Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

• Название: Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
• Автор: Илья Ратьковский
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906880-57-4

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.

Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

---

18 августа 1918 г. отрядом Н. Н. Степанова (ранее московский продотряд) сожжены и расстреляны около 30 советских активистов в городе Нолинск Вятской губернии. В здании уездного комитета отстреливалось 14 его членов, после трехчасового боя здание подожгли, используя для этого керосин. 13 человек сгорело. Успевший выскочить в окно военком А. Д. Вихарев был пойман и замучен офицерами[618].

Ряд современных исследователей признают только казнь А. Д. Вихарева, разрубленного, в буквальном смысле этого термина, на куски. Саму же гибель в горящем здании людей отрицают, не приводя, правда, документов в подтверждение этой точки зрения. В качестве подтверждения приводятся лишь данные о последующих арестах[619]. Между тем обстоятельства Нолинской трагедии сначала стали предметом обсуждения в журнале ВЧК «Еженедельник ЧК», а затем и предметом разбирательства московского руководства и хорошо известны исследователям[620].

20 августа 1918 г. в Уржумской тюрьме после пыток были расстреляны вятский комиссар юстиции Ю. А. Дрелевский и инструктор Нолинского уездного военкомата Е. А. Карелов, схваченные ранее в селе Петровском Уржумского уезда местными кулаками.

20 августа 1918 г. в городе Касли расстреляно 16 жителей села Огневское Каслинского района Челябинской волости, арестованных еще в июне 1918 г. после занятия села белыми. Это были как представители советской власти, так и члены их семей, а также обвиненные в сотрудничестве с большевистской властью. Трупы расстрелянных жертв белогвардейцы сбросили в старые шахты рудника. В июле 1919 г., после восстановления советской власти в волости, трупы были извлечены из шахт и опознаны. Большинство трупов оказались зверски изуродованы, изрублены саблями, родные узнали своих только по остаткам одежды.

20 августа 1918 г. подразделения белой армии вступили в Николаевск Самарской губернии (с ноября 1918 г. город Пугачевск). В городе начались грабеж советских учреждений, расстрелы коммунистов и советских служащих[621].

После 21 августа 1918 г. белые из отряда ставропольского губернатора Глазенапа, отбив наступление красных войск, очистили от большевиков еще ряд населенных пунктов губернии. «В эти же дни удалось ликвидировать большевиков и в Терновке: деревня была занята, захваченные комиссары и «главковерхи» – повешены, а жители – разоружены, включительно до кухонных ножей»[622].

23 августа 1918 г. Временное Сибирское правительство утвердило положение о военно-полевых судах на фронте и в прифронтовой полосе.

23 августа 1918 г. на острове Мудьюг в Белом море, неподалеку от устья Северной Двины и города Архангельска, англичанами основан первый в России концлагерь. Строила концлагерь партия арестантов численностью 134 человека, в основном из моряков-анархистов и левых эсеров, без суда и следствия помещенных в концлагерь. Арестанты занимались вырубкой леса с дальнейшим обнесением территории лагеря двумя рядами колючей проволоки высотой в три метра, сооружением бараков и карцера. Последний представлял из себя неотапливаемую и неосвещаемую яму глубиной в 3 метра, шириной в 9 метров и длиной в 14 метров со срубом из досок над ямой. Бараки были переполнены, в камере на 14 человек находилось более 60 арестантов. Максимальная численность лагеря составляла 1242 человека, из которых большевиков было 22 человека. В день заключенным выдавали 200 граммов хлеба, 200 граммов рыбы, 42 грамма риса, 10 граммов соли, обязывая их выполнять тяжелые работы.

Проведший ревизию лагеря В. И. Игнатьев вспоминал: «Действительность соответствовала слухам, хотя меня и ждали, подчистили помещение «тюрьмы», потому что нельзя же назвать тюрьмой дощатые сараи, окруженные колючей проволокой, дали арестованным пищу получше, но их изможденный вид, громадный процент в цинге (помещения для них в специальных бараках не хватало и в числе «здоровых» я нашел арестованных с цингой, вылившейся уже в гангрену ног), в тифу, а через проволоку, в шагах пятидесяти я насчитал 78 могильных крестов, что для общего количества арестованных в 200–300 человек дает хороший процент смертей. Карцеры холодные – в простых погребах. «Больница» была такова, что член Онежской Земской управы Душин, лежа в ней в тифу, отморозил себе все пальцы на ногах… Общее впечатление было потрясающее – живые мертвецы, ждущие своей очереди»[623].

