Йен Уотсон - Черный поток. Сборник

• Название: Черный поток. Сборник
• Автор: Йен Уотсон
• Издательство: Подсолнечник
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2016

Йен Уотсон — один из крупнейших английских писателей, работающих на стыке научной фантастики и фэнтези и оказавший значительное влияние на развитие этих жанров в 90-е годы. Достаточно сказать, что знаменитая «Имаджика» Клайва Баркера очень многим обязана именно ему.

Действие романов «Черный поток» об удивительной судьбе девушки Йалин разворачивается в мире, разделенном рекой, которую невозможно пересечь из-за таинственного Черного Течения. Эта река расколола человеческую цивилизацию на Восток, существующий по законам «феминистической» демократии, и Запад с традиционной «мужской» теократией. Эти два мира почти ничего не знали друг о друге, пока Черное Течение, руководствуясь непостижимой логикой нечеловеческого разума, не позволило Йалин пересечь реку дважды…

«Внедрение» — первый роман Уотсона, вышедший на русском языке.

Разум земной и разум инопланетный бьются над решением «имбеддинга», некой «внедренной» в сознание языковой матрицы. Только вот цели у землян и пришельцев явно не совпадают.

---

Скоро я обнаружила, что красить — это не значит шлепнуть краску, а потом сидеть и смотреть. Сначала нужно было снять слой старой краски, часто до самого дерева. Потом удалить все наросты и покрыть специальным составом, а все щели залить смолой. Затем следовала протравка, потом грунтовка… и только после этого, спустя долгое, долгое время, сама покраска — причем в два слоя.

В общем, я думаю, что лучше не распространяться о тех трудных часах, которые провела я и еще несколько человек во время плавания на юг, когда осенние ветры дули нам в корму! Три раза наше судно проходило от Гинимоя до Сверкающего Потока и обратно. А потом четыре раза от Сверкающего Потока до Ручья Квакуна и обратно. И каждый раз на обратном пути, когда мы лавировали против ветра, я только успевала управляться с канатами и парусами. Я думаю, что Марсиалла намеренно распределяла время загрузки и разгрузки судна так, чтобы оптимально использовать часы для просыхания краски.

Но, по крайней мере, у меня были заняты и тело и ум. Таким образом, когда мы наконец прибыли в Джангали, я почти «наивно» ожидала маленького отпуска.

Хотя, конечно, называть себя наивной я не могла. В глубине души. Разве не я помогла своему брату найти страшную смерть на том берегу реки, где живьем сжигают женщин? Разве не я смотрела в телескоп, как сжигают его самого?

И я не осмелилась рассказать обо всем матери или отцу, расценив этот недостаток мужества как разумное решение, поскольку шок от известия о судьбе Капси мог вызвать у матери выкидыш. (Хотя на что она рассчитывала, заводя еще одного ребенка, было выше моего понимания!)

Весь адский труд по покраске, казалось, нанес слой краски и на мою израненную душу. Хотя не совсем так. Я не смогла полностью зачистить и загрунтовать все рубцы. Когда краска высыхала, они снова проступали, а новый слой начинал трескаться и сходить.

Вместе с тем, занимаясь бесконечной покраской, — а также беря рифы, приводя к ветру, закрепляя тросы и карабкаясь по мачтам — все свое внимание я обращала на работу. И все равно не могла уйти от черного течения. Оно было постоянно рядом, никакая работа не могла вытеснить его из моих мыслей.

Неужели оно и в самом деле было живым существом длиной в шестьсот лиг или больше? Могущественное, чувствующее создание в коматозном состоянии, которое, следуя каким-то своим целям, позволяет плавать по реке только женщинам? Неужели это и в самом деле какая-то богиня? Или что-то искусственное, как предполагал Йозеф, предназначенное для того, чтобы отделить нас от Сыновей Адама на западном берегу, этого таинственного братства мужчин, которые испытывали суеверный и дикий ужас перед рекой; о которых мы узнали только то, что успел передать гелиографом Капси, прежде чем его схватили?

Я пила течение, и оно знало меня; но тогда я об этом не догадывалась.

Может быть, узнать природу черного течения вообще невозможно. Тогда зачем об этом думать и не лучше ли заниматься покраской и наслаждаться плаванием, насколько это возможно?

А вообще-то, кроме тяжелого труда и шрамов на сердце, на свете было очень много того, что стоило посмотреть и запомнить. Даже увидев все во второй или третий раз, хотелось смотреть еще и еще.

К югу от Гэнги, этого грязного городка, в котором я была во время своего первого плавания на «Серебристой Салли», находились Ворота Юга.

Тропики только начинали, еще очень несмело, предъявлять права на эту территорию, хотя жители поощряли их изо всех сил. С балконов свисали пышные гирлянды цветов, огромные гибискусы были заботливо окружены сетью крошечных каналов, вымощенных камешками, а красные цветы, похожие на граммофончики, были все же меньше, чем дальше к югу.

