Филип Гоулд - Когда я умру. Уроки, вынесенные с Территории Смерти

• Название: Когда я умру. Уроки, вынесенные с Территории Смерти
• Автор: Филип Гоулд
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9693-0249-5

Книга написана одним из самых влиятельных политических деятелей Великобритании последних двух десятилетий, однако она не о политике. Заболев раком и ступив на Территорию Смерти, Филип Гоулд решил исследовать и нанести на карту эти новые земли, открыто высказаться об опыте умирания. Перед вами отчет об этой отважной кампании.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Он не верил в возможности частной медицины, особенно в области лечения рака. Он считал, что эта система развращает врачей и сбивает приоритеты в клинической работе. Я не готов с ним полностью согласиться, но понимаю, что в этих аргументах есть своя правда. В британском государственном здравоохранении господствует дух служения обществу, это главный стержень в работе медиков. Понятно, почему люди относятся к этим врачам с таким почтением.

Впрочем, Майк смотрел на вещи не так уж однобоко.

Он знал Мюррея Бреннана и преклонялся перед его талантом, соглашаясь, что больница Слоуна – Кеттеринга – выдающееся медицинское учреждение. И тем не менее он был убежден, что в конце концов, когда речь заходит о реальной борьбе с болезнями, частная медицина является социальным злом.

В этом смысле мы стояли на прямо противоположных точках зрения. Его ничуть не смущало существование частных школ (в то время как я их совершенно не одобрял), зато он со скепсисом смотрел на частную медицину (а у меня по этому поводу были более либеральные взгляды). Возможно, причина кроется в том, что его отец был уважаемым хирургом в системе государственного здравоохранения, а оба моих родителя были учителями в государственных школах. Впрочем, в моем случае он оказался абсолютно прав – лучше мне было остаться под крылышком NHS.

Если бы я только послушался моей дочки Джорджии!

На следующее утро приехала Гейл, и мы с беспокойством ждали приговора, который огласит Майк. Я смотрел на вещи с большим оптимизмом, меня грели воспоминания о беседе, состоявшейся предыдущим вечером, хотя, конечно, после такого потока плохих новостей моя склонность к беспочвенным надеждам заметно умерилась.

Майк без волокиты дал нам понять, что операция возможна. Однако, даже если она пройдет успешно, у меня останется всего лишь 25-процентная вероятность пережить следующие пять лет. Имелся также 30-процентный шанс, что, начав операцию, они не смогут ее завершить, так как не сумеют удалить опухоль. Для меня это была самая ужасная перспектива.

Была примерно такая же степень риска, что, уда лив опухоль, они не смогут полностью восстановить целостность пищевода, а это значит, что у меня в горле останется трубка для кормления. Похоже, мою жену это уже не волновало. Я был нужен ей живым, и ей было плевать, с трубкой во рту или без.

Итак, еще одна операция влекла меня в совершенно неизведанные воды. Она обещала быть тяжелее, чем предыдущая, и сейчас никто не мог предсказать, как дорого она мне обойдется и как скажется на качестве моей будущей жизни.

Я спросил, какой срок жизни мне отпущен, если обойтись без операции. Майк ответил – от шести месяцев до года. Он спросил о моем решении: согласен ли я на эту операцию или предпочту обойтись без нее. Это был глупый вопрос – разумеется, я настаивал на операции. Я четыре месяца боролся за это право, и вот мне его предоставляют. Мне нужна жизнь, и я согласен идти по ней с трубкой в горле. Мне назначили дату, 26 октября, и мы отправились домой счастливые.

Оставшееся время я использовал на всю катушку, общался с дочерьми, катался с ними по свету и проехался до Венеции с женой. Почти все время со мной была Грейс, и я был счастлив. Джорджия тоже не покидала меня слишком надолго. Я, как мог, подготовился к грядущему событию, переписал письма, адресованные членам моего семейства, еще раз переговорил с викарием относительно похорон. На этот раз я был увереннее в себе, но и печальнее. Мне очень не хотелось расставаться с семьей, и особенно с женой.

В пятницу, перед операцией, меня навестил Тони – точно так же, как пару лет назад. Он сказал, что одной из самых больших драгоценностей, какие у него есть, является колечко VI века, привезенное с горы Синай. Он подарил его мне на счастье. Я был тронут этим подарком, но и несколько озабочен, поскольку боялся, что потеряю его. У меня вообще вещи теряются очень легко.

В субботу 23 октября мы с женой отправились в Ньюкасл в нашу квартирку, современную и роскошную, как с картинок в таблоиде «Жены футболистов». Она была в самом центре города, так что через окна до нас доносились звуки ночной жизни. Ничто – ни дождь, ни снег, ни штормовые ветра – не в силах остановить ньюкаслскую молодежь, помешать ей по ночам выбираться на улицы и развлекаться так, как они считают нужным. С другой стороны, эти ребята были столь дружелюбны, что трудно было не отплатить им той же монетой.

