Роберт Штильмарк - Повесть о страннике российском

• Название: Повесть о страннике российском
• Автор: Роберт Штильмарк
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0071-0

Удивительные приключения нижегородца Василия Баранщикова, совершившего в конце XVIII века вынужденное путешествие из России в Южную Америку и оттуда через Атлантический океан в Средиземное море, Северную Африку, Турцию, Грецию, Болгарию, снова в пределы России, с долгим пребыванием в плену и рабстве, легли в основу документальной повести Р. Штильмарка.

---

Баранщиков прислушался внимательно. Он знал, что такие сделки английских капитанов с английскими же бедняками обычны и что даже есть название для этих перевезенных через океан белых рабов: кабальные слуги. Обычно ни один не выживает страшных семи договорных лет. Ведь с ними обращаются более жестоко, чем со скотом. Скот — пожизненная собственность хозяина.

— Но за что же их заковали в цепи? — продолжал расспрашивать капитана пастор.

— За то, что вели себя на борту как сумасшедшие, когда матросы сталкивали негров с корабля. Один, ирландский детина, здоровенный как лошадь, призывал на мою голову такие проклятия, будто я действительно поступал бесчеловечно, а не спасал свою команду. За подстрекательство негров к бунту, а матросов к неповиновению мне пришлось повесить ирландца на рее. Ну а остальным мы надели прочные браслеты. Теперь они присмирели, поняли наши порядки! Завтра вы их посмотрите. А если не подойдут — я с выгодой уступлю их джентльменам на Ямайке — там очень, очень не хватает рабочих рук.

— Нет, зачем же везти их на Ямайку! — поспешно вмешался комендант. — Завтра мы поглядим их, может быть, и сторгуемся с вами. Хотя лично я, капитан, всегда предпочитаю негров. Чернокожие прекрасно переносят здешний климат и способны день-деньской работать под нашим солнышком. Белый этого не вынесет не то что семь лет, а и семь месяцев!

Тут к джентльменам, увлеченным деловой беседой, явился дворецкий, чтобы от имени прелестных и скучающих дам напомнить господам о вещах более привлекательны, чем служебные тяготы, торговые убытки и мертвые рабы. Мужчины спохватились, побросали свои сигары и трубки и шумно двинулись назад, в комнаты. Вскоре послышались звуки настраиваемых инструментов. Потом приятный женский голос запел песню на испанском языке. Пела красивая донья Мария, супруга испанского генерал-губернатора и коррехидора большого соседнего острова Пуэрто-Рико.

Баранщиков, тяжело потрясенный всем услышанным, продолжал расхаживать перед окнами опустевшей столовой. Когда же наконец сменят? Завтра снова вставать с рассветом на постылую службу. Ну и порядки! Оказывается, чтобы обрабатывать земли, украденные у индейцев, нужно в Африке воровать негров. А коли не удается обманом заполучить их на корабль, то сотни людей покупаются за несколько бочонков рому?

Василий уселся на скамью под пальмой, сбросил треуголку и поставил ружье между коленями. Ночевать под открытым небом ему здесь еще не случалось, и он видел южное ночное небо только со двора казармы. Тут, в прекрасном саду комендантского дома, тропическая ночь раскрывалась перед ним во всей своей красоте. В лунном свете серебрились гладкие пальмовые листья, на песке широких дорожек лежал причудливый теневой узор; сквозь кроны пандановых деревьев мерцало теплое звездное золото, а самый воздух, горячий, недвижный и пряный, словно был настоян на цветах и травах.

Но красота этой природы нынче не успокаивала растревоженной души подневольного, утомленного человека. Он был простым российским мещанином, не водил знакомства с учеными, образованными людьми, умел только читать и писать и сызмальства верил тому, что слышал в сладкогласных церковных проповедях. Он боялся греха, помнил про совесть и дружелюбно относился к людям с иным цветом кожи, чем его собственная. Теперь он понял, во что может жадность превратить человека, какое зло человек может сотворить другому ради наживы, барыша, корысти.

Борясь с дремотой, Василий думал о том, что и сам он недавно приплыл сюда на невольничьем корабле, где тоже была противная тухлая вода, оставлявшая во рту ощущение слизи, а не влаги. А если бы датский капитан просчитался в Копенгагене на парочку бочонков, и его, Василия Баранщикова, вместе с шестеркой товарищей по трюму поволокли бы ночью к борту, столкнули в море, и он сам следил бы гаснущим взором за исчезающими парусами, за кормовым огоньком из капитанской каюты? И черная вода матово светилась бы под луной… А потом рассек бы волну треугольный акулий плавник…

Вдруг усталый часовой встрепенулся, мгновенно отрезвев от дремы: что-то зашуршало в кустах сада. В следующий миг две темные тени мелькнули почти рядом с Василием, проскользнули через дорожку, по которой только что вышагивал часовой Баранщиков.