Так же, как мой родной Пекавар превратил в большое достоинство свое пребывание на самом краю пустыни, так и Ворота Юга наслаждались своим расположением — причем гораздо больше, чем многие по-настоящему тропические города. В Воротах Юга все еще можно было «разводить» растения. Там даже была парадная каменная арка, переброшенная через дорогу с севера на юг, на которой имелась специальная табличка с указанием расстояния до всех населенных пунктов, находящихся на пути до Тамбимату, что составляло в общем двести восемьдесят лиг. Зачем это было нужно, я сказать не могу, разве что для того, чтобы отбить желание у местных мужчин отправиться туда пешком! Моя новая подруга Джамби, с которой я на несколько часов сошла на берег и которая была настоящим ветераном с шестилетним опытом плавания по южным районам, со смехом заметила, что ни одна из этих дорог не вела из Ворот Юга до Тамбимату. Препятствием номер один были топи вокруг Ручья Квакуна. А дальше на юг джунгли и вовсе делали путь непроходимым.

Джамби была смуглой и веселой, с длинными черными волосами, которые она завязывала в пучок, чтобы они не спутывались, так что смело могла забираться на самую высокую мачту. Она была родом из Сверкающего Потока, и в тот единственный раз, когда я упомянула черное течение, она бросила на меня косой взгляд и поморщилась, чем и ограничился ее интерес к этой теме. Из этого я сделала вывод, что она полностью годится мне в подруги. Она не станет бередить мне душу тяжелыми воспоминаниями. У Джамби остались в Сверкающем Потоке муж и маленький сын, о которых она не слишком беспокоилась, если только не находилась в плавании слишком долго.

Оставив Ворота Юга, мы зашли в Гинимой, где взяли груз этой чертовой краски. В Гинимое тоже можно было наслаждаться тропиками. Однако жители об этом не думали — видимо, потому, что их славу украли Ворота Юга. Гинимой предпочитал иметь безобразное лицо и прятать все под слоем копоти. Казалось, его жители получали от этого удовольствие, словно вонючий воздух и запах химикатов был их ответом причудам пышной природы. Дым и пар извергались из множества маленьких мастерских. Повсюду были печи, плавильни и кузницы, склады и свалки мусора. А в полулиге от города — целое искусственное озеро отходов. Подальше от реки, разумеется. Ведь какую бы гадость они ни выбрасывали в воздух, у них явно не было желания загрязнять саму реку. Еще бы, если бы они только попытались это сделать, я полагаю, речная гильдия отказалась бы перевозить их грузы. А что бы сделало само черное течение в ответ на загрязнение, если бы такое случилось, я не представляю. И в то время у меня и не было желания это выяснять.

Я думаю, что грязь — понятие относительное. Если Гинимой казался мне очень грязным, то для его жителей он, может быть, был образцом красоты и энергии, а все другие города они считали ужасно деревенскими. А может быть, я была излишне чувствительна, как зеленый лист чувствителен к присутствию вредителя — потому что и моя душа была уже немного подточена.

После Гинимоя мы пришли в Сверкающий Поток, который славился вкусной рыбой, а его многочисленные рыбацкие лодки с люгерным парусом обычно украшались глазами, нарисованными на корпусе и парусе. Также он был известен из-за светящихся скоплений, которые плавали в реке по ночам и блестели, словно серебряные, превращая ее в звездный поток. Эти скопления встречались только в двух лигах к северу и югу от города и были похожи на пузырьки от дыхания течения на середине реки. Я думаю, что их образовывали мириады мельчайших организмов, которые питались минералами или тем, что находили в воде — обеспечивая, таким образом, кормом косяки более крупной рыбы.

Я осталась на ночь в доме Джамби. Ее муж оказался услужливым и дружелюбным. Он явно обожал свою жену — что, в свою очередь, освобождало ее от необходимости обожать его. Но вместе с тем он был немножко пустым местом. Думаю, что у Джамби начались бы проблемы, реши она оставить реку и поселиться на берегу; не представляю, как она выдержала эту жизнь, пока оставалась дома во время беременности. Я поиграла с ее мальчиком. Увы, это напомнило мне чужого для меня ребенка, которого готовилась преподнести Мне моя собственная мать…

Джамби, ее муж и я отправились в тот вечер в ресторан, где подавали сырую рыбу, и досыта наелись филе хока цвета марены и желтой рыбы-попугая, и бархатистого аджила, которого подавали с мягким горчичным соусом. И пили имбирную настойку. После этого мы пошли прогуляться и полюбоваться на сверкающее течение, которое на этот раз представляло собой особенно красивое зрелище, словно специально для меня. Вот тогда я и заговорила с Джамби о течении в первый и последний раз.

— Может быть, — сказала я, — все эти крошечные серебристые организмы питаются тем, что выбрасывает черное течение? Чем-то вроде экскрементов? Я и раньше спрашивала об этом, но никто ничего не знал. Ни один мастер, даже в Веррино, не делал линзы, с помощью которых можно было бы разглядеть что-то действительно мелкое.

Вот тогда она покосилась на меня и поморщилась. Наверно, этому не стоило удивляться — ведь она только что угостила меня прекрасной рыбой. А я стою и рассуждаю, не использует ли черное течение здешние окрестности в качестве туалета! Она могла принять это за оскорбительный намек на ее город.