Альфонс Доде - Тартарен на Альпах

• Название: Тартарен на Альпах
• Автор: Альфонс Доде
• Жанр: Классическая проза

---

Дождь лилъ въ Балѣ и помогалъ служанкамъ обмывать бѣлые и безъ того чистенькіе домики; лилъ онъ въ Люцернѣ на сундуки и чемоданы, придавая имъ видъ пожитковъ, спасенныхъ послѣ кораблекрушенія; лилъ изъ Вицнау на берегу озера Четырехъ Кантоновъ, лилъ на зеленыхъ силонахъ Риги, надъ которыми ползли черныя тучи, струился мутными потоками вдоль скалъ, рокоталъ разсыпчатыми каскадами, тяжелыми каплями падалъ съ каждаго камня, съ каждаго хвоя сосны. Тарасконецъ во всю жизнь свою не видалъ столько воды.

Онъ зашелъ въ трактиръ, спросилъ кофе со сливками, меда и масла. Подкрѣпивши силы, онъ рѣшилъ тутъ же, не откладывая, предпринять свое первое восхожденіе на Альпы.

— А скажите, — заговорилъ онъ, навьючивая на себя пожитки, — во сколько времени доберусь я до вершины Риги?

— Въ часъ или въ часъ съ четвертью; только поторопитесь: поездъ отходитъ черезъ пять минутъ.

— Поѣздъ — на Риги!… Что за вздоръ!…

Въ тусклое окно трактира ему указали на отходящій поѣздъ. Локомотивъ съ короткою и толстопузою трубой толкалъ впереди себя два крытыхъ вагона безъ стеколъ въ окнахъ, и, словно какое-то чудовищное насѣкомое, прицѣпившееся къ горѣ, карабкался по ужасающимъ крутизнамъ. Оба Тартарена, и «молодчина», и животолюбивый тарасконецъ, одновременно возстали противъ столь отвратительнаго механическаго способа подниматься на горы. «Молодчина» находилъ смѣшнымъ лазить по Альпамъ въ вагонѣ съ паровозомъ; что же касается другаго Тартарена, то въ немъ висящіе въ воздухѣ мосты съ перспективою паденія съ высоты 1,000 метровъ, при малѣйшемъ сходѣ съ рельсовъ, вызывали рядъ размышленій на весьма печальные мотивы, оправдываемые видомъ маленькаго вицнаускаго кладбища, бѣлыя могилки котораго у подножія ската казались сверху бѣльемъ, разложеннымъ на дворѣ прачешной. Очевидно, это кладбище тутъ не даромъ, а приспособлено на всякій случай, чтобы не далеко было таскать путешественниковъ.

— Нѣтъ, ужь я лучше на собственныхъ ногахъ, — разсудилъ храбрый тарасконецъ, — надо же привыкать…

И онъ пустился въ путь, стараясь на первыхъ порахъ не ударить лицомъ въ грязь умѣньемъ управляться съ альпенштокомъ передъ сбѣжавшимся трактирнымъ персоналомъ, кричавшимъ ему, куда идти и гдѣ свернуть. Никого и ничего не слушая, альпинистъ пошелъ прямо въ гору по дорогѣ, усыпанной крупнымъ и острымъ щебнемъ и окаймленной сосновыми желобами для стока дождевой воды. Справа и слѣва тянулись большіе фруктовые сады, сочные луга, изрѣзанные оросительными деревянными водопроводами. Теперь всѣ они рокотали переполнявшею ихъ водой. Всякій разъ, когда альпинистъ задѣвалъ своею киркой за нависшія вѣтви деревъ, его обдавало, какъ изъ спрыска садовой лейки.

