Наталия Костина - Слишком личное

• Название: Слишком личное
• Автор: Наталия Костина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-3997-8, 978-5-9910-2180-7, 978-966-14-4980-9, 978-966-14-4981-6, 978-966-14-4983-0, 978-966-14-4984-7, 978-966-14-4982-3

Машина Аристарха едва не сбила ее на пыльной крымской дороге. Оказавшись в салоне, она заняла место на соседнем сиденье и… в его сердце. В Москве, куда влюбленный Аристарх увез ее на правах будущего мужа, из Арины сделали аристократку. О сиротской судьбе, несчастливой первой любви и даже о ее настоящем имени остались только воспоминания. Мог ли супруг предположить, что у женщины, которую он сам окружил ореолом тайны, появятся секреты… от него? Секреты, которые могут стоить ей жизни…

---

– Значит, так, – быстро сказал он. – Слушай меня внимательно. Тебя как зовут?

– Рита, – ответила она, судорожно комкая у ворота халат.

– Значит, так, Рита. В тюрьму тебе нельзя. У тебя ребенок. С топором он пошел на тебя сегодня. Сейчас. Поняла?

Лысенко аккуратно, чтобы не запачкаться, встал на колени и осторожно поднял с пола острый топор, захватив его у самого обуха через кухонное полотенце. Затем он подошел к Рите Погореловой и обмакнул лезвие топора в лужицу натекшей из ее плеча крови. После чего положил топор рядом с трупом, как будто тот выпал из руки бывшего токаря.

– С топором он пошел на тебя сейчас. У тебя маленький ребенок. Ты только защищалась. Поняла? Схватила нож случайно.

– Случайно, – послушно повторила она и кивнула. Волосы упали ей на лицо, и она жестом манекена заправила их за ухо.

На улице дядька взвесил покупки и теперь наливал в двухлитровую баклажку молоко. Следователь деловито складывала покупки в сумку. Эксперт застегивал кошелек. Дежурный врач звонил по телефону, чтобы спросить у жены, сколько взять творога. Шофер никуда не спешил, поэтому выбирал сало особенно придирчиво.

– Ты все поняла, Рита?

«Зачем я это делаю?» – задался вопросом капитан и почувствовал, как где-то в глубине милицейской души ворохнулось сомнение. После бессонной ночи все тело было каким-то ватным, но мыслилось необыкновенно четко. «Она тебе никто!» – продолжал настаивать внутренний голос, но капитан дал ему пинка и загнал куда-то на самые задворки. Перед ним сидела изможденная, регулярно избиваемая женщина с фотографией сына в руках. Которая только что случайно – а, пусть даже и не случайно! – убила своего мужа-подонка. Такое тело, как у нее, он видел несколько лет назад, когда в составе группы участвовал в расследовании дела одного садиста. Тот держал свою жертву в подвале и издевался над ней, пока та не умерла. А потом выбросил на помойку. Если бы они его не вычислили, то, вполне возможно, он скоро нашел бы себе следующую. У той женщины были точно такие же груди в ожогах, синий от кровоподтеков живот, истерзанное лицо… У этой лицо чистое, значит, с расчетом бил, мразь, подлая, бездушная скотина… Правильно она сделала, эта Рита…

В прихожую ввалились сразу все – Сорокина, эксперт, врач и шофер Петрович. Шоферу делать здесь было совершенно нечего, но он хотел пристроить покупки в хозяйский холодильник. Холодильник стоял в прихожей – в тесной кухоньке ему не было места, – и шофер сразу же бесцеремонно открыл его и втиснул свой пакет на нижнюю полку. После чего вернулся в машину дремать.

– Чего тут у нас? – Педантичная Сорокина все же решила сначала взглянуть на место происшествия. Она была женщина ответственная и, прежде чем воспользоваться хозяйским добром, хотела уяснить себе объем работы.

– Ага! – удовлетворенно изрекла она, бегло оглядев кухню, затем вернулась в коридор, где любезный дежурный доктор уже освободил в хозяйском холодильнике полку, бесцеремонно выставив на пол банки со смородиновым «витамином». Быстренько переместив в надежное место содержимое сумки, следователь вернулась к исполнению обязанностей.

– Очень хорошо, – заявила она, протопав из коридорчика в кухню.

Что она видела здесь хорошего, сказать было трудно. Хорошими в этой крохотной квартирке были утренний свет, запах свежеиспеченного сдобного теста, тенистые пышные липы под окном, и воробьи, возившиеся в пыли у ног торгующего селянина и подбирающие творожные крошки, также были недурственны в своем роде. Но в женщине с потухшим лицом, безучастно сидящей у стены, и в трупе с ножом в печени явно не было ничего хорошего.

Однако Сорокина бодро переместилась к столу, ловко, не испачкав туфель, перешагнула кровяную лужу и кивнула эксперту и доктору:

– Давайте в темпе, ребята.

