Мэри Кайе - Далекие Шатры

• Название: Далекие Шатры
• Автор: Мэри Кайе
• Издательство: ЛитагентАттикусb7a005df-f0a9-102b-9810-fbae753fdc93
• Жанр: Современная проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-389-12617-6

Английский аристократ по рождению, Аштон был воспитан простой индийской женщиной Ситой и считал себя индийцем. Он всегда верил, что счастье ждет его в зеленой долине за заснеженными вершинами гор под названием Дур-Хайма, что означает Далекие Шатры. Однако перед смертью Сита признается, что она не родная его мать и на самом деле он англичанин. Мальчика отправляют в Англию, чтобы он получил достойное образование. Окончив престижную военную академию, Аштон возвращается в Индию в надежде сделать достойную карьеру и встретить старых друзей. Однако через некоторое время молодой человек понимает: он так и не стал англичанином, но и жители Индии не считают его своим.

По долгу службы Аш сопровождает двух индийских принцесс в княжество, где должна состояться их свадьба. И во время этого долгого путешествия он влюбляется в одну из принцесс, Анджали, и хотя та отвечает ему взаимностью, влюбленные понимают, что им никогда не быть вместе. Казалось, они будут разлучены навсегда, но события начинают развиваться самым непредсказуемым образом…

«Далекие Шатры» – одна из величайших литературных саг нашего времени, стоящая в одном ряду с такими шедеврами, как «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл и «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу.

---

Уолли вернулся в резиденцию, насвистывая «Маленького менестреля», и, поднявшись в свои комнаты, убрал пять апельсинов, выложенных немного раньше на окно гостиной.

В тот вечер посланник отправился стрелять куропаток и взял с собой секретаря, а лейтенант Гамильтон и майор медицинской службы Келли, не приглашенные на охоту, в сопровождении двух соваров и неизбежной афганской охраны выехали из крепости и двинулись вдоль берега реки Кабул к старому британскому военному городку близ Шерпура.

Погода стояла теплая и ясная; ветер едва дул, но легких дуновений хватило, чтобы пыль поднялась с земли и повисла в воздухе тончайшей пеленой, и закат даже при безоблачном небе был одним из самых живописных, какие Уолли созерцал когда-либо.

Видевший Кабул только в разгар лета, он никогда не понимал, почему Аш в таком восторге от него, и мог лишь предположить, что, поскольку друг влюблен и живет там с Джали, он смотрит на все сквозь розовые очки – так тысячам влюбленных, проводящих медовый месяц в дешевых меблированных комнатах, сырые приморские городишки или туманные индустриальные города представляются райскими садами.

Снежные пики, конечно, хороши, но ни один из них, по мнению Уолли, не шел ни в какое сравнение с ошеломляюще прекрасной горой Нангапарбат, «Нагой богиней», какой он впервые увидел ее на закате с горного склона над Барамулой. Ему также никогда не пришло бы в голову сравнивать равнины вокруг Кабула с пленяющей воображение Кашмирской долиной с ее озерами, испещренными лотосом, извилистыми ручьями, затененными ивняком, обилием цветов и деревьев, могольскими садами. Но сейчас у него вдруг словно открылись глаза, и он впервые увидел Кабул и окрестности не как суровую безотрадную местность с преобладанием серовато-коричневых тонов, но как дивный край, красивый дикой, живописной красотой, от которой дух захватывает.

Сочетание заката, пыли и дыма костров превратило долину в золотое море, из которого ближние каменистые холмы и зубчатые заснеженные гряды поодаль вздымались ярусами блистающего великолепия, облитые пламенем догорающего дня и пылающие, точно драгоценности царицы Савской, на фоне опалового неба. Возносящиеся к небу остроконечные вершины походили на шпили и башни некоего мифического города – Валгаллы или Небесного Иерусалима…

– «А город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями»[64], – тихо пробормотал Уолли.

– Что ты сказал? – спросил Рози, оборачиваясь.

Уолли покраснел и сконфуженно ответил:

– Да так, ничего… Я имел в виду, это похоже на описание Святого города, правда ведь? Ну, из «Откровения». В смысле, горы. Там еще говорится про яспис, сапфир, халкидон, хризолит, аметист… и жемчужные ворота…

Его спутник обозрел окрестности и, обладая умом более прозаичным, заметил, что ему это больше напоминает эффектную смену декораций в пантомиме. «Мило», – одобрил Рози и добавил, что он в жизни не поверил бы, что этот богом забытый уголок мира может выглядеть совсем не отталкивающе.

– Аш часто говорил о горе Дур-Хайма, – задумчиво произнес Уолли, не сводя завороженного взгляда с блистающего великолепия снежных пиков. – Далекие Шатры… Я никогда прежде не понимал…

Он умолк, и Рози с любопытством спросил:

– Ты, случайно, не Панди Мартина имеешь в виду? Вы с ним вроде дружили?

– Дружим, – коротко поправил Уолли.

Он не собирался упоминать имя Аша и разозлился на свой болтливый язык: хотя Рози никогда не служил с Ашем, он наверняка много слышал о нем и мог начать задавать неуместные вопросы о нынешнем местонахождении Аша.

