Олег Красин - кукла в волнах

• Название: кукла в волнах
• Автор: Олег Красин
• Жанр: Современная проза

Есть ли средство от одиночества и где его искать? Старший лейтенант Виктор Лихачев пытается это понять и разобраться в себе. События происходят до перестройки, во времена генсека Черненко.

---

— Однако так бывает не всегда. К сожалению, любовь проходит, нередко оставляя людей несчастными. Возьмём, к примеру, Анненского. В двадцать два года он страдал от любви к женщине на четырнадцать лет его старше. Через два года он женился на ней. В то время она действительно вела его в неведомый мир, помогала познанию вселенной. Но вот любовь угасла, страсть прошла. А жить вместе пришлось всю жизнь, до самой смерти. Если любовь — это жизнь, значит, его душа умерла раньше тела. Не отсюда ли у Анненского такой сильный мотив одиночества, звучащий в каждой строчке?

— Возможно, не берусь судить, — заметил я, периодически теряя нить рассуждений Волчатникова.

Действительно, любовь, женщины, мир — такие материи, которые, сколько ни философствуй, всё равно до конца не изучишь. Слишком много чувств. Чтобы понять, надо быть чутким, как листья, Эти слова Анненского, кажется, цитировал Волчатников.

В окно внезапно, с размаху ударили капли дождя, начавшегося совсем незаметно, без грозы и ветра, словно кто-то невидимый подал нам с камэской тайный знак, постучав в окно дождевыми пальцами.

Я почувствовал, что гнет мыслей об одиночестве, которые одолевали меня несколько недель подряд, стал таять, растворяться, как растворяется песок в прибрежных волнах, когда подносишь его горстями в ладонях и опускаешь в прозрачную воду. Несколько мгновений и воде белеют только пальцы.

Вероятно, это происходило от того, что с Волчатниковым я не скучал — он заставлял меня думать о жизни, размышлять о ходе вещей, предопределенности судьбы. И пусть это были отвлеченные темы, темы далекие от военной будничной жизни, но мне было с ним интересно. Трудно было бы заподозрить между нами дружбу — уж слишком мы были разные, но что-то нас притягивало и сближало, как кусочки мозаики, принадлежащие одному фрагменту.

Через неделю наступила очередь Волчатникова лететь на выходные в Азовск.

— Что-то совсем не хочется возвращаться туда, — сказал он мне задумчиво, — но знаешь, скучаю по сыну. Вот купил в Калитве ему подарок. Волчатников достал из сумки красивую коробку с конструкторским набором, сделанным в ГДР.

— Ему должно понравиться, — сказал я, — у меня в детстве было две страсти: конструкторы и игра в солдатики.

Волчатников улыбнулся, мы пожали друг другу руки, и он пошел вслед за другими в брюхо транспортного самолета по спущенному трапу.

— Вам замполитам положен отдых или расслабляетесь на боевом посту? — спросил меня Приходько, подходя сзади. От его технички пахло не привычным керосином, а едкими химическими веществами.

— Ты что, газовую атаку устраивал? — спросил я его в свою очередь.

— Пришлось погонять своих оболтусов. Я им тренировку с хлорпекрином устроил, чтобы проверить противогазы. Представляешь, этот хитрован Гунько вылетел из палатки как пробка. Он решил сачкануть и открутил трубку от коробки противогаза — думал, что я шучу. Но не тут-то было, я бросил им в палатку шашку, и он запрыгал как вошь на члене. Вот хитрый хохол! Кстати, — продолжил он без всякой связи, — в столовой новая девчонка появилась. Илоной зовут.

— Знаю, уже с ней познакомился.

— Близко?

— Ну не так как ты думаешь — чисто служебный разговор. Я же заместитель командира по политической части, должен знать кадры.

— А хорошо бы её в попенаген через роттердам! — плотоядно усмехнулся Вова, озвучив очередную пошлость, — между прочим, в полку есть некоторые технари, говорят, пока всех баб здесь не попробуют — не успокоятся.

— Ну, я не многостаночник.

— Понимаю, — Приходько покровительственно похлопал меня по плечу, — ты однолюб и будешь хранить верность своей Лидии до седых волос, если они у тебя к этому времени останутся, а не растеряются на чужих подушках.

Пока мы разговаривали, серебристые винты транспортника пришли в движение, постепенно набирая обороты, и вскоре стали почти прозрачными, превратившись в круги правильной формы. Они с грохотом рвали встречный воздух, заставляя трястись грузное тело лайнера. Но вот он начал неторопливый разбег по полосе, всё более ускоряясь, пока не оторвался, наконец, от земли и, словно усталая птица, медленно пополз ввысь. Голубое небо вобрало в себя, втянуло, зеленый силуэт самолета, и растворила его весь, без остатка.