Лысенко отодвинулся к стене, освобождая следователю место. Этим утром он почему-то видел и чувствовал все необычайно остро, так, как будто в его организме произошел некий качественный скачок. Словно после многих лет сосуществования рядом с огромным количеством человеческого горя, которое по долгу службы сопровождало его всю жизнь и замылило взгляд на такие вещи, как убийство мужа женой, истязание беспомощной женщины, чей ребенок осиротел в один миг и еще не знал этого, он вдруг увидел все глазами постороннего. Словно все прежнее разом содрали, как подсохший струп с незажившей раны, как катаракту с ослепшего глаза, и он теперь буквально корчился от этих внезапно ставших чересчур яркими красок мира. Он чувствовал себя так, как будто в нем вдруг навели резкость разом на все – на зрение, на слух, на обоняние. На сострадание.

В маленьком, в семь квадратов помещеньице предстояло работать четверым представителям правоохранительных органов. По диагонали этих семи залитых солнцем квадратов лежал труп. У стены сидела впавшая в ступор убийца. Невыносимо пахло печеными пирожками и свежей кровью. Игорь Лысенко закрыл глаза, сжал пальцы в кулаки и сглотнул набежавший комок слюны.

Рита Сорокина удовлетворенно плюхнулась на табурет, вытащила из портфеля ворох бланков, очки, ручку и еще раз скомандовала:

– Давайте, давайте… Быстренько оформляем – и по домам!

* * *

До свадьбы Натальи и Леонида оставалось еще больше трех недель, но Арина уже твердо решила – на этой свадьбе ей не бывать. Озеро все чаще тянуло ее к себе, и она приходила на его берег, чтобы заглянуть в черное зеркало воды, опустить пальцы в родниковый холод… Она проживала эти дни как во сне и впервые в жизни работала спустя рукава. Сразу за усадьбой дяди Афанасия, у забора, лежали бревна строевого леса, благоухал штабель лиственничных досок для пола, – но избу будут строить не ей, а Наталье с Леонидом. Хорошая будет изба, крепкая, добротная. Лиственница три века стоит. А ее девичий век, похоже, подходил к концу. Она не кляла удачливую соперницу, ни слова упрека не сказала несостоявшемуся жениху. После работы дотемна бродила вокруг Ведьминого озера и, только когда ноги уже не держали, возвращалась в свою сараюшку.

Сегодня даже к озеру не было сил идти – те две картофелины в мундире, что утром, смущаясь, сунул ей в руку племянник Федя, так и остались несъеденными. Сразу после работы она прошмыгнула к себе, повалилась без сил на пахучее сено, немигающе уставилась куда-то воспаленными невидящими глазами. Хотелось плакать, но слез не было. Нет, слез они от нее не дождутся.

– Здорово, Арина Касьяновна!

Чья-то фигура в проеме двери заслонила свет, и она нехотя приподнялась, всмотрелась. Бухгалтер Василий Степаныч, зачем-то стянув с головы шапку, топтался на пороге.

– Пройти-то можно? – спросил он у нее.

– Проходите, – равнодушно разрешила она, недоумевая, зачем понадобилась начальству в нерабочее время. Не иначе за плохую работу стыдить пришел. Ну, да ей теперь все равно.

Бухгалтер неловко втиснулся внутрь – со света плохо видел, да и помещение было низкое – и почему-то заробел. Виною ли тому были глаза Арины Сычовой, смотревшие из полумрака в упор на Василия Степаныча, голубые глаза, бывшие сейчас от расширенных зрачков почти черными, как два ружейных дула. Или исхудавшее лицо бывшей ударной работницы, или то, что бухгалтер точно знал, кому на избу он выписал давно обещанный лес? Он неловко заелозил глазами по стенам и торопливо перекрестился на портрет Антона Павловича Чехова, прикнопленный к стене под крохотным оконцем. Портрет Арина собственноручно вырезала из доставшегося ей случайно журнала «Огонек». В другое время она сочла бы промах колхозного экономиста забавным, но сейчас все вызывало в ней раздражение и глухой протест. Ну, чего еще им от нее понадобилось?

– Так я к тебе, Аринушка, по делу пришел.

Она наконец поднялась со своей лежанки, вздохнула:

– Садитесь, Василий Степаныч.

Гость уже попривык к сумраку, острым рысьим взглядом выцепил и старое потертое одеялко, и портрет на стене – ты смотри, думал, икона, а оно мужик в очочках какой-то! Он-то, дурак старый, креститься вздумал – ох, грехи наши тяжкие! – и сел на кособокий, но чистенький табурет, который она ему предложила. Сел, оценив ее вежливость. Другая бы, с которой вот так обошлись, выставила бы его со двора в два счета. Ишь худющая какая, а глазищи-то просто огнем горят!

– Горе-то, Аринушка, оно одних раков красит, – повздыхав для приличия, начал Василий Степаныч. – Ты уж какая красавица была… Брось, не убивайся, другого себе найдешь…

Брови хозяйки удивленно поползли вверх. Что ж он, утешать, что ли, ее пришел? Несет ахинею какую-то. Красавица, говорит, была!

– Василий Степаныч, вы зачем ко мне явились? – прямо спросила она бухгалтера, вертящегося на колченогом табурете, как уж на сковородке.