Игорь Адамацкий - Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е

• Название: Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
• Автор: Игорь Адамацкий
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-89059-066-9

Последняя книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)». Произведения, составляющие сборник, были написаны и напечатаны в сам- и тамиздате еще до перестройки, упреждая поток разоблачительной публицистики конца 1980-х. Их герои воспринимают проблемы бытия не сквозь призму идеологических предписаний, а в достоверности личного эмоционального опыта.

Автор концепции издания — Б. И. Иванов.

---

— Я помню.

— И вот теперь, будучи подполковником, патриотом и тем, что, собственно, называется Петром Ивановичем Темляковым, убедительно прошу прочитать со мной на два голоса из «Моцарта и Сальери» — трагедии вашего сочинения.

— Почитаем, — согласился Пушкин и, приподнявшись, снял с полки два трагических экземпляра, предложив Петру Ивановичу выбирать, нашед у себя сцены, и, несколько развеселившись, спросил:

— За кого намерены подавать голос?

Петр Иванович порозовел, оправил мундир и тихо сказал:

— За Моцарта… Вот хоть отсюда.

МОЦАРТ:

Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.

САЛЬЕРИ:

И, полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу. Бомарше
Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти „Женитьбу Фигаро“».

ПЕТР ИВАНОВИЧ:

Да! Бомарше ведь был тебе приятель:
Ты для него «Тарара» сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив…
Я все твержу его, когда я счастлив…
Ла-ла-ла-ла… Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?

ПУШКИН:

Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.

ПЕТР ИВАНОВИЧ:

Он же гений.
Как ты да я.
А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?

ПУШКИН:

Ты думаешь?
(Бросает яд в стакан Петра Ивановича.)
Ну, пей же.

ПЕТР ИВАНОВИЧ:

За твое здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии.

(Пьет.)

ПУШКИН:

Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?

ПЕТР ИВАНОВИЧ (бросает салфетку на стол):

Довольно, сыт я. (Идет к фортепиано.)
Слушай же, Сальери, мой Requiem.
(Играет.)
Ты плачешь?

ПУШКИН:

Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слезы…
Не замечай их. Продолжай, спеши
Еще наполнить звуками мне душу…

ПЕТР ИВАНОВИЧ:

Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет, тогда б не мог
И мир существовать, никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче нездоров,
Мне что-то тяжело, пойду засну.
Прощай же!

ПУШКИН:

До свиданья.

Петр Иванович встал и походил по кабинету.

— Мы все жрецы одного храма, — наконец сказал он. — Вот почему так естественны и ненасильственны встречи русских подполковников и русских поэтов. Запомните, что каждая строка ваша есть не слеза, но шпала. Спасибо за любовь, любовью заплачу в ответ.

— Захаживайте, посидим, посмеемся, — напутствовал хозяин. — Споем как-нибудь…

Петр Иванович вышел от Пушкина. Белужья Башка не утерпела и, видать, где-то хорошо треснулась: по всей Фонтанке плыли мозги.

— Характеристическая черта возможностей нашей столицы, — отметил Петр Иванович, взбираясь на Осетриную Спину. — Мозги плывут в неограниченном количестве толщиной в палец, являясь необходимым витамином государственного организма. Сколько у нас все-таки умов и талантов!

Появилась и сама Белужья Башка, заметно без мозгов поглупевшая и примитизировавшаяся, стала звать пить пьяное пиво.

— Шубу надо вспрыснуть!.. — глупо хихикала.

— Да полно! И так вся до нитки, — неуверенно отнекивался Петр Иванович.

— Это не в счет, — не засчитывала Белужья Башка.

Между тем вода стала заметно спадать. Прошла мимо по колено Отсебятина, несшая впереди на руках Отсебятину побольше. Осетриная Спина встала и начала разминать косточки с таким кошмарным хрустом, что пришлось колотить ее с полчаса, пока она не распрямилась без недостатков.

— Ты с нами? — спросила Белужья Башка, и они вошли в трактир «Далекая Испания».

Там уже сидел осьмилетний англичанин и пропивал последний фальшивый рубль, отлитый из Блюда Щучины. Щербатое, но довольное Блюдо сидело напротив и не верило ни одному его слову.

