Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

• Название: Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
• Автор: Александр Наумов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

По Самарскому уѣзду были избраны: Предсѣдателемъ — гр. Александръ Николаевичъ Толстой, бывшій пажъ, затѣмъ конногвардеецъ, человѣкъ умный и сердечный. Съ годами наши взаимоотношенія приняли характеръ тѣсной дружбы и мнѣ было жаль съ нимъ разставаться, когда пришлось его провожать въ далекій Петербургъ, куда его Столыпинъ въ 1910 году назначилъ вице-губернаторомъ. Впослѣдствіи гр. Александръ Николаевичъ былъ переведенъ въ Витебскъ губернаторомъ, а затѣмъ мы съ нимъ встрѣтились въ Новороссійскѣ, въ условіяхъ нашего отчаяннаго бѣженства 1919 года. Толстой пришелъ ко мнѣ тогда послѣ раненія, въ формѣ офицера добровольческой Деникинской арміи. Наша встрѣча была и радостная и въ то же время тяжко-грустная — всякій изъ насъ сознавалъ гибель Императорской Россіи, которой мы съ нимъ вѣрой и правдой совмѣстно служили... Встрѣча эта оказалась послѣдней — вскорѣ я узналъ о томъ, что гр. Александръ Николаевичъ скончался въ Таганрогѣ отъ тифа.

Бугурусланскнмъ Предводителемъ былъ сынъ бывшаго Самарскаго Губернскаго Предводителя, Михаилъ Дмитріевичъ Мордвиновъ. Онъ окончилъ курсъ въ Императорскомъ Александровскомъ Лицеѣ и первые свои молодые годы прожилъ въ столицѣ, причислившись, какъ большинство молодыхъ людей его круга это дѣлали, къ одной изъ канцелярій высшихъ государственныхъ учрежденій. Мордвиновъ женился на цыганкѣ и, бросивъ столицу, переѣхалъ въ глушь — въ Самарскую губернію, гдѣ ему достались по наслѣдству крупныя имѣнія, въ общемъ до 14.000 десятинъ земли, но... несмотря на это, онъ былъ весь въ долгу. Мордвиновъ былъ человѣкомъ далеко не глупымъ, но оставался рабомъ своего „привилегированнаго” воспитанія и установившейся привычки позировать съ претензіями на маленькаго, но все же свѣтскаго сановника. Онъ былъ созданъ жить въ большомъ городѣ и вращаться въ „свѣтѣ”, не стѣсняя себя ни въ средствахъ, ни въ образѣ жизни, а приходилось имѣть дѣло больше съ мужиками,проживать въ деревенскомъ захолустьѣ, гдѣ онъ способенъ былъ валяться въ постели до 2-хъ часовъ дня, зачитываясь всевозможной — больше французской литературой. Если кредиторы къ нему понавѣдывались, то нашъ Михаилъ Дмитріевичъ запирался на цѣлыя сутки въ своей спальнѣ, да еще со спущенными занавѣсками...

При всемъ этомъ Мордвиновъ былъ обуреваемъ необычайнымъ честолюбіемъ и особымъ пристрастіемъ ко всякимъ чинамъ, повышеніямъ, орденамъ и пр. — въ этомъ онъ зналъ великій толкъ и умѣлъ хорошо устраиваться, какъ то „внѣ очереди” получая „дѣйствительнаго” и шейныя украшенія... Сколько было съ его стороны намековъ, напоминаній и, наконецъ, настаиваній, чтобы я ему скорѣе выхлопоталъ придворное званіе. Самъ я совершенно неожиданно для себя, черезъ годъ послѣ моего избранія, былъ пожалованъ въ камергеры, а еще годъ спустя — назначенъ Егермейстеромъ. Приблизительно въ то же время удалось мнѣ посодѣйствовать полученію гр. А. Н. Толстымъ — камеръ-юнкерства, а Мордвино, вымъ камергерства... Небывалое получилось въ лѣтописяхъ Самарскаго Дворянства и его Депутатскаго стола событіе — среди его членовъ появилось трое въ придворныхъ мундирахъ!... Надо было видѣть нескрываемый восторгъ „Мишеля” Мордвинова, когда онъ появлялся затянутый въ золотой мундиръ, да еще съ повадкой завзятаго придворнаго сановника.

Дальнѣйшая карьера незадачливаго Мордвинова оказалась не изъ блестящихъ: выше „вица” онъ не сумѣлъ подняться, и на этомъ второстепенномъ званіи застигла его революція 1917 года, выбросившая его, какъ и милліоны другихъ, за границу... Заканчивая о немъ свои воспоминанія я все же долженъ отдать ему справедливое — дѣло свое Предводительское, чисто служебное, Михаилъ Дмитріевичъ велъ старательно, внимательно и начальнически-строго.

Бугурусланскимъ депутатомъ состоялъ крупный землевладѣлецъ Николай Николаевичъ Рычковъ, веселый собесѣдникъ и разсказчикъ. Дѣльный сельскій хозяинъ, онъ не ограничивался запашками, а занимался и торгово-промышленными дѣлами, спеціализировавшись на скупкѣ, откормкѣ и перепродажѣ мясного скота. Въ общественныхъ дѣлахъ онъ былъ слабѣе, но, будучи по натурѣ честолюбивымъ, не прочь былъ выставлять свою кандидатуру, гдѣ это было ему доступно.

Совершенно противоположнаго характера былъ Бузулукскій депутатъ Николай Вадимовичъ Осоргинъ. Съ университетскимъ образованіемъ, обычно молчаливый, всегда сдержанный и серьезный, въ высшей степени порядочный, съ чертами природнаго благородства, Николай Вадимовичъ оказался впослѣдствіи цѣннымъ общественнымъ дѣятелемъ.