Позднее в открытом письме 1922 г. Н. В. Чайковскому он же писал: «Вспомните, Николай Васильевич, хотя бы наш север, Архангельск, где мы строили власть, где мы правили! И вы, и я были против никаких казней, жестокостей, но разве их не было? Разве без нашего ведома на фронтах (например на Пинежском и Печоре) не творились военщиной ужасы, не заполнялись проруби живыми людьми? Да, мы этого, к сожалению, в свое время не знали, но это было, и не падает ли на нас, как на членов правительства, тень за эти злодеяния?

Вспомните тюрьму на острове Мудьюг, в Белом море, основанную союзниками, где содержались «военнопленные», т. е. все, кто подозревался союзной военной властью в сочувствии большевикам. В этой тюрьме начальство – комендант и его помощник – были офицеры французского командования, что там, оказывается, творилось? 30 % смертей арестованных за пять месяцев от цинги и тифа, держали арестованных впроголодь, избиения, холодный карцер в погребе и мерзлой земле, в больнице этой тюрьмы члены Онежской уездной земской управы. Больные тифом отморозили себе пятки и пальцы на ногах.…»[624].

2 июня 1919 г. англичане передали концлагерь белому правительству Северной области. Начальником лагеря был назначен старший помощник начальника Архангельской тюрьмы И. Ф. Судаков. После этой передачи Мудьюг по распоряжению В. И. Игнатьева использовался в качестве летнего лагеря для осужденных на каторжные работы (больные цингой были перевезены на Кег-остров)[625].

К этому времени из 1242 арестантов 23 были расстреляны, 310 умерли от болезней и плохого обращения, более 150 человек стали инвалидами.

Сменившие англичан белогвардейцы оказались не менее жестокими надзирателями, что скоро привело к восстанию заключенных 15 сентября 1919 г. (см. ниже. – И. Р.).

24 августа 1918 г. село Сайгатка захвачено восставшими. Арестованные военный комиссар А. М. Колегов и член волисполкома А. И. Юрков были отправлены в Воткинск, где помещены на знаменитую тюрьму-баржу[626].

В ночь с 24 на 25 августа 1918 г. казнен, обвиненный в убийстве английского офицера, рабочий порта Кольской базы в Мурмане И. Веселов (предварительно содержался на плавучей тюрьме «Чесма»).

25 августа 1918 г. подана нота протеста советского Наркома иностранных дел Г. В. Чичерина германскому генеральному консульству в Москве. В ноте говорилось, что Донская область вошла в состав Российской Социалистической Федеративной Советской Республики волею «подавляющего большинства донского населения, до сих пор остающегося на стороне Советской власти. Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им уже расстреляно свыше 30000 приверженцев Советской власти и где организуемые им при помощи извне банды угрожают сообщениям Российской Республики с Югом»[627].

26 августа 1918 г. Новороссийск переходит под контроль белых войск. Военным комендантом будет назначен генерал А. П. Кутепов. «Кошмарные слухи о жестокостях добровольцев, об их расправах с пленными красноармейцами и с теми жителями, которые имели хоть какое-нибудь отношение к советским учреждениям, распространялись в городе Сочи и в деревнях. Случайно находившиеся в Новороссийске в момент занятия города добровольцами члены сочинской продовольственной управы рассказывали о массовых расстрелах без всякого суда и следствия многих рабочих новороссийских цементных заводов и нескольких сот захваченных в плен красноармейцев. Расстрелы эти производились днем и ночью близ вокзала, на так называемом «Цемесском болоте», где осужденные административным порядком рабочие и красноармейцы сами себе приготовляли могилы… На улицах города, среди белого дня расстреливались или, вернее, просто пристреливались, оставшиеся в Новороссийске после потопления черноморской эскадры матросы. Достаточным для расстрела поводом служил выжженный порохом на руке якорь или донос какого-нибудь почтенного обывателя о сочувствии того или другого лица большевизму»[628].

Схожие данные о событиях в городе зафиксированы и в других мемуарах, в том числе Г. Виллиама: «Бурачек помолчал, потом опять начал рассказывать.

– Прогнали красных, – и сколько же их тогда положили, страсть господня! – и стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали. Те сдуру и остались: «наше дело, говорят, на воде, мы и с кадетами жить станем»… Ну, все как следует, по-хорошему: выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом – подведут к краю и из револьверов поодиночке. А потом сейчас в канаву. Так, верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на том месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было.