Сергей Мец - Эпиграфы к эпилогу

• Название: Эпиграфы к эпилогу
• Автор: Сергей Мец
• Издательство: SelfPub.rubf71f3d3-8f55-11e4-82c4-002590591ed2
• Жанр: Короткие истории

День ото дня я старательно записываю короткие сюжеты, все больше убеждаясь, что в них – цельная картина грядущего заката, уготованного тем, кто перестал радоваться рассветам.

---

И тут же на жителей городка обрушились звуки прекрасной музыки, детские крики и манящие запахи яств. Но вот, что удивительно – для тех, кто еще недавно предавался веселью под куполом вдруг волшебно исчезнувшей пирамиды, совершенно ничего не изменилось. Они приветливо здоровались с каждым, вновь пришедшим, обнимали за плечи, вели поближе к столу, уставленному едой и напитками, и затевали дружеский разговор. А на сцене все так же оркестры сменяли друг друга…

***

Рейсовый «пазик» петляет по предгорьям, поднимая клубы пыли и натужно пыхтя на подъемах. Автобус полон школьников, они галдят, подначивают друг друга, смеются друг над другом и заливисто хохочут над простыми и еще совсем детскими шутками. Остальные пассажиры, возвращающиеся домой из города, купаются в этом море юности, тихонько похихикивая над удачными остротами. Но ведь всегда найдется тот, кто будто родился сразу взрослым. И вот уже школьники притихли в ответ на резкое замечание, переглядываясь и давя смех – ну не раздражать же еще больше унылого пассажира.

Периодически то тут, то там происходит взрыв веселья, так же быстро гаснет, и только один из группы остряков, штатный заводила, намеренно громко спрашивает название остановки, делает вид, что не расслышал, спрашивает еще раз, обращаясь к спине, весь изгиб которой просто воплощает негодование, и тут же вся группа школьников прыскает от смеха. Остальные пассажиры, еще минуту назад удивленно отреагировавшие на реплику недовольного, отворачиваются от него, скрывая улыбки и еле сдерживаемый смех. А когда автобус останавливается, и школьники гурьбой вываливаются из дверей, каждый, проходя мимо унылого, обязательно выкинет какой-нибудь фортель – присвистнет, нарочито споткнется, попрощается с ним персонально, а кто-то в шутку и поздоровается под общий смех. Теперь уже можно, больше не увидятся…

Бесконечный алый маковый ковер, словно опоясывающий предгорья, опьяняющий полынный запах, рыжие, поросшие выгоревшей под ослепительным солнцем травой, сопки громоздятся друг на друга, а вдали высится серо-синяя горная гряда, увенчанная снежными шапками. Ветер раздувает ноздри, наполняет легкие и одурманивает словно наркотик. От этой невероятной красоты захватывает дух, и ты просто замираешь, не в силах осознать всю величественность открывшейся взору картины.

Потом будет та же пыльная дорога, тот же «пазик», направляющийся теперь уже в город, но впечатление от увиденного не оставит тебя еще много недель. И по прошествии десятилетий, давно уже покинув волшебные края своей юности, ты будешь все чаще вспоминать те мгновения, а приближаясь к окончанию земного пути, станешь просить о милости – в последнюю минуту еще раз пережить тот самый миг невероятного блаженства и свободы.

***

Чувак с гитарой приходил на этот угол двух оживленных улиц каждое утро все семь дней в неделю. В одной руке он нес жесткий кейс, а другой катил за собой тележку с комбиком. Расположившись на складном стульчике, чувак открывал кейс, доставал старенький потрепанный Martin, вставлял «джек» в гнездо, и начинал наигрывать плавную мелодию, тихонько подпевая. С первыми же звуками гитары улица оживала – по проезжей части начинали двигаться машины и автобусы, на тротуарах появлялись пешеходы, открывались лавки и магазины…

Все местные жители были безмерно благодарны чуваку за то, что он сделал для их родного города. Они старались помогать ему кто чем может: бросали мелочь в открытый гитарный кейс, хозяева лавок и ресторанчиков приносили еду и газировку, а вечерами и пивом баловали. Тот принимал все как должное, без тени скромности, только кивал головой и улыбался в знак благодарности, не поднимая взгляда.

Чувака все так и звали – «чувак» – уже почти семьдесят лет, но ни точного возраста, ни имени не знал никто. Однажды появившись в городке, этот седовласый ныне старец за прошедшие годы совершенно изменил его – из грязного, серого и унылого захолустья с напряженными, вечно пьяными и дерущимися жителями, город превратился просто в райское место, где царила доброта и сердечность. И все, что сделал для этого чувак – пел свою бесконечную волшебную песню, первые аккорды которой каждое утро пробуждали город к жизни.

Слов песни было не разобрать, гармония не имела ни начала, ни конца, но круглый год, с раннего утра и до глубокой ночи, семь дней в неделю чувак сидел на своем складном стульчике на перекрестке двух главных улиц городка и делал самую трудную и самую важную работу на свете – учил людей быть людьми.

