Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)

• Название: Рукопись из Тибета (СИ)
• Автор: Валерий Ковалев
• Жанр: Ужасы и Мистика

Поклонники творчества Ивана Ефремова хорошо знают главную особенность романа «Лезвие бритвы». Эта книга насыщенна научно-популярной информацией. Это же отличает и книгу Валерия Ковалёва «Рукопись из Тибета». Причём некоторые научно-популярные отступления весьма и весьма познавательны.

Читается легко и быстро. Интерес стабильный и цепляет с первой страницы.

По жанру «Рукопись из Тибета» и не фантастика, и не альтернативная история и тем более не мистика. Именно в этом жанре Юлиан Семёнов написал книги о знаменитом Штирлице: ход истории ничуть не нарушается, тогда как главный герой целиком и полностью вымышленный персонаж.

В книге хватает юмора. Хватает и любовных эпизодов. К чести автора до откровенной порнухи он ни разу не опустился. Если не 12 плюс, то не больше 16 плюс.

---

— Честное слово.

Судя по тому, как через несколько дней в отсутствии «папы» на меня стала поглядывать Нора, Ольга проболталась подруге о том, что случилось между нами.

— На фик — на фик, — думал я, отворачиваясь от ее зазывных взглядов. — У тебя уже один е… есть. Только семейного инцеста не хватало.

Вскоре мне довелось лицезреть самого Генсека. В той, первой жизни, я его тоже наблюдал, но в основном затылком, когда стоял в оцеплении перед трибуной Мавзолея в дни майских шествий и военных парадов. Теперь же случился, как говорят, «личный контакт». При следующих обстоятельствах.

Наш охотничий домик на Форосе, в числе еще десятка таких же, принадлежавших лучшим людям полуострова, находился всего в нескольких километрах от главной правительственной дачи. Имевшей одноименное название.

Когда-то там была резиденция русских царей, а потом ее облюбовал товарищ Сталин. Далее эстафету принял Никита Хрущев, а теперь в Форос временами наезжал Леонид Ильич Брежнев. Со товарищи.

Внешне это никак не афишировалось, но кому положено, знали. В том числе мой усыновитель.

Однажды в августе, это было за год до окончания мною школы, он прикатил вечером на служебной «Волге» из Симферополя и сообщил, что отдыхающий в резиденции Генсек желает встретиться с талантливой молодежью Крыма.

— Ты будешь в их числе, — покровительственно похлопал меня по плечу. — Постарайся произвести впечатление.

— Может взять баян и там чего-нибудь сбацать? — вопросил я, проникаясь важностью услышанного. В доме имелся подаренный мне Норой «Хонер» о пяти регистрах[54] на котором, по вечерам, я нередко играл для папы «Интернационал», а ей кое-что из зарубежной эстрады.

— А что? Умная мысль, — воодушевился родитель. — Леонид Ильич любит искусство. Сыграешь для него Гимн или на худой конец «Прощание славянки».

— Нет вопросов, — воодушевился я. — Все, что пожелает!

На следующее утро, около десяти, в отутюженных брюках и белой рубашке со значком ВЛКСМ на груди, прихватив инструмент, я уселся вместе с Волобуевым на заднее сиденье автомобиля.

— Трогай, — кивнул тот фетровой шляпой водителю, после чего мы выкатили за ворота и взяли курс на правительственную дачу.

На въезде в нее Вилен Петрович предъявил охране пропуск, вслед за чем автомобиль въехал на территорию и встал на стоянке неподалеку одного из помпезных зданий, под тропическими пальмами.

Там уже блестели хромом еще несколько. В том числе правительственная «Чайка». Тихо прикрыв дверцы, мы вышли из машины.

— Вам туда, — возник из ниоткуда рослый амбал в темных очках, таком же костюме и портативной рацией в руке. Кивнув на мраморную, с ковровой дорожкой, лестницу.

— А это что? — насторожился, увидев извлекаемый водителем из багажника футляр с «Хонером».

— Это, товарищ, баян, — предупредительно сказал папа. — Мой сын, так сказать, талант. Будет играть Гимн для товарища Брежнева.

— Понял, — кивнул башкой амбал. — Предъявите.

Убедившись, что все действительно так, он разрешил, — проходите. После чего забубнил что-то в рацию.

Я прихватил инструмент, папа снял шляпу, и мы поднялись по мраморной лестнице вверх. В пенаты.

Они впечатляли архитектурными формами и дизайном.

В небольшом, отделанном розовым туфом и позолотой зале, на кожаных диванах вдоль стен, напряженно сидел десяток юных дарований. Празднично одетых девушек и парней. Некоторых я знал. Они, как и я, были детьми местной элиты.

Здесь же, у зеркальных окон, и двустворчатой закрытой двери, стояли еще двое церберов из «девятки»[55]. С каменно застывшими лицами и скрещенными на яйцах руками. Как того требовала инструкция.

Указав мне пальцем на диван и пожелав удачи, Волобуев тут же испарился в смежную комнату, за стеклянной дверью которой виднелись другие сопровождающие.