— Господи Боже, сколько воды! — вздыхалъ житель благодатнаго юга. Но его дѣло стало еще хуже, когда щебенка вдругъ исчезла на дорогѣ, и пришлось шагать прямо по водѣ, перепрыгивать съ камня на камень, чтобы не промочить гетровъ. А дождь лилъ все такъ же упорно, становился все холоднѣе и уже начиналъ забираться за шею путника. Мимо его проходили мужчины, дѣти, съ низко опущенными головами, съ согнутыми спинами подъ тяжестью плетеныхъ корзинъ, въ которыхъ они разносили провизію по вилламъ и пансіонамъ, разбросаннымъ въ полу-горѣ. «Риги-Кульмъ?» — спрашивалъ Тартаренъ, желая удостовѣриться, по той ли онъ идетъ дорогѣ. Но его необычайное снаряженіе и, въ особенности, вязанный «passe-montagne», закрывающій почти все лицо, вселяли во всѣхъ такой ужасъ, что прохожіе боязливо озирались и ускоряли шагъ, не отвѣчая на вопросъ.

Скоро прекратились и эти встрѣчи. Послѣднимъ живымъ существомъ на этомъ тяжеломъ пути была старуха, что-то полоскавшая въ водосточномъ желобѣ, укрывшись отъ дождя подъ огромнымъ зонтомъ, воткнутымъ въ землю.

— Риги-Кульмъ? — спросилъ альпинистъ.

Старуха подняла идіотское лицо, подъ которымъ висѣлъ зобъ величиною съ большой колокольчикъ, привязываемый на шею швейцарской коровѣ, долго всматривалась въ удивительнаго путника, потомъ разразилась неудержимымъ хохотомъ, растянувшимъ ей ротъ до ушей. Маленькіе глаза совсѣмъ исчезли въ складкахъ окружавшихъ ихъ морщинъ; но лишь только она опять ихъ открывала, видъ стоящаго передъ нею Тартарена во всемъ его вооруженіи, казалось, удвоивалъ ея глупую смѣшливость.

— Ахъ, лопни ты совсѣмъ! — выругался Тартаренъ. — Счастлива ты, что баба, не то бы…

Пылая гнѣвомъ, онъ зашагалъ дальше и сбился съ дороги въ мелкомъ ельникѣ. Его ноги скользили и разъѣзжались по влажному моху. Измѣнился и окружавшій его лейзажъ, — не стало ни тропинки, ни деревьевъ, ни пастбищъ. Передъ нимъ высылись унылыя голыя скалы, да каменистые обрывы, на которые приходилось взбираться на четверенькахъ, чтобы не упасть, Рытвины были полны желтою грязью, и онъ осторожно переходилъ ихъ, ощупывая впереди альпенштокомъ. Чуть не каждую минуту онъ смотрѣлъ на маленькій компасъ, висѣвшій на цѣпочкѣ его часовъ; но потому ли, что онъ забрался слишкомъ высоко, или вслѣдствіе рѣзкаго измѣненія температуры, стрѣлка вертѣлась безъ толку, точно сумасшедшая. Густой желтый туманъ лишалъ возможности опредѣлить на глазъ направленіе, которому слѣдовало держаться. Мелкая гололедка дѣлала подъемъ съ каждымъ шагомъ все труднѣе и опаснѣе. Вдругъ Тартаренъ остановился; земля какъ бы смутно забѣлѣла впереди… Теперь береги только глаза!… Очевидно, начинался поясъ вѣчныхъ снѣговъ…

Тотчасъ же нашъ путникъ вынулъ свои очки изъ футляра и плотно ихъ надѣлъ. Минута была торжественная. Немного взволнованному тарасконцу казалось, что онъ однимъ скачкомъ поднялся на тысячу метровъ, къ недосягаемымъ высотамъ и великимъ опасностямъ. Онъ сталъ подвигаться съ большими предосторожностями, воображая, что вотъ-вотъ сейчасъ наткнется на трещины и разсѣлины, о которыхъ читалъ въ книгахъ. Въ глубинѣ души онъ проклиналъ обитателей трактира, посовѣтовавшихъ ему идти все прямо и отпустившихъ его безъ проводника. Да ужь чего добраго, не ошибся ли онъ горой! Онъ идетъ больше шести часовъ, тогда какъ подняться на Риги можно въ три часа времени. Подулъ холодный вѣтеръ и закружилъ снѣжною метелью въ потемнѣвшемъ воздухѣ.

