Олег Лекманов - Сергей Есенин. Биография

• Название: Сергей Есенин. Биография
• Автор: Олег Лекманов
• Жанр: Культурология
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-093277-1

Эта книга о Сергее Есенине (1895–1925) – новый, непредвзятый взгляд на его драматическую судьбу. Здесь подробно исследованы обстоятельства его жизни, в которой порой трудноразличимы миф и реальность, маска и подлинное лицо. Авторы книги – авторитетные филологи, специалисты по литературе русского модернизма – на основе многочисленных документальных свидетельств стремятся воссоздать образ Есенина во всей его полноте. Следуя от раннего детства до трагического финала жизни поэта, они выявляют внутреннюю логику его биографии. Книга содержит около трехсот иллюстраций и снабжена аннотированным указателем имен.

---

Тетрадь со стихами, подаренная Сергеем Есениным Е. М. Хитрову

Другие вошедшие в золотой фонд есенинской поэзии стихотворения 1910 года перечислим по их начальным строкам: “Вот уж вечер. Роса…”, “Там, где капустные грядки…”, “Выткался на озере алый свет зари…”… Собранные вместе, эти стихотворения идеально соотносятся с тем образом юного вундеркинда из народа, этакого деревенского Пушкина, который впитывал темы и мотивы для своих произведений прямо из старинных русских песен, былин и сказок. Именно такой образ Есенин старательно культивировал в стихах и автобиографиях:

Родился́ я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали…

(“Матушка в купальницу по лесу ходила…”)

“На ранних стихах моих сказалось весьма сильное влияние моего деда. Он с трех лет вдалбливал мне в голову старую патриархальную церковную культуру. Отроком меня таскала по всем российским монастырям бабка”[37]. “Стихи начал слагать рано. Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки”[38]. Еще ближе к классическому пушкинскому мифу следующий фрагмент автобиографии: “Нянька, старуха-приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети”[39]. Приведем также сведения, сообщенные Сергеем Городецким (очевидно, с давних слов самого поэта): “От дедушки-начетчика, сказителя сказок и былин, Есенин взял свои первые песни”[40].

Однако тексты многих из перечисленных стихотворений удивительным образом впервые всплыли лишь в 1925 году, когда поэт надиктовал их жене Софье Андреевне Толстой и датировал 1910 годом. Лишь малая часть этих стихотворений публиковалась прежде, но все же не ранее 1914-го.

Вряд ли будет слишком смелым предположение, что подавляющее число “ранних” шедевров, умело стилизованных под собственное творчество середины 1910-х, было написано Есениным в 1925 году[41].

Чтобы убедиться в обоснованности этой версии, достаточно просто сопоставить те есенинские стихотворения, о которых только что шла речь, с другими его виршами, которые были написаны в следующем, 1911 году. Подлинность их датировки не вызывает сомнений, поскольку до нас дошли автографы соответствующего периода. Темы, мотивы, а главное, поэтический уровень есенинских опусов 1911 года разительно отличают их от стихов Есенина якобы 1910 года.

Вот надрывное есенинское стихотворение 1911–1912 годов “К покойнику”:

Уж крышку туго закрывают,
Чтоб ты не мог навеки встать,
Землей холодной зарывают,
Где лишь бесчувственные спят.

Ты будешь нем на зов наш зычный,
Когда сюда к тебе придем.
И вместе с тем рукой привычной
Тебе венков мы накладем.

Венки те красотою будут,
Могила будет в них сиять.
Друзья тебя не позабудут
И часто будут вспоминать.

Покойся с миром, друг наш милый,
И ожидай ты нас к себе.
Мы перетерпим горе с силой,
Быть может, скоро и придем к тебе.

Вот есенинские стихи 1911–1912 годов о Спас-Клепиковской учительской школе:

Душно мне в этих холодных стенах,
Сырость и мрак без просвета.
Плесенью пахнет в печальных углах —
Вот она, доля поэта.

Видно, навек осужден я влачить
Эти судьбы приговоры,
Горькие слезы безропотно лить,
Ими томить свои взоры.

Нет, уже лучше тогда поскорей
Пусть я иду до могилы,
Только там я могу, и лишь в ней,
Залечить все разбитые силы.

Только и там я могу отдохнуть,
Позабыть эти тяжкие муки,
Только лишь там не волнуется грудь
И не слы́шны печальные звуки.

А это две финальные строфы стихотворения 1911–1912 годов о столь выразительно воспетой впоследствии русской зиме:

Вот появилися узоры
На стеклах дивной красоты.
Все устремили свои взоры,
Глядя на это. С высоты

Снег падает, мелькает, вьется,
Ложится белой пеленой.
Вот солнце в облаках мигает,
И иней на снегу сверкает.

