Мариша Пессл - Некоторые вопросы теории катастроф

• Название: Некоторые вопросы теории катастроф
• Автор: Мариша Пессл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12347-2

Дебютный роман от автора «Ночного кино» – пожалуй, одного из самых удивительных бестселлеров последних лет. Но прогремела на весь мир Мариша Пессл еще с первым своим романом, отправив несколько глав литературному агенту своего кумира Джонатана Франзена и присовокупив следующее описание: «Эта книга не будет похожа ни на что, что вы читали в этом году: забавная, энциклопедическая и безумно амбициозная история о любви и потере, молодости и старении, ужасе и предательстве». Далее – договор с издательством, предложившим беспрецедентно высокий для молодого начинающего автора аванс, первые строчки в списках бестселлеров, перевод на множество языков.

Итак, познакомьтесь с новой героиней нашего времени – Синь Ван Меер. Она нечеловечески эрудированна в области литературы, философии и науки, может наизусть продекламировать число «пи» до шестьдесят пятого знака после запятой и объехала с отцом-профессором (по совместительству – записным сердцеедом) огромное количество городов по всей стране – но в шестнадцать лет жизнь ее необратимо изменится вследствие неких драматических событий…

Впервые на русском.

---

Прихожая была вся сплошь белая. На гладком мраморном полу запросто можно крутить тройной лутц и двойной тулуп. На нежно-голубом потолке в самом деле мерцает созвездие Кассиопеи, да еще, кажется, и гудит на низкой ноте, словно морозильник. И холод, как в морозильнике.

– Нет-нет, ты не заболела, не думай. В низкотемпературной среде замедляется процесс старения организма, а иногда даже обращается вспять, поэтому Джефферсон требует, чтобы температура в доме не поднималась выше сорока[174].

Джейд швырнула ключи от машины на приземистую коринфскую колонну у входа, где уже валялись кучка мелочи, ножнички для педикюра и рекламные брошюрки курсов медитации в каком-то «Сувейни-центре духовной жизни».

– Не знаю, как тебе, а мне срочно требуется коктейль! Все равно никто еще не приехал. Опаздывают, гады… Ладно, пошли, покажу тебе, где тут что.

Джейд смешала нам по коктейлю «Клеветник»[175] – первый в моей жизни алкогольный напиток, сладкий, но приятно обжигающий горло. И мы отправились на обзорную экскурсию под мерцающими созвездиями (часто с погасшими звездами, сверхновыми и белыми карликами). Дом был роскошен и гнусен, как дешевый отель. Назначение комнат не всегда поддавалось точному определению, хотя Джейд называла каждую вполне недвусмысленно: комната отдыха, музейная комната, гостиная. Например, Императорскую комнату украшали затейливая персидская ваза и большой портрет маслом «сэра Кого-то-там восемнадцатого века», но на диване валялась грязная шелковая блузка, под стулом – перевернутая кроссовка, а на позолоченном столике сиротливо жалась кучка ватных шариков, которыми кто-то удалял с ногтей кроваво-красный лак.

Джейд показала мне Комнату с телевизором («три тыщи каналов, а смотреть нечего»), Игровую комнату, где вставала на дыбы карусельная лошадка в натуральную величину («Ее зовут Снежок») и Шанхайскую комнату – почти пустую, если не считать бронзовую статую Будды и с десяток картонных коробок.

– Ханна считает, что с вещами надо расставаться. Я постоянно сдаю разное барахло в благотворительный фонд. Ты подумай, может, тоже что-нибудь пожертвуешь, – сказала Джейд.

В подвальном этаже, под созвездием Близнецов, находилась Комната Джефферсон («здесь мама воздает небесные почести своей ушедшей молодости»). В необозримых размеров комнате стоял телевизор с хороший киноэкран, пол покрывал ковер цвета копченой грудинки, а на обшитых деревянными панелями стенах были развешаны рекламы парфюма «О!», колготок «Шелковый соблазн», туфель «Шагай смело», пива «Оранжевое блаженство» и других никому не известных товаров. На всех плакатах была изображена одна и та же девушка с морковно-рыжими волосами и ослепительной улыбкой, выражающей почти маниакальный восторг (см. гл. 4, «Джим Джонс»[176], в кн. «Безумный Дон Жуан», Лернер, 1963).

– Это и есть моя мамуля Джефферсон. Можешь звать ее Джефф.

Джейд нахмурилась, разглядывая рекламу витаминов, на которой Джефф с синими напульсниками на руках выполняла «березку» над крупной надписью: «ВИТАМИН „ВИТА“ – ТВОЙ ПУТЬ К ЛУЧШЕЙ ЖИЗНИ».

– В семьдесят восьмом она прогремела в Нью-Йорке – минуты на две. Видишь, у нее волосы зачесаны кверху и вот тут завиток над глазом? Ее изобретение. Когда она впервые появилась на людях с этой прической, все прямо с ума посходили. Прическу назвали «Алый зефир». Мамуля дружила с Энди Уорхолом[177]. Небось, он ей показывался без парика. О, погоди-ка…

Джейд подошла к столику под рекламой пикантных сосисок сэра Альберта («Что хорошо для королевской семьи, то хорошо и для вас») и взяла фотографию в рамке – видимо, сделанную уже в наши дни.

– Это Джефферсон в прошлом году позировала для рождественских открыток.