Мне стало грустно оттого, что улетел Волчатников. К Лиде идти не хотелось. Напиться что ли? Взяв томик стихов Анненского, который оставил мне комэска, я пошел в свой барак и устроился на кровати, потягивая пиво.

Анненский мне понравился. Его стихи проникали вглубь души, мысли об одиночестве были созвучны. Так я лежал и читал, отрешившись от окружающего мира. Аэродром, солдаты, бараки — все это было не здесь, где-то вдалеке, там, где меня не было.

Примерно около семи вечера над аэродромом, словно отзвуки дальней грозы, разнеслись звуки от движков реактивных самолетов. Пришел Винник и по привычке разглаживая усы, сообщил, что приземлился полк перелетчиков, переправлявших МИГ-25 в Афганистан.

От нечего делать я прогулялся на аэродром. МИГи выглядели приличнее наших «Сушек». Выкрашенные снизу в голубой, а сверху в темно-зеленый цвет, они действительно представляли собой грозное оружие. Насколько я знал, хорошо показали себя в горах Афганистана.

Солдат пришлось потеснить и расставить в нашем бараке дополнительные койки для летчиков и техников полка. Идти им было особо некуда — до города далеко, а местные дамы оказались все заняты, поэтому гулять начали здесь же, в бараке, разливая разбавленный спирт в солдатские железные кружки. К вечеру некоторых потянуло на подвиги.

Где-то около часа ночи в нашу комнату вошел дневальный и разбудил меня, сказав, что вызывают к телефону. Приходько мирно похрапывал в своей кровати, а кровать Тернового была пуста — на этот раз он ночевал в Калитве у жены.

Испуганный женский голос сказал мне по телефону:

— Товарищ замполит, это из столовой, Илона. Здесь под окнами ходят пьяные и хотят залезть. Я сегодня дежурю, не могли бы вы подойти?

— А где дежурный по столовой? — спросил я, стряхивая остатки сна.

— Не знаю, но его здесь нет.

— Хорошо, сейчас буду.

Я набросил на себя техническую куртку, взял фуражку и пошел в теплую темноту к столовой. От фонарей падал неровный свет на песчаную дорожку. Было тихо, почти беззвучно. Даже сверчки не нарушали покой южной ночи. Я увидел, как вдалеке промелькнула серая тушка крысы, скрывшаяся под солдатским бараком и всё, больше ничего и никого. Временами эту тишину нарушал пьяный гомон голосов, доносившихся со стороны аэродрома, там весело пиликала гармошка, призывный женский смех. Видимо кто-то из перелетчиков вез гармонь с собой.

Возле столовой было тихо, в окне ни одного огонька. Я постучал в деревянную дверь и услышал торопливые шаги.

— Кто там? — раздался несколько испуганный женский голос, в котором я узнал голос Илоны.

— Это я, Лихачев, — отозвался я вполголоса, словно боясь спугнуть стоявшую вокруг тишину.

Мне было смешно от этой ситуации. «Наверное, девушка всё это выдумала», — подумалось мне. Стало скучно дежурить одной, да еще ночью, захотелось мужской компании. Может я ей приглянулся, вот и вызвала меня, а не кого-то другого. Такое бывает — кто-то хочет познакомиться ближе и ищет удобный предлог.

Дверь со скрипом отворилась, показалось освещенное луной бледное лицо девушки, её испуганные глаза. Илона, действительно чего-то испугалась. Теплые руки взяли меня за локоть и повлекли вглубь темного коридора, внутрь здания. При этом Илона не забыла захлопнуть дверь и закрыть её на засов. Мы шли по залу летной столовой. Сквозь оконные стекла в зал пробивался холодный лунный свет.

Комната, где коротала ночь Илона, была небольшой, совсем крохотной, и находилась неподалеку от варочного зала — типичное подсобное помещение. Старая настольная лампа, стоявшая на тумбочке, несмотря на разбитый плафон, по-прежнему рассеивала свет. В углу стояла солдатская кровать, на которой лежал матрац, аккуратно заправленный одеялом. Подушки почему-то не было.

Где-то тихо капала вода из крана.

Обычный запах столовой — запах пищи, жира, нагретого на сковороде растительного масла, перебивался тонким ароматом духов, доносившихся от девушки. От неё пахло сиренью, пахли её волосы, кожа. Вместе с тем, мне вдруг показалось, что от девушки пахнуло и чем-то другим, скорее похожим на запах спирта. Вероятно, она выпила для храбрости. Движенья её были расслаблены, глаза странно блестели в неярком свете ночника.

Мы стояли и молчали какое-то время, не отрывая взглядов, словно погружаясь друг в друга незримыми лучами глаз, как написал бы Анненский.

— Что случилось? — спросил я осипшим, непослушным голосом.

— Пьяные здесь у здания ходили, стучались. Я испугалась. Садитесь сюда! — она показала мне на деревянный стул возле кровати.