Константин Мережковский - Рай земной или Сон в зимнюю ночь

• Название: Рай земной или Сон в зимнюю ночь
• Автор: Константин Мережковский
• Жанр: Фэнтези

В форме антиутопии в книге дан один из значительнейших прогнозов развития нашей эпохи. Часть его уже осуществилась в истекшем столетии. Не ожидает ли цивилизацию в веке текущем его впечатляющее завершение?

При новой публикации сочинения К.С.Мережковского в нем опущен ряд глав приложения. Это сделано для того, чтобы не утомлять читателя отвлеченными размышлениями и сберечь силу его воображения для восприятия главного.

В старом издании в оглавление включена "Легенда о Великом Инквизиторе" Достоевского, но не опубликована. В новом издании мы сочли целесообразным ту оплошность поправить. "Легенда" включена в приложение, и читатель имеет непосредственную возможность сделать определенные поучительные сравнения.(Г. А. Бондарев)

Более подробно об этом произведении и об авторе см. Г.А. Бондарев "От антиутопии к реальному апокалипсису"

---

- А знаете, Эзрар, - сказал я, - ваши рабы мне ужасно напоминают пчел и муравьев.

- Да, - ответил он, - они на них похожи во многих отношениях. Труд для них так же легок и приятен, как и для этих насекомых.

Разговаривая таким образом, мы дошли до границы полей. Вдруг откуда-то пахнуло на меня сильным и необыкновенно приятным ароматом, и я увидел перед собой несколько участков с пестревшими на них цветами всевозможных оттенков, в том числе были и те, которых я принял вчера за бабочек.

- Это что такое? - спросил я.

- Это цветочные плантации, - ответил Эзрар. Наша потребность в цветах так велика, что тех, которые разводятся около наших жилищ, было бы далеко недостаточно для нас, поэтому мы отвели несколько участков специально под цветы.

Двое рабов с корзинами в руках как раз собирали в это время цветы к обеду; наши друзья тотчас же кинулись к ним, выхватили у них из рук корзины и сами принялись срывать цветы; дело живо закипело, и в один миг корзины были наполнены. Лорелей с букетиком отборнейших цветов в руке подбежала к нам и, остановившись передо мною, подала его мне; при этом она пристально на меня посмотрела, улыбка озарила все ее прелестное лицо и вдруг, вся вспыхнув, она повернулась и убежала.

- Ого! - проговорил Эзрар, поглядывая на меня с многозначительной улыбкой, - поздравляю вас!

- С чем?

- Как, разве вы не заметили, с какою благосклонностью на вас посмотрела Лорелей и как она вся покраснела, подавая вам этот букет? А знаете ли вы, что означает у нас такое поднесение цветов? Это означает, что она чувствует к вам особую симпатию и готова сблизиться с вами. Я, впрочем, еще вчера заметил, что вы ей понравились, она ведь все время не отходила от вас. Очевидно, вы ей внушили жалость к себе, а пожалев, она вас полюбила. Поздравляю вас с сердечной победой и радуюсь за вас. Лорелей теперь как раз такая временная одиночка, о которых я говорил вам вчера утром, и она, несомненно, одно из прелестнейших и добрейших созданий наших.

Какая-то волна радости и счастья вдруг нахлынула на меня и охватила все мое существо, сердце затрепетало в моей груди, весь мир, все что меня окружало показалось мне вдруг как-то еще более светлым, лучезарным и жизнерадостным; мне стало так весело и хорошо на душе, такой порыв всеобщей любви наполнил мое сердце, что я готов был обнять всех этих добрых, милых, теперь еще более мне дорогих людей и в одном могучем объятии прижать их к своей груди. В порыве братской любви бросился я к Эзрару и с криком: о, неужели я буду счастлив! крепко его обнял и, прижавшись к нему, чтобы скрыть свое смущение, на минуту слился душой с его душою, и от избытка чувств, всего меня охвативших, я затрепетал и заплакал...

Эзрар, держа меня в своих объятиях и поглаживая мою голову, ласково успокаивал меня, говоря:

- Бедный, измученный человек, вы даже радость выражаете слезами; но мы вас переделаем, мы заставим вас забыть, что такое слезы, даже слезы радости. Раз судьба закинула вас к нам, живите у нас полной, счастливой жизнью, наслаждайтесь всем, что жизнь может дать людям, любите и забудьте навсегда все ваши горести и страдания. Бремя это мы с вас снимаем.

Успокоенный такими словами Эзрара, я уже опять улыбался, и мы пошли дальше, рука в руку, а впереди меня неслись легкие, радужные образы - мечты об ожидавшем меня, быть может, счастье. В таком настроении вернулись мы домой и как раз подоспели к обеду. Он прошел при той же обстановке и так же весело и оживленно, как и вчера, для меня же - еще много радостнее, чем вчера...