Под любопытными взглядами сидевших на диванах, я поставил инструмент у ног, сделал рожу ящиком и опустился на прохладную кожу.

Минут через пять напряженного ожидания в зале появился первый секретарь Крымского обкома партии (начальник отца), внимательно оглядел нас и проскрипел:

— Сейчас вы встретитесь с товарищем Брежневым. Никаких вопросов не задавать. Отвечать только на его. Всем ясно?

— Да, — втянули головы в плечи приглашенные. Я тоже. Сказались гены партийной дисциплины.

— Все. Идем, — поправив галстук, первым пошагал секретарь в сторону арочной двери. За ним робко двинулись остальные. Открыв футляр, я взял баян подмышку (тот хрюкнул) и последовал их примеру.

На подходе охранники распахнули створки. В глаза ударил яркий солнечный свет, и бескрайняя синь моря, из которых нарисовалась открытая, с балюстрадой, белая терраса. Посреди нее, удобно устроившись в легких креслах, сидела царственная группа.

В центре Сам, в белой рубашке с короткими рукавами, еще довольно крепкий и с густыми черными бровями; по сторонам 1-й секретарь ЦК Компартии Украины Шербицкий с министром иностранных дел СССР Громыко и еще какие-то менее значительные лица.

— А вот и наши молодые таланты, Леонид Ильич! — сделав нам знак остановиться, бодро изрек наместник Крыма.

— М-м-м, — пожевал губами хозяин Страны Советов, окинув нас благосклонным взглядом. — Здравствуйте товарищи. Присаживайтесь, — сказал густым басом. После чего сделал приглашающий жест рукой. С золотой «Ракетой» на запястье.

— Всем сесть, — обернувшись назад, тихо продублировал Крымский секретарь. Мы опустились на стоявшие у балюстрады стулья, я аккуратно положил «Хонер» на свободный сбоку.

— Так какие тут у нас таланты, а, Николай Карпович? — обратился к подчиненному Щербицкий с породистым лицом — Давай, докладывай.

Тот было с пафосом начал, но Брежнев его остановил, чуть подняв руку.

— Пусть сами расскажут, по порядку. А мы послушаем молодежь. Кто первый?

Возникла короткая пауза, как нередко бывает в таких случаях, а потом с противоположного от меняя края, встала девушка.

— Я Галя Ланская! — звонко сказала она. — Пишу стихи и публикуюсь в «Комсомольской правде!».

— Похвально, — шевельнул бровями Генсек. — Почитай нам что-нибудь, дочка. Окружение, изобразив улыбки, одобрительно закивало.

Девица, набрав в грудь воздуха, выдала поэму про молодых строителей Братской ГЭС. Все внимали с интересом, после чего Леонид Ильич констатировал «хорошо», а остальные немедленно захлопали в ладоши.

Потом встал лет пятнадцати хмырь в очках, оказавшийся мастером спорта по шахматам и стал излагать теорию Капабланки[56], что также вызвало удовлетворение сановных слушателей.

За ним выступил еще один. Явно не нашего круга. Он был юным мичуринцем и рассказал о новом сорте огурцов. Выведенных юннатами на селекционной станции.

— Да, — Гимн или «Прощание славянки» здесь не канают, — мелькнула в голове мысль. — Надо что-нибудь такое, что бы сразу раз — и в дамки.

И тут меня осенило. Исполнить «Малую землю!» Была такая песня, написанная четырнадцать лет спустя композиторшей Пахмутовой на слова поэта Добронравова. По спецзаказу.

В 1943 году Брежнев был начальником политотдела армии на Малой земле и, помнится, высоко ее оценил. Даже написал книгу.

Этот ход мне показался безошибочным, поскольку тут я действительно мог произвести впечатление. Не то, что какая-то там теория Капабланки.

Все мои составляющие решение одобрили. Кроме прокурорской.

— Сие есть мошенничество — изрекла она. — Присвоить чужое произведение.

Остальные на нее зашикали, внутри чуть захрипело. Не иначе придавили.

Я демонстрировал свой талант последним. По принципу «не лезь в герои, пока не позовут». Усвоенному за последние двадцать лет жизни в демократической России.

— Песня «Малая Земля»! — встал и четко доложил. Когда уставший от талантов Леонид Ильич, вяло поинтересовался, что я имею сказать, а Громыко тайком зевнул, поглядывая на часы. Видать куда-то торопился.

— Вот как? — чуть оживился Генсек. — А ну давай, парень, исполни.

Я шустро извлек из футляра блестевший перламутром инструмент, одел наплечные ремни и нажал оркестровый регистр. Для большего впечатления.

— Музыка моя! Слова тоже мои! (сбрехал). Исполняет Никита Волобуев!

Потом выдал вступительные аккорды — баян звучал как оркестр, и голосом Магомаева затянул

   Малая земля. Кровавая заря…
   Яростный десант. Сердец литая твердь.
   Малая земля — геройская земля,
   Братство презиравших смерть!

старательно выводил, отмечая реакцию главных слушателей.

В глазах бывшего политотдельца, ставшего маршалом, возник неподдельный интерес, его окружение косилось на Брежнева и тоже внимало.