Женщина явно заблудилась далеко за гранью сорокалетия и в ужасе искала дорогу обратно. Сияющая улыбка слегка провисала по углам, и волосам больше не хватало энергии, чтобы взмывать «Алым зефиром», – они торчали во все стороны «Алой шваброй». (Папа назвал бы ее «постаревшая Барбарелла»[178] или применил бы к ней свою шкалу конфетных оценок, придуманную специально для женщин, которые убивают массу сил и времени в попытках остановить возраст, словно возраст – это табун непокорных жеребцов: «подтаявшая красная M&M», «засохшая клубничная мармеладка» и так далее.)

Джейд смотрела на меня, прищурившись и скрестив руки на груди.

– По-моему, она симпатичная, – сказала я.

– Ага, симпатичная, как Гитлер.

Закончилась экскурсия в Фиолетовой комнате – «здесь Джефферсон знакомится поближе со своими бойфрендами, если ты понимаешь, о чем я. Лучше не садись на тот диванчик восточной расцветки у камина». Больше никто из компании пока не появился. Джейд снова занялась коктейлями, потом перевернула на другую сторону пластинку Луи Армстронга на антикварном проигрывателе. В конце концов она угомонилась и села, хотя взгляд так и порхал по комнате канарейкой. Джейд в четвертый раз посмотрела на часы у себя на руке. Потом в пятый.

– Давно вы здесь живете? – спросила я.

Мне хотелось завязать разговор, чтобы, когда остальные придут, у нас был в разгаре любимый номер «Две маленькие девочки из Литтл-Рока»[179] – правда, Джейд чуточку худее и чуточку злее, чем Мэрилин, а я, безусловно, совсем плоская по сравнению с Джейн Расселл. К сожалению, пылкой дружбы между нами пока не намечалось.

– Три года, – рассеянно ответила Джейд. – Да где они, нах? Ненавижу, когда опаздывают! И вообще, Блэк поклялся, что придет к семи, обманщик! – пожаловалась она, обращаясь не ко мне, а к потолку. – Я его кастрирую!

(В созвездии Ориона у нас над головой давно не меняли перегоревшие лампочки, так что мифический охотник лишился ног и головы. Один только пояс остался.)

Вскоре прибыли остальные – в каком-то странном виде. Пластмассовые бусы, бумажные короны из фастфуда, Чарльз в старинной рубашке для фехтования, Мильтон – в синем бархатном пиджаке. Найджел развалился на кожаном диване, закинув ноги на кофейный столик, Лула посылала Джейд воздушные поцелуи. Мне она едва улыбнулась и тут же прошествовала к бару. Глаза у нее были красные и остекленевшие. Мильтон взял сигару из шкатулки на письменном столе в углу.

– Джейди, где резак? – окликнул он, нюхая сигару.

– Ты обещал прийти вовремя, а сам опоздал! – огрызнулась Джейд, затягиваясь сигаретой. – Ненавижу! В верхнем ящике.

Мильтон приглушенно хмыкнул, будто сквозь подушку. Я поймала себя на том, что мечтаю – хоть бы он и мне сказал что-нибудь. «Хорошо, что ты пришла» или «Сиииииинь, привет!» – но он не сказал. Он меня просто не видел.

– Синь, смешать тебе «грязный мартини»[180]? – спросила Лула.

– Или другое что-нибудь, – сказала Джейд.

– «Ширли Темпл»[181], – посоветовал Найджел с гадкой улыбкой.

– «Космо»[182]? – спросила Лула.

– В холодильнике есть молоко, – заметил Найджел, сохраняя выражение полной серьезности.

– Мне… мне «грязный мартини» сойдет. Спасибо, – сказала я. – Три оливки, пожалуйста.

«Три оливки, пожалуйста», – говорила Элеонора Керд, зеленоглазая героиня «Возвращения к водопадам» (де Мург, 1990). Глядя на нее, мужчины содрогались от желания. Книгу я в двенадцатилетнем возрасте стырила из позолоченной сумочки июньской букашки по имени Рита Клири. (Она еще долго спрашивала папу: «Где моя книга?» – словно душевнобольная, сбежавшая из лечебницы. Обшарила все наши шкафы и диваны и под ковер заглядывала, встав на четвереньки, так ей хотелось узнать, вышла Элеонора за сэра Дэмьена или они все-таки расстались, потому что он думал, будто она думала, будто он думает, что он отец незаконнорожденного ребенка бессовестной злодейки.)

Лула вручила мне мартини, и обо мне тут же забыли – так оператор на коммутаторе руководителя компании забывает о линии заместителя.

– Значит, сегодня у Ханны было свидание, – обронил Найджел.

– Не было. – Чарльз улыбался, хотя я заметила, что он сел чуть-чуть прямее, как будто его укололи иголкой через диванную подушку.

– Было, – сказал Найджел. – Я ее видел после школы. Она была в красном.

– Фу-фу-фу, – сказала Джейд, выдыхая сигаретный дым.

Они еще поговорили о Ханне. Джейд снова что-то сказала о благотворительном фонде и о буржуазных свиньях (я не слышала этого выражения с тех пор, как мы с папой по дороге через Иллинойс читали «Кислотный трип. Иллюзии контркультуры шестидесятых» Ангуса Хаббарда [1989]). Правда, я не очень поняла, к чему это сказано. Мне вдруг стало трудно сосредоточиться на разговоре; все вокруг расплывалось, как зловредная нижняя строчка в таблице у окулиста. Почему-то я уже была не я, а расплывчатое облако межзвездного вещества, клок темной материи, наглядный пример из общей теории относительности.

Я встала и хотела двинуться к двери, только ноги реагировали так, будто их попросили измерить Вселенную.

– Черт, что это с ней? – донесся откуда-то издалека голос Джейд.