Караульщик привскочил со скамьи. Кто это? Воры? Злоумышленники? Что ему делать? Стрелять? Вон, вон они, эти двое, еще раз промелькнули в отдалении под лунным лучом. Василий поднял ружье…

А может это… кто-нибудь из черных невольников пытается спастись бегством? Комендантский сад выходит одной стороной к морю, вернее, к нависающим над морем скалам. Внизу полоска колючего кустарника, дикого кампешевого дерева, потом — песок и море. Если перебраться через ограду, спуститься со скалы… Слева есть бревенчатый причальный пирс, нынче там привязана большая лодка с корабля «Песня ветра». На такой лодке можно добраться до другого острова… Может, таков именно план беглецов? Нет, не выстрелит по ним «часовой Мишель Николаефф»! Он даже положил ружье на скамью.

Несколько секунд Василий прислушивается, задерживая дыхание. Из далекого конца темной садовой аллейки в чуткой тишине залитого луной сада еле уловимо доносится слабый металлический звон. Значит, беглецы в кандалах? Они перелезают через садовую ограду и звякают цепями! Может, это бежали узники с корабля «Песня ветра»?

Где-то в стороне послышался прерывистый собачий лай. Хриплый задыхающийся голос выкрикнул проклятие. Наверху, у знакомого здания гауптвахты, бухнул выстрел: на берегу ему эхом ответил второй. Нет сомнения: бежал кто-то из тех, кого высадили нынче с корабля «Песня ветра». Над островом понеслись звуки набата: ударили в колокол на церковной колокольне.

В ту же минуту со ступеней террасы сбежал в сад взволнованный майор. Он держал в руке пистолет. По ногам коменданта била длинная шпага. За ним высунулись из дверей еще чьи-то испуганные лица. В доме вскрикивали женщины. Важный испанский генерал, сияя расшитой грудью, вышел на террасу следом за хозяином. Кругом бежали, топали, кричали.

— Где часовой? — со злобой орал комендант, потрясая пистолетом и всматриваясь во тьму. — Огня! Часовой! Николаефф! Ду тойфель, ферфлюхте хундезэле!

Удерживая на сворках здоровенных датских догов, к террасе подбежали вооруженные матросы. Один быстро доложил коменданту, что следы беглецов привели сюда, прямо в сад. И тут, в свете фонарей, майор заметил Баранщикова, с ружьем в руках, у скамейки.

— Где они пробежали по саду? Говори, негодяй, говори, русская собака: куда пробежали эти висельники?

Один из поводырей собак уже склонялся над присыпанной песком дорожкой. Псы яростно зарычали, порываясь вперед.

— Вот следы! — крикнул поводырь. — Они пробежали здесь!

— Они пробежали здесь! — завопил комендант. — Здесь? В полусотне шагов от часового? Негодяй! Почему не стрелял, собака! Почему не поднял тревогу! Люди! Взять у него ружье, арестовать, запереть у меня в каменном чулане! Когда схватим беглецов — я найду ему наказание. Вперед, к морю! Иначе те удерут на какой-нибудь лодке к испанцам или англичанам. Вперед, вперед! Ловите их, держите!

Баранщикова обезоружили, связали и бросили в темный чулан под надежный замок. Лишь наутро Василий узнал, что беглецам удалось овладеть лодкой и покинуть бухту, но добрались ли они до другого острова или корабля, спаслись или погибли — то господи веси!

Во всяком случае, на острове погоня окончилась безрезультатно, и, когда Василия привели на допрос к коменданту, прямо в столовую, настроение майора было не из веселых. Здесь уже находились и английский капитан, и важный испанский генерал. Дамы, умиравшие от любопытства, не были допущены в комнату, но они тихонько наблюдали всю сцену с террасы сквозь тюлевую завесу.

Комендант смотрел на Баранщикова снизу вверх.

— Что ожидает солдата, который нарушил первый долг часового? — грозно спросил комендант. — Ты не мог не видеть и не слышать беглецов. Значит, ты помог им?

Василий счел за благо притвориться непонятливым.

— Не разумею, ваше благородие. Нихт ферштейн! Беглых — никс видел. Никс слышал. Далече они были. Темно.

Комендант поморщился.

— Он отпирается? Притворяется, что ничего не видел? Так?

— Так точно, ваша милость! — подтвердил капрал, который привел Василия на допрос.

— Мне ясно, что он помог беглецам скрыться. Он не стрелял и дал возможность им удрать. Может быть, еще дорогу им показал? Во всяком случае, он недостоин звания датского солдата. Он заслуживает каторги, не так ли, ваше превосходительство?

Испанский генерал еще выше поднял нос и надменно кивнул.

— Капрал, уведите его на гауптвахту и… вы понимаете меня, гм, хорошенько там его… Вон!

Когда Баранщикова увели на истязание, красивая генеральша подошла к мужу.