Здесь уже уселась и Отсебятина, положив перед собой на стол Отсебятину побольше. Поскольку других свободных мест не было, Петр Иванович сел за стол осьмилетнего англичанина. Ему поскорей хотелось уладить все формальности с так называемым обмыванием Шубы.

Вскоре появился и отвратительный половой, поджегший как бы нечаянно Ярославль. На суде ему удалась мистификация, после каковой он был отпущен и объявился в Петербурге, не скрывая своих намерений. Наводнение смутило его планы, и он ходил сам не свой… (Это надо понимать как состояние еще более отвратительное.) Пива поставил самого скверного и перебродившего.

— Хочется спокойствия, а не потакания гнусным инстинктам, — заявило Пьяное Пиво, ухватившись за края и стараясь выбраться из кружки. — Мои документы об отставке уже находятся в высших инстанциях!..

Петр Иванович отхлебнул из кружки, чтобы поставить на место через меру разыгравшееся пойло.

Отвратительный половой принес вторую порцию.

— Чаша, заглядывая в которую видишь истинное дно!.. — заглядывая в пустую кружку, заметило Пиво, перегибаясь из второй принесенной кружки.

— Заткнись! — крикнул Петр Иванович и выпил вторую кружку.

Отвратительный половой принес жаркое, и Петр Иванович ахнул: на расписном блюде лежал отъявленный гусь из подвала лавки купца Драмоделова, притворившись прожаренным, по сторонам обнимали его вступившие в гнусную сделку лимоны.

— Ну что, негодяй?!! — спросил Петр Иванович гуся напрямую. — Сам ли уйдешь или тебя вывести?!

Гусь нехотя встал и вперевалочку, сквернословя, вышел из трактира.

Блюдо Щучины отвело Блюдо из-под гуся в сторону и согнуло вчетверо.

На стол уставилась третья кружка.

— Вы спрашиваете меня, почему в Англии так хороши и многочисленны дороги?!

— Спрашиваю, — подтвердил Петр Иванович, хотя не спрашивал осьмилетнего англичанина ни о чем, мало-мальски похожем на дороги, как разбитые, так и в отличном состоянии.

— Я вам объясню. По английскому законодательному Уложению, уличенный в клеветничестве должен собственными руками вымостить от двух до трех английских миль на большой дороге шириною в двенадцать футов.

— Вы клеветали?! — догадался Петр Иванович.

— Да, я клеветал! — гордо подтвердил осьмилетний англичанин. — Я подарил Англии практически все дороги.

— Ваши ли дети — неизбежно встречающиеся по дорогам мосты и тоннели? — спрашивал Петр Иванович.

— Неизбежность — это мое слово, — кивал осьмилетний англичанин.

За четвертой кружкой Петр Иванович спросил британца, знаком ли он лично с Бруствером?

— Негодяй украл у меня серебряный крестик, — подтвердил осьмилетний англичанин.

Блюдо вздрогнуло.

— Я не об этом, — сморщился Петр Иванович. — Знакомы ли вы с ним с деловой стороны? Каковы его планы?!

— У него нет планов. Нет и быть не может, Бруствер кончился. Иссяк. Транше — вот кто был великий умница. Это он первый догадался вырыть траншею и зарегистрировал свое изобретение. А что сделал Бруствер? Этот негодяй не сделал ничего, но и он получил право на авторские! Одновременно и независимо от него я предложил шекспировскому театру свою комедию «Поцелуй, которого могло не быть». И что же? Одновременно и независимо от него — полный провал!

Подошел отвратительный половой с пятыми кружками и, теша себя безумной идеей, что Петр Иванович пьян, спросил:

— Это правда, что Петербург расположен между 59°59′46″ и 59°54′18″ с. ш. и между 30°13′38″ и 30°25′26″ в. д.?

— Между, — отвечал Петр Иванович.

— Не перестаю удивляться остроте мысли, отдавшей все наши сухие места под кладбища, — сказала Осетриная Спина. — Смоленское, Преображенское…

— Монахи думают, что после смерти им заготовлены места в складках мантии Богоматери, — хихикала Белужья Башка. — И это в тот момент, когда на непорочность зачатия существуют две точки зрения.

— Идея непорочных зачатий противна существованию Петрокрепости, — веско сказал Петр Иванович.