Глава III

После обеда все отправились на берег моря, и здесь, усевшись в тени нависшего над нами берега, мы предались послеобеденному отдыху, попивая ароматный кофе с соком сахарного тростника вместо сахара. Но друзьям не сиделось долго на месте, и как только я выпил свой кофе, они тотчас же повели меня показывать собрание раковин, сушеных морских звезд, кораллов и других морских произведений, разложенных на самом берегу моря, на песчаной отмели в виде красивых групп и узоров. Это было очень мило устроено - настоящий маленький музей на открытом воздухе! И каких только тут не было пород раковин, и сколько бесконечного разнообразия, красоты, даже поэзии природа сумела вложить в эти комки извести! Я с удовольствием любовался ими, ибо всегда находил в них какую-то особенную, таинственную прелесть, от них всегда веяло на меня ароматом моря и юга, а что может быть таинственнее и прелестнее для северянина тех чудных образов, которые связаны с этими двумя словами: море и юг!

- Наши друзья, - заметил мне Эзрар, - в последнее время положительно помешались на раковинах, каждая община старается перещеголять соседние своим собранием их, обилием видов и красотою экземпляров.

После этого осмотра мы с Эзраром опять улеглись на песок в тени, а друзья принялись барахтаться в воде, плавать в перегонку, нырять, доставая со дна всевозможных морских животных. Когда они уставали, то выходили отдыхать на ближайшие скалы, своими верхушками выступавшие из воды, располагаясь на них изящными группами. Со своего места я свободно мог созерцать все их игры и забавы и любоваться всей этой очаровательной красотой. Голубое небо, синее море, красивые очертания берегов и эти голые тела - все это вместе было так непривычно, так дико красиво, что по временам сознание действительности как будто ускользало от меня и мне начинало казаться, что это сон, а не действительность, или что я перенесен сюда силой какого-нибудь волшебства и что рередо мною не люди, а какие-то фантастические морские существа, какие- то нереиды, поднявшиеся со дна морского, чтобы очаровывать мой взор...

И как жаль, думалось мне, что на земле так мало этих счастливых и прелестных созданий - всего только 2 миллиона! А ведь под тропиками свободно могло бы поместиться много десятков миллионов. И я высказал эту мысль Эзрару.

- Мы ведь не успели еще размножиться, - ответил он, - и я думаю, что со временем человечество дойдет до 5 или 6 миллионов, а может быть, и больше, если позволит место. Ведь земля как место обитания гораздо гаже, чем вы думаете, истинно удобных и красивых мест для жительства очень немного. А нам непременно нужна и красота местожительства, ибо от этого много зависит жизнерадостность настроения. Впрочем, никогда мы не размножимся в очень значительной степени. Мы боимся слишком большой густоты населения, слишком тесной общественности, ибо она, так же как и доступность и быстрота сообщений, больше всего способствует и вызывает всякую цивилизацию и прогресс, от которых мы с таким трудом отделались.

- О, отделались! - воскликнул я, - как это странно звучит для меня, человека XIX века, на знамени которого такими крупными буквами стояло именно: прогресс и цивилизация!

-А на нашем знамени стоит еще более крупными буквами: счастье и счастье! Вы имели много прогресса, но мало счастья; у нас же наоборот. И так как приходится выбирать между счастьем без прогресса и прогрессом без счастья, то мы выбрали первое. Оба они несовместимы, и потому для нас прогресс совсем не нужен.

Эти слова меня несказанно поразили. Что слышу я? Им не нужен прогресс! да разве может человечество существовать без него. О Эзрар! подумал я, неужели ты хочешь разбить и этот кумир мой? Но нет, этого тебе не удастся, за него я буду крепко держаться! Если и его разбить, то чему же поклоняться? ... И вдруг я вспомнил когда-то мною прочитанную статью, в которой какой-то критик разбирал книгу о народном образовании. В этой книге автор выражал сожаление о том, что вместе с образованием в народ проникает недовольство своим положением, всю тягость которого он начинает тогда яснее сознавать, чем прежде, и от этого страдания его только усиливаются. Но это-то и хорошо, восклицал критик, такое усиление страдания и желательно, ибо оно-то и является залогом прогресса. Помнится, как и тогда меня смутило это странное рассуждение прогрессиста, ибо если прогресс должен быть вечным, беспредельным, то остается только желать вечного недовольства своим положением, вечного страдания. Но только теперь понял я все безобразие и в то же время всю безукоризненную логичность этого рассуждения. И это меня смутило... Что же это значит? Неужели прав Эзрар, неужели приходится выбирать между счастьем без прогресса и прогрессом без счастья? И что же тогда выбрать, что лучше?

О, бедный мой кумир! Ты еще не разбит, но я уже вижу в тебе глубокую, зловещую трещину!

Но Эзрар продолжал:

- Один из основных принципов наших состоит в том, что человечество может обеспечить свое счастье навсегда только при том условии, если оно сохранит неизменным на вечные времена свое теперешнее устройство и откажется от всякого прогресса в этом отношении. Всего, что грозит усложнить или изменить нашу жизнь, хотя бы под предлогом ее улучшения, мы тщательно избегаем. А густота населения может именно повести к разным усложнениям.