Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице

• Название: Повесть об одинокой птице
• Автор: Ирина Голаева
• Жанр: Религия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9903806-2-2

В основу повествования положена реальная история. Автор вскрывает противоречия между существующей религиозной системой и живой человеческой душой, которая тянется к счастью.

Главная героиня через встречу с христианскими верующими пытается преодолеть внезапно пришедшее в ее жизнь горе, одиночество и страх, обрести новую жизнь, надежду, любовь и дружбу. Она глубоко переживает непонимание близких людей, с которыми ее связывает судьба. Попытки разрешить противоречия между разумом и сердцем заканчиваются трагически…

---

Она в ответ криво улыбнулась. Его сумки были тяжелыми. Она с трудом несла их и молча шла рядом. Говорить ему было тоже очень тяжело. Каждый шаг с остротой иглы пронзал все его тело. Он сдерживал боль, но потихоньку шел вперед. Вот они дошли до угла дома и повернули во двор.

– Вон мой подъезд, – прошептал он, показывая на дом, стоявший в глубине зеленого двора. Это был старый, дореволюционный дом.

– Лифт есть? – спросила она, осторожно посматривая на его походку.

– Есть, только он уже давно не работает, – виновато ответил он. Медленно они подошли к большой подъездной двери. Она толкнула ее, дверь тяжело открылась, и они вошли на лестницу. Подъезд был грязноватый, но имел отпечаток былой красоты и элегантности. Ажурные кованые перила, красивая лепнина на стенах, мозаичный пол. Она впервые была в таком старом доме.

– Куда поднимаемся? – спросила она.

– На третий этаж, – тихо простонал он. Опираясь на перила, он с большим трудом шел по ступеням.

– Эко, как скрутило, – повторял он.

– Вам бы мазью намазать поясницу. Есть у вас мазь от радикулита?

– Была. Наверное, есть.

Так они поднялись на третий этаж, и он остановился перед старинной дверью с витыми узорами и цифрой «16». Дверь была безобразно выкрашена темно-рыжей краской. Мужчина, скособочась, стал нервно что-то искать в кармане пиджака, видимо, ключ. Найдя, осторожно вставил его в скважину, замок щелкнул, и дверь отворилась. Они вошли в квартиру. Он тихонько поковылял к дивану.

– Борис, это ты? – послышался из запертых дальних дверей твердый, но явно пожилой голос.

– Да, это я, мама.

– Что так долго? Я уже стала волноваться!

В комнате послышалось оживление, заскрипели пружины кровати. Дверь отворилась, и показалась пожилая женщина. Она выглядела словно пушкинская графиня из «Пиковой дамы». От нее так и веяло аристократизмом.

– Что с тобой случилось, Боря? – удивленно произнесла она, заметив его скрюченную позу.

– Да понимаете, мама, опять скрутило. И так не вовремя. В автобусе. Вышел, и вот, никак не могу разогнуться. Если бы не эта молодая сударыня, я бы и не дошел до дома вовсе, – и он с благодарностью кивнул в ее сторону.

– Большое вам спасибо, девушка. Сейчас так мало сознательных людей, в особенности среди молодежи. Я редко выхожу на улицу с тех пор как сломался лифт, но по телевизору хорошо вижу все, что происходит в мире.

– Куда положить сумки? – спросила она, понимая, что кроме нее это сделать не под силу никому в квартире.

– Вон туда, – рукой показал мужчина.

Она попала на большую кухню. Посредине стоял круглый стол, видимо, старинный. На нем была белая кружевная скатерть. Она растерялась, но позади послышался чеканный женский голос:

– Можете поставить сюда, – и старая дама указала на кухонный столик.

– Я даже не знаю, как вас отблагодарить, моя спасительница, – послышался из гостиной голос Бориса. Поставив сумки на указанное место, она подошла к двери гостиной. Борис криво лежал на диване, спустив вниз длинные ноги.

– Давайте я вам намажу поясницу, – предложила она, сама удивляясь своей неожиданной смелости.

– Да, право, мне неудобно, – стараясь улыбнуться, смущенно произнес он.

– Мне не тяжело. Я раньше папе тоже натирала, я знаю, как это надо делать.

– Ну, в самом деле, Боря, – послышался голос его матери, – у меня и сил в руках нет, чтобы натереть тебя как следует. Не медсестру же вызывать сейчас! Да и потом, ее опять не дождешься. Помнишь, в прошлый раз мы два дня ее ждали, пока ты сам не выздоровел.

Он кивнул в знак согласия.

– Где у вас лежит мазь? – спросила она, обращаясь к его матери.

– Вот тут, – дама пошла к старинному секретеру, вытащила коробку и стала в ней что-то перебирать. Вскоре она извлекла старый тюбик и подала ей. Борис задрал рубашку, показалось уже немолодое тело. Она подошла к нему, открыла тюбик, но оттуда ничего не вылезло. Она еще раз, посильнее нажала на него, послышалось шипение, и на пальцы выплюнулся пузырь.

– Кончилась у вас мазь. А другой нет? – спросила она.

Пиковая дама еще порылась в коробке, но ничего не извлекла из нее. Она строго посмотрела на сына:

– Борис, сколько раз я тебе говорила, что нужно всегда проверять наличие своих вещей. У тебя уже давно кончилась мазь, а ты не позаботился купить новую!

