Фридрих Великий - АНТИ-МАКИАВЕЛЛИ, или ОПЫТ ВОЗРАЖЕНИЯ на МАКИАВЕЛЛИЕВУ НАУКУ об образе государственного правления

• Название: АНТИ-МАКИАВЕЛЛИ, или ОПЫТ ВОЗРАЖЕНИЯ на МАКИАВЕЛЛИЕВУ НАУКУ об образе государственного правления
• Автор: Фридрих Великий
• Жанр: Политика

---

Но если вы обратите свой взор на Россию, то перед глазами предстанет неизмеримое государство, — земли его занимают огромную часть суши. Это государство с одной стороны граничит с Великой Татарией[10] и Индией, а с другой стороны с Черным морем и Венгрией; пределы его простираются до Польши, Литвы и Курляндии. Швеция граничит с ним с севера. Россия простирается в ширину на триста, а в длину более, чем на шестьсот немецких миль[11]. Земля эта плодоносна хлебом, и все то производит, что необходимо для жизни народа ее населяющего, более всего же она плодоносна она около Москвы и в малой Татарии[12]. Однако при всех этих упомянутых преимуществах ее населяют не больше пятнадцати миллионов жителей.

Эта нация, которая начала ныне славиться в Европе, не сильнее Голландии ни на море, ни на суше, что же касается до богатства, то в этом она далеко отстоит от Голландии.

Крепость государства заключена не в обширных владениях, и не во обладании великими степями или неизмеримыми пустынями, но в богатстве и множестве жителей. Поэтому, истинная выгода государя состоит в том, чтобы населить народом землю, и привести ее в цветущее состояние, но никоим образом не уменьшать число жителей и тем более не опустошать эту землю. Если злость, присущая Макиавелли, возбуждает омерзение, то о его рассуждениях остается только сожалеть, и поступил бы он гораздо справедливее, если бы научился правильно мыслить прежде чем, преподавать другим свою столь нелепую науку правления.

Государь должен в завоеванных землях учредить свою резиденцию. Это третье правило сочинителя, которое умереннее, нежели другие, и относительно которого я уже высказался, показав все трудности данного предприятия.

Мне кажется, что государь, завоевавший республику, к овладению которой имел законные причины, может удовольствоваться тем, что он уже наказал ее в достаточной степени, предоставляя ей вольность. Мало людей, которые думают подобным образом, те же из государей, которые придерживаются такого образа мыслей будут пребывать в безопасности и они создадут себе убежище в наиболее древних и почитаемых городах вновь завоеванных земель, дозволив народу пользоваться всеми их прежними правами и вольностями[13]. О мы бесчувственные! Мы стремимся всем завладеть, как будто бы имеем достаточно времени для этого пользования этим, и будто жизнь наша не имеет конца. Наше время проходит гораздо быстрее, нежели мы думаем, и что, надеясь, что мы трудимся для себя, на самом деле труды эти пожинают недостойные и неблагодарные потомки.

ГЛАВА VI. О НОВЫХ ГОСУДАРСТВАХ, ПРИОБРЕТЕННЫХ ХРАБРОСТЬЮ И СОБСТВЕННЫМ ОРУЖИЕМ.

Если бы люди были беcстрастны, тогда можно было бы простить Макиавелли то, что он желает украсить их таковыми. Он был бы новым Прометеем, который похищал небесный огонь, чтобы одушевить им бесчувственные машины. Но человек обладает совершенно иными свойствами, ибо ни один из них не бывает бесстрастен. Таким образом, если страсти умеренны, тогда люди, ими обладающие, бывают душою общества, но если дать страстям волю, тогда они приведут общество в замешательство.

Между всеми вожделениями, господствующими в нашей душе, нет ни одного, к которому бы мы не почувствовали бы влечения, однако ничто не бывает противнее для людей, ничто так не вредит славе света сего, как беспорядочное честолюбие и неумеренное желание ложной славы.

Частная особа, имеющая несчастье быть рожденной с такими наклонностями, весьма несчастна. Человек подобных качеств бывает нечувствителен в своих рассуждениях к происходящему в настоящем, ибо он живет надеждой будущего, и ничто на свете не может его удовлетворить. Честолюбие всегда примешивает горечь к тому удовольствию, которое он испытывает в настоящем

Честолюбивый государь еще более несчастен чем частное лицо, ибо его стремление к славе равняется на его положение, а, поэтому, своевольнее, необузданнее и ненасытнее. Если честь и величие являются пищей страстей частного лица; то провинции и королевства становятся пищей честолюбия монархов, и в этом случае частному лицу скорее удается получить службу и должность, нежели государям завоевать королевства; следовательно, частное лицо скорее, чем государь способно удовлетворить свое честолюбие.

