Джон Биггинс - Австрийский моряк

• Название: Австрийский моряк
• Автор: Джон Биггинс
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2017

Продолжение приключений Отто Прохазки - офицера-подводника Австро-Венгерского императорского флота во время Первой мировой войны. После долгого возвращения из Китая Прохазку назначают командовать устаревшей подводной лодкой. Впереди череда трагичного и смешного, невероятных заданий, где будет все: торпедные атаки, схватки с аэропланами и дирижаблями, диверсионные миссии. Помимо приключений читатель найдет здесь удивительно захватывающую панораму Австро-Венгрии, уникального государства с уникальной судьбой, куда автор органично вписал своего героя.

---

Я до поры редко упоминал про наших немецких соратников, прежде всего потому что в первый год войны мы их почти не видели. Средиземноморский театр мало волновал Берлин, который понял, что австрийские и турецкие союзники скорее обуза, чем приобретение. Однако в начале 1915 года немцы выяснили, что их большие, мореходные субмарины способны без особого труда проникать в Средиземное море через Гибралтар, а затем, базируясь на австрийские порты, сеять хаос на торной дороге британской империи — пароходном маршруте из Суэца. После этого открытия мы весьма близко познакомились с кайзерлихе дойче у-боотсфлотилле. Ощущения были смешанными с обеих сторон.

Мне сдается, что капитан-лейтенант Фюрстнер был неплохим парнем на свой лад: моложе меня годами и молодо выглядящий блондин с гладким, розовощеким лицом и васильковыми глазами. Но держался он надменно, и как вскоре обнаружилось, был напрочь лишен чувства юмора, и уж тем более не понимал нашей усталой австрийской иронии, привычки ничему не удивляться и ничего не ждать. Это безусловно был в высшей степени дельный офицер, прекрасно обученный и куда более дисциплинированный, чем его коллеги из двуединой монархии. Однако подобно большинству молодых офицеров, прошедших школу кайзеровского линейного флота, его знания о мире были до прискорбия узкими, и сводились, похоже, к бесконечным артиллерийским учениям на балтийском мелководье и в чреватых опасностями эстуариях побережья Северного моря. До приезда в Полу самое дальнее, куда приходилось ему плавать, был Портсмут во время военно-морского парада во время коронации 1911 г. Я так и не смог наладить отношения с ним или его экипажем, состоящем на три четверти из призывников. Мне постоянно казалось, что в ноздри им бьет запах потсдамского плац-парада, а не свободный, соленый океанский ветер. Они носили бескозырки, а не островерхие каски, но содержимым голов ничем не отличались от обладателей последнего украшения.

***

Четырнадцатого сентября UB-4 отправилась в Каттаро. Первые два дня все шло замечательно. При всех наших черепашьих пяти узлах вечером пятнадцатого мы пришли в Зару, а утром следующего дня направились в следующий порт захода, Лиссу. Но к полудню барометр начал быстро падать. Стало душно, коричневатая пелена закрыла солнце и повисла над морем. Было ясно, что надвигается сирокко, могучий юго-восточный ветер из Сахары, который нарушает время от времени осенний покой адриатического побережья. До Лиссы мы добрались без приключений, но к рассвету ветер усилился настолько, что я посоветовал Фюрстнеру не выходить в море. Но он был неумолим: приказ требует отплыть из Лиссы семнадцатого утром и прибыть в залив Каттаро к наступлению ночи. Поэтому мы поплывем, разразись хоть настоящий ураган. В конце концов, добавил капитан, на дворе ведь двадцатый век — техника победила природу, и он не видит причин терять день, околачиваясь в гавани Лиссы. Да и кроме того, о чем нам волноваться? Любой может убедиться, что солнце светит почти так же ярко как всегда.

Но к полудню, когда UB-4 пришлось прокладывать себе путь на зюйд-ост через пролив Лагосто навстречу восьмибалльному ветру и волнам в десять или пятнадцать метров высотой, капитан-лейтенант уже жалел о своей решимости. Но свой лад шторм был удивительно прекрасен: в просвечивающем сквозь дымку солнце каждая волна казалась посеребренной горой, воющий ветер срывал с гребней брызги, подобные бриллиантовой пыли. Но то была смертельно опасная красота, и уж явно не та, которой восхищаешься, стоя в рулевой рубке субмарины класса «BI». Сказать по правде, при всех своих достоинствах как боевые единицы, «окарины» представляли собой наименее мореходные суда из всех, на коих я имел несчастье ходить. Вопреки тяжелому балластному килю, цилиндрический корпус нашего суденышка раскачивался как-то особенно резко и непредсказуемо: крен на штирборт почти до точки опрокидывания, потом на несколько градусов в обратную сторону, затем — бац! — снова направо, потом резко налево, ложась почти набок. Но и это еще не все. Короткий широкий корпус и недостаток плавучести по носу и корме вызывал почти пугающие рывки: лодка то подпрыгивала с такой сумасшедшей яростью, словно намеревалась поразить торпедами солнце, то передумывала и зарывалась в воду как утка, опустившая голову в пруд.

После нескольких часов такой пляски морская болезнь приключилась бы даже у Одиссея. Фюрстнер и я цеплялись за стойку перископа как двое пьяниц за фонарный столб. Вопреки штормовкам мы промокли до нитки и чувствовали себя жутко несчастными. Капитан-лейтенант весь позеленел, и даже я, дважды огибавший мыс Горн, должен признаться, что меня определенно мутило.

