Кэти Гольке - Спасая Амели

• Название: Спасая Амели
• Автор: Кэти Гольке
• Жанр: О войне
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-1704-1, 978-617-12-1730-0, 978-617-12-1461-3, 978-5-9910-3685-6, 978-1-4143-8322-4, 978-617-12-1703-4, 978-617-12-2098-0

Он офицер СС, а она боится его непредсказуемых поступков. Женщина подозревает, что ее глухой дочери по имени Амели может угрожать опасность. Муж слишком увлечен идеей о чистоте арийской расы. В отчаянии она пишет письмо подруге детства с мольбой вывезти Амели из Германии. Это история побега через всю Европу в поисках счастья и мира для маленькой глухой девочки.

---

– Они заталкивают его в машину. Шлик садится с другой стороны. Остальных не узнаю́. – Джейсон проехал вперед еще несколько метров; его надвинутая на глаза шляпа едва не касалась руля. – У гостиницы оставили пару часовых.

Как только черные автомобили отъехали от тротуара, движение по улице возобновилось. Рейчел едва сдерживала слезы.

Джейсон обогнул квартал, проехался по бульвару в сторону Бранденбургских ворот.

– Нам нужно составить план.

– Меня ищут. Такое впечатление, что его били…

Джейсон погладил ладонь девушки, которую та вложила в его руку.

– Я должна сдаться.

– Неужели ты забыла, что твой отец сам собирался сдать тебя полиции, закрыв дело, а, субъект В-47?

Она зажмурила глаза.

– Я постоянно думаю: может быть, я ошибалась? Возможно, отец имел в виду что-то другое, не то, что написано в документах? Он же мой отец. Он не мог…

– Продать тебя?

Рейчел была больше не в силах сдерживать рыдания и расплакалась.

16

– Здесь вы будете в безопасности. – Коренастая фрау черенком метлы открыла деревянный люк, расположенный в потолке узкого коридорчика. – Но днем вы должны сидеть очень тихо, не шевелиться. Моя соседка, фрау Вейшман, – староста в нашем дворе. Она докладывает обо всем подозрительном. – Женщина пристально смотрела на Рейчел, судя по всему, ожидая обещания.

– Буду сидеть как мышка.

Женщина кивнула.

– Можете спускаться вниз в туалет и мыться, когда мой муж уйдет на работу, а дети в школу. Если нет возможности терпеть, в углу стоит ведро. Но пользоваться им нельзя, пока домашние не уйдут. Вас могут услышать. Один раз утром и один раз вечером перед возвращением мужа я буду приносить вам еду.

Из кухни женщина принесла стул, жестом велела Рейчел встать на него. Девушка прикусила губу, растерянно улыбнулась в знак благодарности и взобралась на предложенный стул. Она ухватилась за края люка, попыталась подтянуться и влезть на чердак. Фрау подтолкнула ее снизу – к досаде Рейчел. Но девушка все-таки забралась наверх.

– Когда я заиграю на пианино – это знак, что можно двигаться и потягиваться. Музыка заглушит другие звуки. Последним я всегда играю Вагнера – после этого вам нужно сидеть тихо. Когда я перестану играть, вы должны затаиться.

Рейчел кивнула, выглядывая из квадратного люка на чердаке.

– Спасибо вам, фрау Гиммершмидт. Спасибо за то, что помогаете мне.

– Ja[23], мы все должны помогать друг другу. – Женщина жестом велела Рейчел опустить крышку люка.

Девушка осталась сидеть прямо на грязном полу, скрестив ноги, у люка, вокруг которого пробивалась полоска дневного света. В центре потолок на чердаке был выше, но даже там Рейчел не могла выпрямиться в полный рост. В углах прятались тени, виднелись очертания каких-то сундуков и коробок, поломанной мебели – перевернутый вверх ногами стул, какие-то длинные балки – скорее всего, остов кровати. Воздух был тяжелый, пыльный, пах плесенью. Пока что Рейчел не стала осматриваться более внимательно – еще рано. Девушка просто надеялась, что единственный живой, дышащий организм на чердаке – она одна.

Глубокой ночью, прислушиваясь к негромкому храпу спящей под ней семьи, Рейчел растянулась, полностью одетая, на комковатом, пропахшем чем-то кислым тюфяке, который она обнаружила в углу чердака. Перебирая в памяти события последних трех дней, девушка вспомнила об изначальном плане их маршрута, который считала настоящим, – по крайней мере, она верила в то, что говорил отец, когда они впервые ступили на землю Германии. Сегодня вечером они должны были бы уже приземлиться в Нью-Йорке. Рейчел могла бы лежать в своей роскошной постели, мечтать о завтрашнем дне – своем первом рабочем дне на Манхэттене в «Кемпбелл-плейхаусе».

Рейчел прикусила губу, чтобы не расплакаться, молча перевернулась на другой бок и уставилась в темноту.

* * *

Джейсон потер щетину. Когда он вернулся, устроив Рейчел в безопасное место, то заглянул в свой номер – лишь затем, чтобы скомкать постель: пусть все выглядит так, словно он явился поздно ночью. «Как будто можно провести любопытных горничных!» На всякий случай он придумал оправдание: скажет, что спал на койке в редакции, заработался до поздней ночи, не заметил, который час, потом отключили свет… и далее в том же духе.