***

Борт был полон. Самолет уже давно набрал высоту и двигался в своем эшелоне. Погода стояла ясная, облаков почти не было и топографические наблюдения приносили удовольствие тем, кто сидел у иллюминаторов, «у окошка», как принято у нас говорить.

Мальчишка на месте 13А, стоя на коленках в кресле и упершись лбом в стекло иллюминатора, разглядывал ровно нарезанные квадраты полей с перемежающимися пролесками, на домики, казавшиеся игрушечными, которые иногда скрывались из виду от налетевших под крылом самолета облаков. Однообразие пейзажей порой ему надоедало, и он начинал вертеть головой, не отрывая лба от стекла и закрывать поочередно то левый, то правый глаз. Его бабушка, сидевшая в соседнем кресле, время от времени поправляла ноги малыша, так, чтобы обувь не касалась сиденья. Делала она это совершенно автоматически, даже не отрываясь от книги, которую давно хотела прочесть, но домашние дела не давали этого сделать, и вот выпал шанс.

Вдруг мальчишка замер, глядя широко открытыми глазами на крыло самолета, которое закрывало часть обзора и мерно покачивалось. На самом его краю сидел человек, скрестив руки и ноги, улыбался и подмигивал мальчишке. Не отрываясь от стекла, мальчик протянул руку назад, нащупал бабушкин жакет, стал теребить его: «Баб, баб, смотри, смотри!». Бабушка с неудовольствием оторвавшись от чтения, спросила: «Ну, что там такое?» Малыш, продолжая теребить жакет, потянул бабушку к себе и сказал: «Там кто-то есть». Бабушка пододвинулась, нависла поверх малыша и посмотрела в иллюминатор. Там никого не было. «Бог с тобой, что за причуды!» – сказала она и вернулась к чтению.

«Твоя бабушка?» – спросил человек на крыле, и малыш быстро-быстро закивал головой в ответ, ничуть не удивляясь происходящему. Слов он не слышал, конечно же, но все понял, как это умеют делать только дети. «Они меня не видят – сказал человек. – Они слишком взрослые. Хочешь, полетаем вместе?». «Да» – тихо-тихо произнес мальчик. Тогда человек встал на крыле в полный рост, оттолкнулся и сделал несколько пируэтов вокруг крыла, а потом и вокруг фюзеляжа самолета, то появляясь перед взглядом мальчишки, то исчезая, пока вновь не взгромоздился на привычное место. «Нравится?» – спросил он. «Во!» – так же неслышно ответил мальчик, показывая большой палец. «Споем?» – спросил человек на крыле. «А я не знаю твоих песен» – сказал малыш. «Знаешь» – ответил человек, и запел. Мальчишка тихонько подхватил незнакомую песню, и они вместе допели ее до конца.

«Ну, мне пора» – сказал человек, как только закончилась песня. «А ты кто?» – спросил мальчишка. «Ты меня знаешь – ответил странный незнакомец. – Просто начал забывать. Ты сильно не взрослей, а то совсем меня забудешь. О, смотри, сейчас у бабушки очки упадут, поправь». Мальчишка повернулся, подхватил очки, положил их на столик, и повернулся к иллюминатору. Там никого не было.

***

Сбор был назначен в дивном городе, датой значилось первое воскресенье мая, в год, следующий еще за девятью, с того момента, как было объявлено. А объявлено было давно и широко, только дата все время переносилась. На публику говорилось, что каждый раз этому виной были вновь открывшиеся обстоятельства, но в народе поговаривали – видно, те, кто это возвещает, сами уже давно сомневаются, случится ли завещанное когда-нибудь. Но вот дата все-таки назначена, определенная, точная. И вновь поговаривают в народе, мол, отправляют сами не зная куда – от страха только, боятся гнева людского.

Как бы то ни было, начали собираться в дорогу паломники из разных дальних мест. Долгие годы им придется идти, преодолевая стужу и зной, голод и жажду, болезни и усталость, но все они придут к назначенному воскресному дню в то место, что им определено. Будут идти они, влекомые духовным устремлением, желанием обрести мир и покой, услышать Слово и принести его обратно, домой.

Но они уже никогда не вернутся назад, да и самой встречи в назначенный срок не случится, и никто не объяснит им почему. А они останутся ждать ее, годами, тихо и незаметно погружаясь в мирскую суету дивного некогда, а нынче растерявшего свою блистательную красоту города. Перестанут они стремиться и желать, сострадать и любить, помогать и одаривать, все больше и больше забывая о тех, кто остался ждать принесенного ими Слова. Забудут они и то главное тихое слово, что им завещали учителя – никогда не забывать, что встреча рано или поздно состоится, она написана всем, и готовиться к ней надо. Да и самих учителей они забудут.