– Простите, мама, – простонал Борис.

– Ничего страшного, – вмешалась в разговор она. – Я сейчас сбегаю в аптеку и куплю вам точно такую же мазь. Я скоро!

– Спасибо, дорогая, спасибо! – воодушевилась женщина. – Таких сознательных молодых людей сегодня днем с огнем не сыщешь!

Борис, видимо, хотел воспротивиться, но мать не дала ему сказать.

– И не спорь, – строго проговорила она. – Девушка сама предлагает нам помощь, и это большое свинство – отказаться от нее. Тем более, учитывая, что мы оба пребываем в немощном состоянии. Вот так, – сказала она, уже обращаясь к ней. – Старость – не радость.

– Я сейчас, – ответила она и, хлопнув дверью, быстро побежала по лестнице вниз.

Она нашла аптеку, которая была поблизости, и уже через пятнадцать минут позвонила в дверь под номером «16». Ей открыли.

– Как вы быстро, – сдержанно улыбаясь, проговорила дама, пропуская ее в гостиную, где лежал Борис.

– Вот мазь, теперь вы спасены! Надо шерстяной шарф, – обратилась она к его матери. Та пошла в другую комнату за шарфом. Борис приподнял рубашку.

– Вам надо повернуться на живот, – сказала она.

Он тяжело, охая, перевернулся на бок, а потом плюхнулся на живот. Она смело задрала рубашку и, густо выжав мазь на тело, стала умело втирать ее в кожу. В комнате запахло эвкалиптом. Мать, шаркая ногами, подала шарф.

Осторожно завязав шарф, она сказала:

– Ну вот, теперь вам будет тепло. Старайтесь сегодня поменьше двигаться, и главное, не снимайте шарфа. А теперь мне надо вымыть руки после мази.

– Мама, проводите нашу спасительницу в ванную, – жалобно простонал Борис.

Она тщательно вымыла руки и вытерла вафельным полотенцем, которое ей дала Пиковая дама.

– Сколько мы должны? – понизив голос, спросила та.

– Да вы что, нисколько! – удивленно ответила она. Мать довольно кивнула головой и вместе с ней вернулась в гостиную.

– Мне, право, неудобно, – смущенно замямлил ее сын, положив уже обе ноги на диван. Мазь, видимо, начала согревать поясницу. – Может, вы пообедаете с нами? – спросил он и с мольбой в глазах взглянул на свою мать.

– Да, конечно, – поняв взгляд сына, произнесла она. – Вы, наверное, далеко живете?

Она назвала свой район.

– Не близко, – покачала головой старая дама.

Она смущенно опустила глаза, ей не хотелось рассказывать, как она очутилась в этом районе.

– Ну что ж, давайте накрывать на стол. Мы пообедаем здесь, в гостиной. Боря не сможет ведь к нам присоединиться, – и его мать ласково взглянула на своего страдающего сына.

– Это очень правильная мысль, мама, – воодушевленно ответил Борис.

– Давайте я помогу вам, – предложила она и пошла вместе с ней на кухню.

– Как вас зовут? – учтиво спросила мать.

Она назвала свое имя.

– Прекрасное имя! – воскликнула она. – И сегодня довольно редкое! А меня зовут Анна Павловна.

– Очень приятно.

– А моего недотепу-сына – Борис Николаевич.

Она кивнула. Вскоре они вошли в гостиную с тарелками и супницей. Тарелки, супница и столовые приборы были словно из музея. Они с отцом пользовались самой обыкновенной посудой, из магазина. А эта была другая. Пиковая дама, заметив ее восхищение, довольно добавила:

– Это сервиз еще моей матери. Страшно сказать, сколько ему лет. Она привезла его из Лейпцига, еще до начала первой мировой.

– Вы, наверное, дворяне? – неожиданно для себя спросила она. Борис смущенно закашлял. Его мать как-то потупила взгляд и стала перебирать столовые приборы. Она почувствовала их смущение и тихо произнесла:

– Извините. Я, наверное, задала вам бестактный вопрос…

– За последние годы это слово стало чем-то постыдным и нарицательным, – тихо произнесла старая дама. – Конечно, шила в мешке не утаишь. Мои родители были потомственные дворяне. Когда-то весь этаж принадлежал нам. Мой отец был известный инженер. Он принял революцию, можно сказать, всегда сочувствовал либералам во время монархии. Тихо, конечно, сочувствовал, но революция отказалась принять его. Он успел сам благополучно умереть, иначе бы загремел по пятьдесят второй… Отец Бори, Николай Ильич, имел, как тогда говорилось, рабоче-крестьянское происхождение. Правда, когда мы познакомились с ним, а это было почти перед самой войной, дворян уже не было. Все назывались одним именем – советские люди. Мы не успели пожениться, началась война. Потом долго мы ничего не знали друг о друге. Он оказался в плену, сперва у немцев, потом попал в наши лагеря. Встретились мы с ним уже спустя много лет, после смерти Сталина. Потом вот родился Боренька, – и она ласково посмотрела на сына. – Он всегда был такой болезненный…