Анатолий Злобин - Завод и город

• Название: Завод и город
• Автор: Анатолий Злобин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Тут раздался телефонный звонок. Звонили откуда-то сверху, то ли из области, то ли из Москвы. Это был сердитый окрик: на каком основании вы решили этот вопрос? И мой собеседник ответил предельно четко:

- На основании решений апрельского Пленума. Вот, - говорит, - я вам сейчас зачитаю. Надо, цитирую, "добиться того, чтобы каждый на своем месте работал добросовестно и с полной отдачей", кавычки закрыть.

Телефонный оппонент на том конце провода молча положил трубку.

Наверное, с этого и начинается претворение принятых решений. Затем последуют конкретные дела и результаты.

Николай Дмитриевич ведет меня по участку, где работает бригада. Два цилиндра и головка вилки насаживаются в определенной последовательности друг на друга - получается карданный вал. Сам он энергии не производит, но исправно передает ее от двигателя к ведущим осям.

А ведь это очень важно - быть приводным ремнем, передающим энергию для производства окончательного результата, в данном случае реализующим себя в поступательном движении. Таким образом, карданный вал может обернуться художественным символом, чтобы попутно послужить и отечественной публицистике, которая является приводным ремнем идеологии.

- Части вала соединены, теперь их надо сварить, - поясняет Николай Мальнев, подводя меня к сварочному автомату с отечественной маркой ВНИИЭСО, специальная разработка по заказу КамАЗа.

Сварочный автомат работал красиво. Заготовка вставлялась в зажимы, сверху возникали два электрода, автоматически опускался защитный экран внутри вспыхивали голубые всполохи, метаясь в узких щелях по краям агрегата.

Пламя гасло, поднимался экран. Карданный вал дымился двумя свежими швами, опоясывающими металл.

- Я тоже на таком же автомате работаю, - сказал Николай Дмитриевич.

Вот когда до меня дошло: автомат-то действует, да при нем человек состоит. Я по привычке написал: "заготовка вставлялась в зажимы", можно подумать, будто она сама перелетала с комплектовочного стола в сварочный автомат. Отнюдь. Сония Андрашидовна Нуртдинова принимала заготовку на руки и закрепляла ее в зажимах. После сварки снимала заготовку и переносила ее обратно на стол. Работала Сония Андрашидовна в брезентовых руковицах: перенести, установить, снять, перенести, установить, снять...

- Вообще-то здесь нужен робот, - продолжал Мальнев, заметив мой неодобрительный взгляд. - Мы производили аттестацию рабочих мест, дали заявку.

- И тогда робот высвободит человека? - спросил я.

- Не совсем. За роботом тоже нужен глаз.

- Тогда не видать вам робота, - предположил я сгоряча.

- Теперь получится, - убежденно ответил Николай Дмитриевич, имея в виду те же события, о которых мы говорили с утра. - Это же будет облегчение труда, подъем производительности.

Я попробовал заготовку на руках.

- Килограмм двенадцать, вам не трудно, Сония Андрашидовна?

- Я привыкла, - ответила сварщица, снимая очередную заготовку.

- Предлагали поставить мужчину, - сказал Мальнев. - Сония не соглашается. Здесь заработок хороший. Пойдемте теперь к моему автомату.

Второй автомат стоял под прямым углом к первому. Отсюда хорошо обозревалось все пространство, на котором трудилась бригада. Таким образом сварочный автомат Мальнева был как бы рабочим местом бригадира и одновременно наблюдательным пунктом. Сейчас за автоматом работал помощник Мальнева Шарипов.

- Наши валы покрепче будут, до двадцати килограмм. Прошу! - Николай Дмитриевич сделал приглашающий жест рукой.

Я не понял. Он пояснил:

- Надо сварить на память два карданных вала. Такая у нас традиция.

Шарипов с готовностью протянул мне рукавицы. Делать нечего. Я принялся совершать движения, за которыми только что наблюдал: взять, перенести, установить... Николай Дмитриевич направлял меня голосом: так, хорошо, зажали, нажимаем две кнопки, электроды опустились точно, нажимаем две другие кнопки, вот эти, ага, включилось, видите. Полилось. Вот и вся работа, я же говорил вам, это автомат.

Установить - снять, установить - снять. Интенсивность цикла - полторы минуты: установить - снять.

- Вот и вы сварили два карданных вала для наших грузовиков, - заключил Мальнев, оглядев мою работу. - Но все-таки тут нужен робот.

День рождения планеты

Это же надо было так случиться: Николай Мальнев родился 9 мая. Впрочем, тогда, в 1926 году, этот день ничем не выделялся среди прочих будничных дней - обычный весенний денек, чаще холодный, чем теплый. Это уж потом в судьбу Мальцева вошел победный подарок.