В качестве примера Макиавелли приводит Моисея, Кира, Ромула, Тесея и Гиерона. Этот список можно было продолжить за счет тех людей, которые основали особые религиозные движения, а именно, Магомета в Азии, Маго Капаком в Америке, Одином на Севере и многими другими религиозными предводителями со всего света.[14]

Это место замечательно тем, что выявляет всю откровенную подлость сочинителя при ссылке его на эти примеры. Макиавелли показывает честолюбие только с одной стороны. Он говорит о тех, кому счастье благоприятствовало, но обходит молчанием павших жертвой своих страстей. Это называется не иначе как обманывать людей, а в этом случае, Макиавелли является ни кем иным как площадным шарлатаном.

Для чего Макиавелли приводит нам эти примеры? Зачем говорит он о законодателе евреев, о первом обладателе Афин, о победителе мидян, об основателе Рима, чьи предприятия имели счастливое продолжение? Почему же не приводит он в пример некоторых государей, которые были несчастны, в подтверждение того, что если честолюбие отдельных людей сравнить с тем, к чему оно привело, то окажется, что многих оно ввергло в несчастие. Не был ли Жан фон Лейден главой анабаптистов[15], который подвергся пытке калеными щипцами, сожжен и в железной клетке и повешен в городе Мюнстере. Был ли Кромвель счастлив, не был ли сын его низвержен с престола, и не велел ли он выкопать тело отца своего и повесить?[16] Не казнили ли четырех евреев, которые после разорении Иерусалима объявили было себя мессией? И не окончил ли последний из них своего предприятия тем, что он приняв ислам, служил поваром у султана?[17] Некогда Пипин низверг своего короля, с папского соизволения, с престола;[18] но не умерщвлен ли был тайным образом и Гуго, который также своего короля с папского же позволения хотел лишить престола? Не наберется ли более тридцати религиозных предводителей, и более тысячи других честолюбцев, которые бесславной смертью окончили свой жизненный путь?

Мне кажется, что Макиавелли без предварительного рассуждения приводит в пример Моисея с Ромулом, Киром и Тесеем. Если Моисей не имел вдохновения от Бога, чему никак верить нельзя, то его надлежит почитать не иначе, как обманщиком, который имя Бога, подобно поэтам, использовал для разрешения тех вещей, которых сам понять не мог. Итак, если рассуждать о Моисее, как о простом человеке, то он имел малые способности. Сей человек вел еврейский народом в течение сорока лет по такому пути, который можно было бы пройти за шесть недель.[19] Он, не имел премудрости египтян и поэтому не мог сравниться с Ромулом, Тесеем и другими героями. Если Моисей имел от Бога вдохновение, чего никак оспорить нельзя; то его можно считать слепым орудием Божьего всемогущества. Следовательно предводитель евреев, был гораздо менее заслуженным человеком, нежели основатель Римского царства, персидский монарх и герои, совершившие своим собственным могуществом и храбростью знатные дела. И они в таком случае, почитаются в большей степени, чем те, которые Моисей совершил благодаря непосредственному Божьему присутствию. Он предводительствовал только народом в пустыне; но не созидал никаких городов, не основывал никакого царства, не учреждал торгов, не пекся о распространении наук и не приводил их в цветущее состояние. Поэтому следует в его лице молиться Божьему предвидению, а у других героев, наоборот, следует рассматривать их рассудительность.

Я признаюсь без всякой позы, что требуется немало разума, отваги и способности, чтобы сравниться с Тесеем, Киром, Ромулом и Магометом; но я не знаю, можно ли приписать им слово «добродетельный». Храбрость и способность найти можно и в разбойниках, и в героях; различие между ними состоит только в том, что победитель считается знатным и славным разбойником, в противоположность этому другой является неизвестным и ничего не значащим человеком. Один из них за свою наглость носит лавровую ветвь и слышит похвалу, другой же, напротив, на шее своей носит петлю. В самом деле, насколько кто-нибудь желает вводить новое, настолько часто встречаются ему разнообразные препятствия, и поэтому пророк, сопровождаемый армией, в состоянии сделать правоверными гораздо большее число людей, нежели тот кто действовал одними только доводами. Поистине, справедливо, что если бы христианская вера ограждалась одними только словопрениями, то она долго пребыла бы слабой и притесненной. Распространилась же она в Европе лишь после того, как за нее было пролито много человеческой крови. Равным образом справедливо также и то, что некоторые общеизвестные ныне мнения и реформы введены были с небольшим трудом, однако как много наберется таких вер и сект, которые возникли беспрепятственно? Поэтому нововведения такого рода осуществляются за счет фанатичных поступков…