Журналист прикрыл глаза. Ситуация усложнялась. Семья, которая прятала Амели, отказалась принять Рейчел – это было слишком рискованно. Но его информатор сказала, что знает людей, которые смогут ее приютить. Джейсон оставил Рейчел там, надеясь, что на эту женщину можно положиться. Но как он мог быть в этом уверен?

В течение дня Джейсон несколько раз нащупывал в карманах пленки, отснятые Рейчел, и ждал, задаваясь вопросом, когда же Питерсон выйдет из лаборатории и можно будет их проявить. Меньше всего Джейсону хотелось делиться с кем-то сенсацией. А он нисколько не сомневался, что это настоящая бомба!

День тянулся бесконечно. Джейсон не раз ловил себя на том, что засыпает, положив локти на стол.

– Беспокойная выдалась ночка, да, Ромео? – Элдридж, его коллега и конкурент в погоне за сенсационными новостями, в половине шестого уронил папку на стол, прямо у локтя Янга, отчего тот окончательно проснулся.

Джейсон откинулся на спинку стула, зевнул, потер глаза.

– Мы с миссис Гитлер… вчера ночью… Всему городу было горячо.

– Познакомь меня с миссис Гитлер, и я сам ее приглашу. Я бы хотел осветить эту историю.

– Ты, я и весь мир.

– В Нью-Йорке ждут статью в передовицу к полуночи. О том, что происходит здесь в Берлине с начала войны – продуктовые карточки, отключение электричества… – Элдридж постучал по папке. – Здесь есть все. Будь другом, «причеши», чтобы цензоры пропустили статью. Мне нужно быть на ужине в посольстве США.

– Лакомый кусочек. Вся слава тебе. Прибереги для меня ломтик торта – и по рукам.

– Договорились. Я забираю с собой Питерсона, возможно, ему удастся сделать фотографии.

– Покорми бедолагу, пока будешь собирать сплетни – он исхудал на новых продовольственных карточках.

Внезапно Джейсону расхотелось спать. Ужин с высокопоставленными особами гарантировал ему по меньшей мере два часа в пустой проявочной. А возможно, даже до самого утра, если не произойдет ничего экстраординарного. Масса времени, чтобы проявить отснятые Рейчел пленки. Джейсон открыл папку и, пытаясь сдержать ликование и нетерпение, сделал вид, будто погрузился в чтение.

Не прошло и часа, как он достал из ванночки с проявителем первую порцию снимков и развесил их на веревке сохнуть. Насколько он мог судить, Рейчел постаралась на славу – фотографии не смазаны, не затенены. Он сможет прочесть документы, как только вынесет их на свет.

Первые снимки людей, которые она сделала, походили на фотографии на паспорт. Но по мере проявления стали появляться другие изображения: снимки во время осмотров, которые, в чем Джейсон был практически уверен, были сделаны без ведома родителей. Он присвистнул. «Неудивительно, что она взяла с меня обещание».

Ожидая, когда высохнут фотографии, Джейсон устроился за столом у входа в проявочную, на всякий случай – несмотря на то, что на этаже уже никого не было, – и занялся статьей Элдриджа. Это было не очень сложно, но Джейсон несколько раз переписывал материал, стараясь не обвинять нацистов, а просто рассказывать о положении дел в нынешнем Берлине, искренне надеясь, что американцы сумеют все прочитать между строк. Впрочем, особых надежд по этому поводу Джейсон не питал. Американцы не возмутились гитлеровскими Нюрнбергскими законами, согласно которым евреи лишались гражданства; не слишком заливались слезами над репортажами Джейсона о Kristallnacht[24], когда жгли синагоги, а евреев вышвыривали из домов, бросали в тюрьмы и грабили принадлежащие им магазины и лавки.

Не удостоился особого внимания даже сенсационный материал о Якове Гольдмане, семидесятишестилетнем владельце небольшого книжного магазинчика – достопримечательности Берлина, старой как мир. Отряды штурмовиков вытащили старика с женой из постели (Гольдманы жили тут же, над магазинчиком) и вышвырнули обоих на улицу. Когда охваченную ужасом пожилую пару ударами дубинок заставили замолчать, молодчики разбили окна магазина – двухэтажного здания, почти музея – и подожгли.

Джейсон покачал головой. Даже несмотря на жесткую нацистскую цензуру, в Нью-Йорк просачивалось достаточно информации, чтобы вызвать в стране возмущение. Где его «христианский народ», скажите на милость? Разве не должны они помогать нуждающимся и угнетенным?

Через два часа, когда статья на первую полосу была готова, а в проявочной царила такая стерильная чистота, что Питерсон ее не узнáет, Джейсон сидел в одиночестве в редакции, рассматривая снимки.

Он все прочел, но переварить полученную информацию оказалось непросто. Журналист был уверен, что Рейчел не знала многого об отце, как не знала и о роли, которую сыграла приемная мать в ее воспитании. Что уж говорить о настоящей семье Рейчел.