— Никогда такого раньше не видел, — прокричал Фюрстнер мне на ухо, перекрывая шум бури. — Как так может быть: солнце светит, и шторм вовсю?

Рев ветра не особенно позволял улавливать нюансы разговора, но по тону командира я понял, что он считает положение дел в высшей степени необычным и вполне вероятно, рассматривает это как мою вину. Я сложил руки рупором.

— Осмелюсь предположить, на Северном море вы с подобным не сталкивались. Но это Адриатика, и сирокко, если ему заблагорассудится, способен еще и прибавить.

— Сколько, по-вашему, он может еще продолжаться?

— К вечеру выдохнется. Позвольте заметить кстати, что мы не продвигаемся.

На самом деле то была чрезмерно оптимистичная оценка: UB-4 не только не могла преодолеть встречный ветер и волны, ее относило назад к Лиссе со скоростью в добрых два или три узла. Это легко было установить, наблюдая при каждом подъеме на волне за береговыми приметами. Отважное сердечко дизеля билось последние три часа с предельным напряжением, но его усилия были тщетны. И неудивительно, ведь каждая волна выхватывала винт из воды, и тот бессильно молотил воздух в течение нескольких секунд, пока не погружался снова.

— Так что посоветуете? — прокричал Фюрстнер. Лицо у него было салатовое, а на непромокаемом плаще виднелась струйка рвоты.

— Мой совет: повернуть, обогнуть западную оконечность Курдзолы и через пролив Драс выйти к Гравозе.

— Но это нам совсем не по пути, а мы должны до ночи прийти в Каттаро!

— Знаю. Но с подветренной стороны Курдзолы идти будет легче, а еще течение в Драсе меняет направление после пары дней сирокко, и это сработает нам на руку.

Немец подозрительно посмотрел на меня.

— А откуда вы знаете? Об этом нет ни слова в лоциях.

— Знаю, что нет, но это факт. Поверьте мне, я вот уже пятнадцать лет хожу в этих водах, и знаю их как свои пять пальцев.

Фюрстнер закусил губу. Я видел, что вопреки всему он намерен упрямо переть на ветер. Но тут вмешался старина Нептун, наслав волну, перекатившуюся через рулевую рубку. Нас с капитаном едва не смыло, а изрядная порция воды хлынула через открытый люк в центральный пост. Послышался звон посуды и грохот незакрепленных предметов, а за ними раздалась одна из самых смачных тирад, когда-либо покидавших уста моряка. Как я понял, спор разрешился в мою пользу.

— Ну ладно, приготовиться к повороту!

— Нет! — завопил я. — Только не на поверхности! Стоит нам повернуться лагом, нас опрокинет! Лучше погрузиться метров на десять, и уже там совершить разворот!

Скрывшись под волнами, UB-4 легла на курс норд-вест. Существует распространенное заблуждение, что море внизу всегда спокойное, даже если на поверхности бушует шторм. Но и на пятнадцати метрах UB-4 тяжело раскачивалась. Однако здесь мы хотя бы укрылись от ветра, и через час обогнули западную оконечность Курдзолы и всплыли в более мирных водах с подветренной стороны острова. Путь через узкий пролив Драс близ города Курдзола был сложным, но течение сработала в нашу пользу, как я и предсказывал, и к вечеру наша маленькая субмарина уже подходила к Гравозе, порту древней Рагузы, или по-новому, Дубровника. Мы устали как собаки и были покрыты коркой соли, измученный за день перегрузками дизель гремел. Но до места назначения оставалось рукой подать. В полдень восемнадцатого сентября мы обменялись опознавательными сигналами с фортом на мысе Пунто-д’Остро у входа в залив Каттаро, которому предстояло стать моим родным портом на ближайшие три года.

***

Если вам выпадет когда-нибудь шанс, обязательно посетите Бокке-ди-Каттаро, я настаиваю. Думаю, другого такого места во всей Европе не найдешь — это как будто самый живописный норвежский фиорд вырезали целиком и отбуксировали в широты, на которых растут кактусы, лимоны и бугенвилии, где поросшие сосной известняковые утесы обрываются в бирюзовые воды трех бухт, где обнесенный стенами город Каттаро притулился под сенью горы Ловчен, отчего даже в самый жаркий летний день на улицах его всегда тенисто и прохладно. В те времена Бокке считался одной из самых южных точек гасбсбургской империи. Но Австрия есть Австрия, и как следовало ожидать, за предшествовавшие 1914 годы никто и пальцем о палец не ударил, чтобы превратить такую превосходную естественную гавань, расположенную у самого устья Адриатики, в военно-морскую базу. В конечном счете, заявляли гражданские чиновники из Вены, Италия наш союзник, а скудный бюджет едва позволяет строить новые корабли, не говоря уж о базах. Коммуникации с остальной частью монархии обеспечивались однолинейной узкоколейкой, идущей от Мостара.  Уже в 1914 она была наполовину изношена, и тяжелые припасы, вроде торпед или дизтоплива, доставлялись из Полы на каботажных судах. Но даже так железная дорога была катастрофически перегружена, поэтому моряк, получивший десять дней отпуска, легко мог потратить четыре дня драгоценной свободы на путь до родного Пльзеня. При всем своем шикарном ландшафте и субтропическом климате Бокке никогда не была излюбленным местом для службы.