Осталось мнѣ сказать нѣсколько словъ еще про новоизбраннаго Новоузенскаго депутата — Николая Алексѣевича Самойлова, землевладѣльца Самарскаго уѣзда. Это был средняго роста, худой, болѣзненнаго вида молодой человѣкъ, некрасивый, но умный, чрезвычайно сдержанный, я бы скорѣе сказалъ — скрытный. Основной его профессіей была адвокатура, онъ считался хорошимъ цивилистомъ. Я долженъ откровенію сказать, что онъ никогда не вселялъ во мнѣ особаго доверия. Впослѣдствіи я оказался правъ: какъ ни скрывалъ онъ, но въ концѣ концовъ былъ вынужденъ обнаружить свои близкіе сношенія съ Клафтономъ и его единомышленниками. Но надо оговориться, что въ обстановкѣ нашего сословнаго сотрудничества Николай Алексѣевичъ велъ себя всегда въ высшей степени корректно.

65

Не успѣлъ я вступить въ отправленіе своихъ новыхъ обязанностей по должности Губернскаго Предводителя Дворянства, какъ пришлось тотчасъ же, 23 іюня 1905 года, подъ своимъ предсѣдательствомъ, открыть засѣданія Губернскаго Земскаго Собранія, явившагося продолженіемъ прерваннаго в январѣ. Предугадывая, что предстоящее собраніе готовится быть столь же бурнымъ, если еще не хуже, я рѣшилъ дѣйствовать иначе, чѣмъ мой предшественникъ, разсчитывая на свои силы и нервы, дававшіе мнѣ увѣренность, что при самой бурной стихійной обстановкѣ, я сохраню спокойствіе и хладнокровіе.

Началось съ того, что передъ пріѣздомъ Губернатора для открытія собранія, ко мнѣ подходитъ съ многозначительнымъ видомъ таинственнаго заговорщика Клафтонъ и предупреждаетъ меня, что ему случайно стало извѣстно о намѣреніи устроить при открытіи засѣданія грандіозную революціонную демонстрацію съ красными флагами... Я собираю Управу и, въ присутствіи Клафтона, сообщаю о только что доложенномъ мнѣ секретаремъ. При этомъ я заявилъ, что я намѣренъ на всѣ предстоящія засѣданія публику допускать на хоры, но водъ условіемъ соблюденія полной тишины и спокойствія. Наблюденіе за этимъ, а также огражденіе управскаго помѣщенія, гдѣ протекаютъ работы собранія, я предложилъ возложить на секретаря, и просилъ Управу дать на это ея согласіе. Вся отвѣтственность за все, клонящееся къ нарушенію нормальнаго порядка занятій, должна была, такимъ образомъ, лечь цѣликомъ на Клафтона. Я добавилъ, что ежели Управа со мной не согласится, я закрою двери не только для посторонней публики, но и для газетныхъ сотрудниковъ, и вызову для этого нарядъ полиціи. Послѣднее для либеральствующаго элемента Управы, и въ особенности для самого Клафтона, было непріемлемо, такъ какъ предполагалось внести на Земское Собраніе цѣлый рядъ докладовъ моднаго крикливаго содержанія, съ разсчетомъ должнаго воздѣйствія на публику черезъ газетныя сообщенія. Пришлось всѣмъ управскимъ согласиться. Я спокойно встрѣтилъ трепыхавшегося нервнаго Засядко въ залѣ Собранія. Хоры были переполнены публикой, но я былъ увѣренъ, что Клафтонъ не захочетъ себя уволить съ теплаго своего мѣста.

Порядокъ занятій мною былъ намѣченъ слѣдующій: въ первую голову — просмотръ смѣты и утвержденіе годового отчета. А уже затѣмъ будутъ заслушаны остальные доклады, часть которыхъ затрагивала вопросы грандіознаго соціально-экономическаго значенія, какъ напр. „націонализація земель” и. др.. ради которыхъ собственно публика и сгрудилась на тѣсныхъ хорахъ. Жара въ это время стояла въ Самарѣ исключительная; всѣ гласные изнывали. Наверху на хорахъ было, само собой, еще болѣе невыносимо. Тотчасъ же по принятіи Собраніемъ предложеннаго мною порядка занятій со стороны публики послышались возгласы протеста. Я круто обернулся въ сторону Клафтона, но его на обычномъ мѣстѣ не было. Очевидно, онъ поспѣшилъ принимать свои мѣры, оказавшіяся болѣе дѣйствительными, чѣмъ предсѣдательскія — вѣдь публика была ему сродни. Никакихъ демонстрацій, ни помѣхъ наша работа на пути своемъ въ дальнѣйшемъ не встрѣчала, и все шло совершенно гладко.

Покончивъ съ главнымъ и существеннымъ, произведя выборы Управы, я перешелъ къ заслушанію докладовъ и рѣшилъ въ отношеніи крайнихъ элементовъ изъ состава гласныхъ держаться тактики „непротивленія злу”— давать этимъ господамъ утопистамъ договариваться до конца. По практикѣ моего предшественника, всегда нервно перебивавшаго зарвавшихся въ своихъ либеральствованіяхъ гласныхъ, я замѣтилъ. что сіи послѣдніе казались публикѣ и прессѣ чѣмъ-то вродѣ „жертвы предсѣдательскаго насилія и произвола”. Такой ораторъ попадалъ въ выигрышную позицію.