В этих строках легко отыскать следы недавнего прочтения и, может быть, школьного заучивания наизусть хрестоматийного отрывка из “Евгения Онегина”: “Брега с недвижною рекою / Сровняла пухлой пеленою”.

“В то время я сам преуспевал в изучении “теории словесности” и поэтому охотно объяснил Сергею сущность рифмования и построения всяческих дактилей и амфибрахиев, – вспоминал отрочество Есенина Н. Сардановский. – Удивительно трогательно было наблюдать, с каким захватывающим вниманием воспринимал он всю эту премудрость”[42]. Обратив особое внимание на то, что Есенин заинтересовался вопросами стихотворческой техники гораздо раньше многих своих столичных сверстников-поэтов, отметим, что в есенинских стихах 1911 года, в отличие от его стихов, датированных 1910 годом, “премудрость” “теории словесности” еще не была усвоена. Некоторые строки этих стихотворений звучат пародийно, по-лебядкински[43].

Сергей Есенин среди учеников Спас-Клепиковской второклассной учительской школы. 1911 (?)

Куда интереснее и важнее для нас убедиться в том, что львиная доля ранних стихов Есенина (1911 года) совершенно не затронута влиянием фольклорных текстов, всех этих бабушкиных сказок и нянюшкиных песен[44]. Вполне очевидно, что начинающий поэт ориентировался на абсолютно иную традицию: он не слишком удачно, но усердно учился у выспренних гражданских лириков предшествующей эпохи, прежде всего у Семена Надсона. Именно у этого “вдохновенного истукана учащейся молодежи” (по язвительной формуле Осипа Мандельштама[45]) Есенин заимствовал унылый пафос вкупе с обширным, хотя и несколько однообразным арсеналом кладбищенских образов. Он пытался прикрыть бутафорскими гробовыми крышками, венками и “судьбы приговорами” свою природную “жизнерадостность, веселость и даже какую-то излишнюю смешливость и легкомыслие”[46]. Остается только подивиться проницательности Георгия Адамовича, который, не зная “надсоновских” стихотворений Есенина 1911–1912 годов, писал в конце 1920-х: “Особой пропасти между Надсоном и Есениным нет, есть даже близость <…> Легко представить себе Есенина, сероглазого рязанского паренька, попадающего в восьмидесятых годах в Петербург и сразу увлекающегося “гражданскими идеалами””[47].

Выстраивая собственную биографию в беседе с И. Розановым, Есенин многозначительно выделил из своего детского круга чтения величайший текст, ориентированный на фольклорную образность: ““Знаете ли, какое произведение произвело на меня необычайное впечатление? – “Слово о полку Игореве”. Я познакомился с ним очень рано и был совершенно ошеломлен им, ходил как помешанный. Какая образность! Вот отсюда, может быть, начало моего имажинизма””[48]. Но в мемуарах Н. Сардановского называются совсем иные ориентиры: тут мимоходом упоминается, что есенинский дедушка Федор Андреевич Титов “выписывал журнал “Нива””[49].

Щедро предоставлявшая свои страницы эпигонам Надсона, “Нива” в поэтическом сознании юноши Есенина безоговорочно перевешивала “Слово о полку Игореве”[50]. Пройдет еще год, и в мае 1912-го Сергей пошлет свою подборку в Москву, на конкурс лирических стихотворений имени С. Я. Надсона, объявленный Обществом деятелей периодической печати. А первую, на его счастье так и не вышедшую, книгу стихов захочет назвать вполне в надсоновском духе: “Больные думы”.

Обложка рукописного сборника Сергея Есенина “Больные думы’ 1912

4

В мае 1912 года Есенин окончил Спас-Клепиковскую учительскую школу. Его тогдашний внешний облик – облик деревенского паренька, с охотой демонстрирующего свою причастность к городской жизни, – запечатлен в мемуарах П. Гнилосыровой: “Был Есенин в сером костюме, ботинках и в белой рубашке с галстуком”[51].

Начало лета Сергей провел в родном Константинове: “Он погружался в свои книги и ничего не хотел знать. Мать и добром и ссорами просила его вникнуть в хозяйство, но из этого ничего не выходило”[52]. 8 июля 1912 года в Константинове Есенин познакомился с Марией Бальзамовой, молодой учительницей из села Калитинки, будущим адресатом его стихотворения “Не бродить, не мять в кустах багряных…”:

Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.

С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.

Зерна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.

В тихий час, когда заря на крыше,
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.

Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Все ж кто выдумал твой гибкий стан и плечи —
К светлой тайне приложил уста.

Не бродить, не мять в кустах
багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.

Свидетельство об окончании Сергеем Есениным Спас-Клепиковской второклассной учительской школы