Вселившись в квартиру, мы в тот же вечер отправились поужинать. Странно было ощущать себя в толпе гламурной молодежи младше меня лет на сорок. Обратно мы пробирались на прохладном ветру, стараясь не наступить на студентов, которые беспечно использовали мостовую в качестве временного ложа.

Ночь прошла спокойно, но мы, стреляные воробьи, знали, каково это – спать перед операцией. На следующий день мы явились в отделение опухолей пищевода (блок 36) точно вовремя, будто пунктуальность могла хоть чуть-чуть повысить мои шансы.

Я расположился в достаточно просторной палате с телевизором и небольшой душевой. А потом меня пропустили через череду специалистов, и каждый объяснил, сколь мрачно выглядит мое самое близкое будущее.

Таков стиль работы Майка Гриффина – вести себя с пациентом честно и открыто, не скрывая от него темных сторон действительности. Вот специалисты, посетившие меня один за другим. Отличный анестезиолог Конор Гиллан, сказавший мне, что эпидуральное воздействие – самый предпочтительный способ снятия боли. Скорее всего, оно будет достаточно эффективным, но может и не подействовать. Потом Рэйчел, выдающаяся операционная сестра, сказавшая, что будет тяжелее, чем мне сейчас кажется. Затем пришел человек из реанимации и сказал, что мои ближайшие дни будут подобны пытке – мне придется прожить как минимум неделю без сна и еды.

В эту череду вклинился и сам Майк, откровенно озабоченный, и напомнил мне, что, возможно, операцию придется прекратить сразу после ее начала. Он заразил меня своим страхом – уж больно не хотелось прийти в себя после операции лишь для того, чтобы у знать, что она закончилась неудачей.

К концу дня у меня уже не оставалось сил даже на переживания. Гейл тоже получила свое сполна. Наши гости достигли своей цели, доведя нас до полной покорности. Еще раз зашел Майк, увидел Гейл и пригласил ее для успокоительного разговора. Когда они вышли, я почувствовал себя совершенно одиноким. Я немного поспал, часто просыпаясь в надежде, что утро наступит не слишком скоро.

Гейл приехала в шесть. Я не понимал, откуда у нее силы, чтобы привести себя в равновесие. А после этого у нас завязалась совершенно дурацкая в этой ситуации семейная перебранка. Я весьма опрометчиво позволил себе ночью пить воду, а медсестра предупреждала меня, что это может вызвать определенные проблемы в ходе операции. Гейл просто не могла поверить, что я вел себя так по-идиотски. С другой стороны, эти дрязги помогли нам как-то провести следующий час.

Затем в палату вошел Майк, излучая уверенность, и успокоил нас обоих. Мы отбросили все сомнения, перестали бояться, что операция сорвется. Мы встали во весь рост, чтобы соответствовать этому моменту.

В восемь утра за мной пришли, и второй раз за последние два года я покинул Гейл и отправился на операцию. Я шел по длинным коридорам в сторону операционной, переживая в равной степени и страх, и возбуждение. Обратной дороги уже нет. Нужно пойти на этот шаг, и, невзирая на все свои страхи, я был исполнен решимости. Я был готов ко всему.

На дне сумрачного моря

Я вошел в крошечный предбанник перед операционной, где анестезиолог Конор возился со своими снадобьями. Испытывая почти непреодолимый страх, я всеми силами держался за остатки решимости, которая все еще вела меня вперед. Я чувствовал, что операция наезжает на меня, как железнодорожный состав. Осталось всего несколько секунд.

В боевой ситуации принято ценить мужество, но перед лицом неизбежности важнее оказывается простое хладнокровие. Оно нужнее всего не только когда карты ложатся в вашу пользу, но и когда судьба явно против вас.

Конор хорошо справился со своими обязанностями, хотя ему пришлось повозиться с моей костистой спиной, тем более что мое беспокойство очень мешало ему работать. В какой-то момент игла попала в ребро и вызвала невыносимую боль. Я начал сдавать, но тут эта процедура закончилась, и я потерял сознание.

Тем временем мою Гейл ожидало томительное бдение – из операционной я должен был появиться почти через 24 часа. С самого начала операции ей звонили и писали проникнутые заботой и состраданием эсэмэски самые разные люди. Впрочем, все они знали, что в этой ситуации самым лучшим признаком будет отсутствие каких-либо новостей, и чем дольше продлится операция, тем больше у меня будет шансов на жизнь.

Час следовал за часом. Через пять часов Гейл вышла прогуляться и столкнулась с Майком, который тоже вышел размяться. Он сказал, что операция на желудке прошла нормально. Теперь нужно было меня повернуть и начать вскрытие грудной клетки. По крайней мере, уже было ясно, что операцию не прекратят раньше времени.