восточными русскими княжествами, теперь прикрытыми монгольской центральной властью и армией, сформированной монгольскими военачальниками. Но Псков был слаб, да и Новгород, раздираемый борьбой боярских группировок, терял сферы своего влияния и сдавал торговые позиции ганзейским городам; за галицко-волынское наследство скоро начнут борьбу Польша и Литва, причем последняя, воюя и с поляками, и с немцами, и с русскими, сама была полем борьбы за влияние между католиками и православными, а разгромленный татарами Киев сохранял свое значение лишь номинально — в названии митрополии “Киевская и всея Руси”. И хотя эти земли и амортизировали западный нажим, они делали это не ради Великой Руси, Владимира и Москвы. Наряду с внешними бедствиями и, конечно же, в связи с ними в трагическом XIII столетии происходят очень важные внутренние перемены в духовном строе Руси, потому что один из объектов этнообразующего культа, русский княжеский род, не сумевший дружно противостать завоевателям, оказался позорно разбит и унижен восточными завоевателями до рабского состояния».

Казалось бы, мечтам о самодержавной русской государственности не удалось сбыться. Нет самой государственности. Потенциальные носители императорской харизмы вынуждены ездить на поклон к ханам в Орду. Как же удалось не только выстоять, сохранив веру и национальность, но и пронести через это черное время мечту о последнем мировом царстве?

Естественным образом большая нагрузка в этическом самосознании легла на христианскую православную веру, при всем том, что потери Церкви были тогда неисчислимы: «Разрушены божественныя церкви, осквернены быша ссуди священии и святые кресты и святые книги, потоптана быша святая места, святители мечю во ядь быша, плоти преподобныхъмнихъ птицамъ на снедь повержени быша, кровь и отець и братья нашея, аки вода многа, землю напои», — говорит в своем скорбном Поучении 80-х гг. XIII века Серапион Владимирский и продолжает: «…князий нашихъ воеводъ крепость ищезе, храбрии наша, страха наполъньшася, бежаша…» С чего же пришлось начинать собирать державу князю Александру, с какого исходного пункта?

«Не уберегшие свою страну князья, несомненно, потеряли уважение своих не защищенных ими подданных, и культ их рода, Прошлого-внастоящем, естественным образом не мог не утратить часть своих прав в культуре, а приобрести их, значит, должна была Вечность-в-настоящем. Но главное, пропасть между ними, едва не исчезнувшая, расширилась и углубилась. Она так и осталась свойством русского надсознания, русской самоочевидности, вплоть до Нового, если не Новейшего времени: фольклор ведь так и не был допущен народом в материалы письма. В то время как в Скандинавии процесс записи песен скальдов и саг достиг своего апогея, на Руси всяческая культурная жизнь оказалась сильно заторможена. В существовании на Руси богатого фольклора и до этого, и после сомневаться не приходится. И некоторое его влияние на письменность продолжалось в XIV–XV вв. Но его влияние уже несколько иного, нежели прежде, характера. Вместе с окончанием XIII в. ушла из жизни значительная часть языческих традиций, имевших наибольшее отражение в письменной литературе, — традиций княжеского рода». Начинать пришлось с чистого листа.

Татарское нашествие смело остатки языческой культуры Древней Руси, а не последовательная антиязыческая деятельность в этом отношении правящей династии Рюриковичей, как это представляется ныне многим исследователям, не лишенным неопаганистских симпатий. Возрождаясь после нашествия, Русь возрождается уже всецело христианской страной.

В.Л. Комарович отметил, что княжеские родовые имена исчезают «одновременно с внецерковной молитвой предку в поколении сыновей Александра Невского в конце XIII столетия».

Безусловно, рубеж окончательного воцерковления русской государственности связан не случайно с именем и деятельностью князя Александра и может быть отнесен на счет совершенно осознанной новой политики. Такой вывод напрашивается из анализа наименования сыновей княжеского рода. «Остаткам языческой культуры на Руси золотоордынское “иго” причинило, кажется, более серьезный урон, чем церковной вере. Само это бедствие воспринималось тогда как наказание за грехи. А одним из грехов должно было представляться современникам как раз то, что и составляло особенность предыдущей эпохи, — сближение художественного Прошлого с художественной Вечностью, языческой и церковной культур почти до исчезновения пропасти между ними».

Пастыри в то время неустанно напоминают пасомым о необходимости решительно и бесповоротно отказаться от всех пережитков язычества.

Об этом тоже ясно говорит, обращаясь к пастве, Серапион Владимирский: «Аже еще поганьского обычая держитесь: волхованию веруете… Печаленъ есмь о вашемъ безумьи, молю вы, отступите делъ поганьскыхъ».

Невозможно не процитировать и слова, которые относят к митрополиту Кириллу, чья судьба тесно переплетена с жизнью святого князя Александра и чьи воззрения, несомненно, оказали определенное влияние на политический и духовный выбор князя. Вот что пишет по этому поводу автор «Истории русского народа» Н.А. Полевой: «Ряд святителей русских есть почти непрерывный ряд светил, утешительных во мраке прошедшего. Они не знали страха, огражденные саном своим, и истина была словом их среди ужасов самого свирепого рабства. “Какой прибыток получили мы, оставив правила Божий?” — говорил Кирилл на Соборе Владимирском. “Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не пали ли сильные наши и князья острием меча? Не отведены ли в плен чада наши? Не запустели ли святые Божий церкви? Не томимы ли мы на всякий день от безбожных и нечестивых поганых? Все сия совершилась за то, что мы не храним святых правил”. Когда же сказаны были эти слова?.. В 1274 году! Так религия питала мысль о спасении Отчизны, утешала надеждою освобождения и до того слила мысль об Отчизне и Церкви в понятие русса, что они не различались у него более: умирая за князя и Отчизну, он умирал и за Церковь Божию, с надеждою венца мученического. Мысль эта достигла нашего времени. С 1261 года ханы ордынские позволили учредить даже в Сарае особенного епископа и причт духовенства, ибо в сем месте пребывания ханов всегда бывал съезд русских всякого звания и многие русские жили там даже постоянно. Словом, христианскую веру должно почесть главнейшим, если не единственным средством спасения, сохранившим бытие Руси. Русс покорствовал, унижался духом, терял свою национальность, принимал обычаи, нравы, одежду своего властителя, но помнил, что он христианин, и оставался руссом и христианином, пока религия не повела его в открытую борьбу против поганого властителя и не указала ему победы».