Были они курянами, так как жили в Курской губернии, деревня Выползово - и все кругом были Мальневы, если не родичи, то из одного корня.

Деды и прадеды обрабатывали тут землю, ставили дома, исполняли ратный долг по защите отечества.

Афанасий Мальнев, дед Николая Дмитриевича, воевал в русско-японскую войну, был ранен в руку под Мукденом. Увидел дальние страны, другие нации. Вернулся домой и решил переменить судьбу - подался в Донбасс шахтером.

Дмитрий Афанасьевич, отец Мальнева, родился в конце прошлого столетия, в 1895 году - и как раз подрос для войны к 1914 году. Воевал "за веру, царя и отечество" в Галиции, был засыпан землей в немецком окопе. Друзья-солдаты вовремя заметили его, откопали. Получив после революции землю, Дмитрий Мальнев был готов начать строительство новой жизни. А новая жизнь, как известно, начинается с нового дома.

Дмитрий Мальнев стал рубить такой дом, какие видел в Галиции. Семья была многодетная - и дом получился соответственный, всем на удивление. В этом доме и родился Николай Мальнев 9 мая 1926 года пятым ребенком в семье.

Отец Мальнева был работящим. И земля ему досталась добрая, отзывчивая на труд. Из-за этого просторного дома на пять окон и трех коров на большую семью, когда началась коллективизация, Дмитрия Афанасьевича записали едва ли не кулаком. А потом в ячейку пришло подметное письмо. Что там писалось, никто не знает, однако революционное сознание тех лет было категоричным. Ночью пришли раскулачивать Мальнева и маленького Николая подцепили за рубаху на вилы. Николаю Дмитриевичу было тогда четыре года, он не помнит, как висел на вилах, этот эпизод реставрируется со слов отца. Много раз отец рассказывал о той памятной ночи, рассказывал по-разному, но вилы присутствовали во всех вариантах, равно как и плач ребенка.

Отец как мог отговорился. Комбедовцы ушли. Но роковая ночь лишь начиналась... В доме Мальневых никто не спал.

- Будем уходить, - сказал отец.

На сборы им хватило три часа. На рассвете семья Мальневых покинула Выползово, и как выяснилось - навсегда.

Они пошли на север.

Сколько интереснейших судеб раскидано среди нас в близлежащем пространстве. Сорок три человека в бригаде Николая Мальнева - сорок три судьбы. И каждая из этих судеб неповторима. А мы их не записываем, зачастую проходим мимо. Весь русский двадцатый век сплетен из русских же исключительных судеб, вспомним хотя бы героев "Тихого Дона", "Хождений по мукам", "Молодой гвардии".

Убежден, что документально записанная биография обладает не меньшей силой художественного воздействия. А мы вместо того чтобы сидеть и записывать живые жизни наших современников, двадцать лет ведем разговоры о создании кабинета мемуаров, куда мог бы прийти каждый, чтобы рассказать о своей жизни.

Теперь явилась сверхнужда в кабинете солдатских мемуаров - и надо-то для этого всего десять штатных единиц и столько же магнитофонов.

Сидим с Мальневым в маленькой конторке, отгороженной стеклом от станочных линий. Приглушенный неумолчный шум сопровождает рассказ.

Николай Дмитриевич Мальнев не помнит этой печальной дороги на север, два-три отрывочных, размытых по краям пятна: лужа на дороге, крутой спуск к реке.

Но снова вступает в действие родовая память - от отцов к детям.

Они шли на север, шли долго. Дед Афанасий, отец Дмитрий Афанасьевич, мать Анна Никаноровна, дети. Просили по деревням милостыню, нанимались на поденную работу. Две сестренки не выдержали долгого пути, похоронили их на попутных погостах.

Пришли они в Тульскую область, в Мосбасс, который тогда восходил яркой звездой на индустриальном горизонте нашей державы.

Остановились внизу перед склоном крутого оврага.

Отец сказал:

- Будем копать здесь.

В земле, известное дело, землянка, солдату не привыкать. Строили ее долго, непрерывно совершенствовали. В конце концов получилась неплохая трехкомнатная землянка, а рядом даже сарай для коровы. Вскоре весь овраг был изрыт сверху донизу - сотни землянок. Шахтерская Нахаловка.

Дети не переводились. Николай Дмитриевич был теперь вторым ребенком, старше его была только сестра Мария. В 1929 году родилась Клавдия, в 1933-м - Валентина, в 1937-м - брат Анатолий. Мать хлопотала по дому, отец до вечера на шахте. Дед Афанасий нес в дом каждый кусок внукам и внучкам. А себя не сберег, умер в середине тридцатых годов. Николай Дмитриевич помнит его высокую прямую фигуру - дед открывает дверь, входя в землянку, и протягивает руку внуку, а в руке ватрушка с творогом.