Его застигла ночь. Гдѣ бы найти какую-нибудь лачугу, хоть навѣсъ скалы, чтобъ укрыться отъ непогоды? Вдругъ онъ увидалъ прямо передъ собою нѣчто вродѣ деревяннаго садоваго павильона съ огромною вывѣской, на которой съ трудомъ разобралъ: «Фо…то…гра…фія… Ри…ги…Кульмъ». Въ ту же минуту показался громадный отель съ тремя стами оконъ и съ праздничнымъ освѣщеніемъ подъѣзда только что зажигавшимися фонарями.

III

— Quès асо?… Кто идетъ?… Что тамъ?… — выкрикивалъ Тартаренъ, напряженно прислушиваясь и вглядываясь въ темноту широко раскрытыми глазами.

Изъ корридоровъ слышались шумъ бѣготни, хлопанья дверей, суета какая-то, крики: «Скорѣй… скорѣй!…» Снаружи доносилисъ какъ будто призывцые звуки трубы, а сквозь оконныя сторы просвѣчивали вспышки яркаго свѣта…

Пожаръ!…

Черезъ полминуты Тартаренъ былъ на ногахъ, обутъ, одѣтъ, и уже несся съ лѣстницы, на которой еще горѣлъ газъ и толпился шумливый рой миссъ въ наскоро надѣтыхъ шапочкахъ, въ зеленыхъ шаляхъ, шерстяныхъ косынкахъ, — въ томъ, что второпяхъ попалось подъ руку.

Тартаренъ мчался, какъ вихорь, всѣхъ расталкивалъ и, чтобы подбодрить себя и успокоить дамъ, оралъ во все горло: «Хладнокровіе!… прежде всего необходимо хладнокровіе!» Онъ вопилъ это такимъ неистовымъ голосомъ, какимъ человѣкъ можетъ кричать только въ бреду и наводить ужасъ на людей самаго неробкаго десятка. А каковы же эти юныя миссъ!… Онѣ только хихикаютъ да пересмѣиваются, глядя на него. Нашли время смѣяться! Впрочемъ, онѣ еще не понимаютъ серьезнаго значенія опасности, — имъ все нипочемъ.

За ними шелъ старый дипломатъ въ костюмѣ, оставлявшемъ желать нѣсколько большей законченности. На немъ было пальто, изъ-подъ котораго выглядывали бѣлые кальсоны и кончики тесемокъ.

Наконецъ-то мужчина!… Тартаренъ бросился къ нему, махая руками:

— Ахъ, господинъ баронъ, какая бѣда-то? Вы не знаете ли… гдѣ, по крайней мѣрѣ… съ чего занялось?

— А? Что?… Съ чего?… — лепеталъ совсѣмъ ошалѣвшій баронъ, не понимая ни слова.

— Да, вѣдь, горитъ…

— Что горитъ?

У несчастнаго дипломата былъ такой растерянный и несчастный видъ, что Тартаренъ оставилъ его и кинулся къ выходу «организовать помощь».

— Помощь… помощь!…- твердилъ баронъ, а за нимъ пять или шесть заспанныхъ слугъ, дремавшихъ, стоя, въ прихожей. — Помощь! — повторяли они, дико переглядываясь и ничего не понимая.

Съ первыхъ же шаговъ на крыльцѣ Тартаренъ увидалъ, что ошибся. Нигдѣ ни признака пожара. Холодъ смертельный, ночь — хоть глазъ выколи; нѣсколько смоляныхъ факеловъ тамъ и сямъ слабо разгоняютъ мракъ, кидая на снѣгъ свой красноватый отблескъ. У нижней ступеньки подъѣзда какой-то старикъ жалобно дудитъ въ альпійскій рогъ, которымъ сзываютъ коровъ въ горахъ, а на Риги-Кульмъ будятъ любителей солнечнаго восхода и возвѣщаютъ скорое появленіе дневнаго свѣтила. Увѣряютъ, будто первый отблескъ его загорается на вершинѣ горы позади отеля. Чтобы не ошибиться дорогой, Тартарену стоило только держаться того направленія, въ которомъ слышались веселые голоса смѣшливыхъ миссъ. Онъ шелъ тише другихъ, разнѣженный сномъ и порядочно утомленный вчерашнимъ шестичасовымъ восхожденіемъ на Риги…