– Незаурядный малый, по общему мнению, – заметил Рози. – Я встречался с ним лишь однажды, в семьдесят четвертом году. Он появился в Мардане с тяжелым ранением головы, и мне пришлось его латать. Тогда, помнится, я уже год как служил в корпусе. Он мало разговаривал. Но в ту пору Панди был не в лучшей форме, а как только он оправился, его спешно отправили в Равалпинди. Но я слышал, одно время он жил в Кабуле, а потому предположил, что гора, о которой он говорил тебе, находится здесь. Они великолепны, правда?

Уолли кивнул и не стал опровергать предположение насчет Дур-Хаймы. Он погрузился в молчание, созерцая величественную панораму Гиндукуша, явленную взору в мельчайших деталях с поразительной ясностью: даже самые мелкие складки, самые незначительные зубцы, все до единого ущелья и высокие пики виделись так отчетливо, словно он смотрел на них в бинокль – или через око Божье. И внезапно Уолли понял, что это один из тех моментов, которые по неизвестной причине запоминаются навсегда, намертво врезаясь в память, и остаются с человеком, когда воспоминания о многих более важных минутах жизни тускнеют, блекнут и бесследно исчезают.

Свет угасал, и долина погружалась в тень, а высокие снежные гребни загорались ярким пламенем. Уолли вдруг пришло в голову, что он никогда прежде не сознавал, сколь прекрасен этот мир, сколь чудесен. Пусть человек изо всех сил старается испортить и осквернить его, но каждый куст, каждый камень и каждая сухая ветка по-прежнему «пылают огнем Божьим». «Ах, как хорошо быть живым!» – подумал Уолли, внезапно охваченный ликованием и восторгом, наполнившими душу уверенностью, что он будет жить вечно…

Деликатное покашливание одного из соваров вернуло его на землю и напомнило, что, кроме Амброуза Келли, здесь присутствуют и другие люди, а также что сейчас Рамадан, а потому эскорту и афганской охране не терпится вернуться в казармы вовремя, чтобы успеть прочитать обычные вечерние молитвы, прежде чем заход солнца позволит разговеться.

– А ну, Рози, давай кто первый до реки!

Он повернул прочь от руин старого военного городка и, пустив лошадь в галоп, со смехом поскакал обратно к Бала-Хиссару, вырезавшемуся черным силуэтом на фоне ярко-золотого вечернего неба.

Аш, покинувший крепость несколько позже обычного, проходил мимо, когда маленькая группа разведчиков въезжала в ворота Шах-Шахи. Но Уолли не увидел друга. Солнце все еще стояло над горизонтом, но Бала-Хиссар накрывала тень, и воздух под темной аркой ворот был до такой степени насыщен пылью и дымом, что Аш остался незамеченным. Он услышал, как Келли говорит:

– Ты мне должен бутылку рейнвейна, юный Уолтер, и, ей-богу, она придется очень кстати: я умираю от жажды.

А потом они оба скрылись из виду.

Аш тоже томился жаждой, поскольку роль Саида Акбара обязывала соблюдать пост. Вдобавок всем работникам мунши сегодня пришлось изрядно потрудиться: один из расквартированных в Бала-Хиссаре полков, Ардальский полк, совсем недавно прибывший из Туркестана, потребовал жалованье за три месяца и это требование, удивительное дело, пообещали удовлетворить завтра. Мунши в числе прочих получил приказ произвести все необходимые приготовления, и Аш и другие писцы корпели весь день, составляя списки имен и званий вкупе с различными суммами, причитающимися каждому человеку, и подсчитывая общую сумму, которую надлежит взять из государственной казны.

Справиться с делом было бы нетрудно, когда бы приказ поступил заблаговременно, но из-за недостатка времени и в силу того, что работать приходилось на пустой желудок – и по большей части в жаркой и душной клетушке, – задача оказалась весьма и весьма нелегкой. От полдневного отдыха пришлось отказаться, и Аш изнемогал от усталости и жажды ко времени, когда работа была закончена и он смог убрать с окна бело-голубую вазу и вернуться в дом сирдара, к Анджали. Но несмотря на усталость, он испытывал огромное облегчение и внезапный прилив надежды и оптимизма.

Назначенная на завтра выплата жалованья Ардальскому полку свидетельствовала, что эмир и министры наконец поняли: иметь голодную и мятежную армию гораздо опаснее, чем не иметь вовсе никакой, и, несмотря на все свои заявления об отсутствии средств, все же решили найти деньги, пока очередной полк не взбунтовался. Это был огромный шаг в нужном направлении, и Аш видел в нем добрый знак.

Он радовался и по поводу Уолли, чей сегодняшний условный сигнал показывал, что у них одинаковый ход мыслей. Это обстоятельство само по себе воодушевляло чуть ли не так же, как история с Ардальским полком. Душу грело сознание, что они скоро увидятся и теперь, когда опасность восстания, угрожавшая иностранцам в крепости, практически устранена, снова смогут разговаривать на «приятные темы».

Новость о предстоящей выплате жалованья полкам пролетела по Кабулу, точно свежий ветер, остудив накаленную атмосферу и развеяв клокочущую мрачную ярость, долго там копившуюся, и Аш чувствовал благоприятную перемену каждым нервом своего существа. Когда он отступил в сторону в тени ворот Шах-Шахи, пропуская Уолли и доктора Келли, и услышал смех Уолли в ответ на слова доктора, то заразился радостным настроением друга и моментально воспрянул духом. Он вдруг забыл про усталость и жажду и пошел дальше более легким шагом по грунтовой дороге за наружной стеной крепости и узким городским улицам, впервые за много месяцев ощущая, что вечерний воздух дышит миром и спокойствием.