Захар Петров - Муос: Чистилище

• Название: Муос: Чистилище
• Автор: Захар Петров
• Жанр: Постапокалипсис

Прошли десятилетия после Последней Мировой войны. Жалкие остатки агонизирующего человечества живут в подземельях разрушенного Минска.

Свой подземный мир они называют Муосом. Муос разделен на враждующие кланы. Кроме голода, радиации, постоянных войн друг с другом, жителям Муоса угрожают мутанты, дикари и ментальные агрессоры. Но в беспредельном отчаянии людей умирающего Муоса есть искра надежды. Они ждут Посланного, который поведёт их на Последний Бой…

---

Вокруг Универмага — огромное поле. Ещё те жители Партизанской, которые населяли станцию до нашествия леса, прилагая нечеловеческие усилия, очистили землю от бетонных плит, асфальта и тротуарной плитки; выстроили высокое бетонное заграждение по контуру поля, и распахали почву. После падения Партизанской картофельное поле начало дичать, превращаясь в целину, поросшую редкими кустами и высокой травой. Новые партизанцы под предводительством Батуры смогли очистить и распахать только треть этой гигантской по теперешним меркам территории — ту, что ближе к выходу на Поверхность и к Универмагу. Теперь большая часть урожая уже убрана, и только небольшая полоска недалеко от хибарки покрыта пожухлыми картофельными стеблями.

Бетонное ограждение с выщербленным верхним краем, почерневшее от времени и покрытое пятнами лишайниковой поросли, казалось заколдованной стеной, отделявшей поле партизанцев от диких зарослей Минска. После ядерной зимы не только природа, но и климат Планеты изменился. Умеренный пояс сдвинулся куда-то к Полярному кругу, а Беларусь оказалась в зоне влажных субтропиков. От Карпат до Балтики теперь простирались дебри мутировавших лесов. И Минск становился лесом, унизанным буграми развалин и лентами улиц. Расчищенные подымавшимися из подземелий людьми участки были зыбкими островками в этом коричнево-зелёном растительном океане, захватившем всю Европу. Но лес не хотел мириться даже с этими маленькими оспинками на своём теле. Он всеми силами рвался на вожделенную взрыхлённую людьми почву. Лианы штурмовали хрупкие ограждения сверху, корни прорывались снизу, мхи и лишайники разъедали рыхлый бетон, а мириады семян и спор засевали людскую землю, норовя вытеснить вялую поросль картофеля, льна и мака.

Вера с тревогой смотрела на нависшие над стеной ветви огромных деревьев. Перелистывая в уме зачитанный до дыр и выученный наизусть в детстве учебник по биологии, она пыталась определить хотя бы одно из них. Даже сейчас она помнила до мельчайших подробностей картинки из учебника с подписями: «берёза», «ель», «сосна». Но то, что она видела за стеной, и близко не походило на запомнившиеся изображения. Основная разница — в цвете: художники до Последней Мировой почему-то всегда рисовали кроны деревьев весело-зелёными. Откуда тогда этот зловещий буро-коричневый отлив?

Вера знала, что враждебность этой растительности отнюдь не кажущаяся. В дебрях скрываются твари больших и малых размеров, многие из которых прямо сейчас наблюдают за людьми. Обитатели Поверхности знают, что на двуногих нападать опасно, когда те на своей территории. Но если кто-то из людишек зазевается и подойдёт слишком близко к забору, тогда… Батура предупредил, что близко к забору подходить ни в коем случае нельзя, во всяком случае, по одному. Да и без увещеваний администратора не было никакого желания приближаться к этой границе человеческих владений. Чудовищные вопли, рыки и визги с разных сторон ни на секунду не давали забыть о том, что за забором — чужой враждебный мир.

Единственное, что было прекрасным в этом мире — это небо. Оно неизмеримо выше и больше, чем представлялось Вере по рисунку матери на потолке их поселковой квартиры. Хотелось повернуться на спину и смотреть в эту бездонную синеву с редкими почти неподвижными облаками и плывущими точками высоко летящих птиц.

Незаметно закат сменился сумерками; за ними на мёртвый Минск спустилась ночь. Разноголосицу дневных хищников вытеснили ужасающие уханье, шипение, скрежет ночных обитателей.

Вера и Фойер должны были обогнуть поле с левой стороны, Зозону, Пауку и Лису следовало сделать полукруг с правой. Обе группы ползли вдоль забора, не приближаясь к нему ближе, чем на десять метров. В скафандрах передвигаться было неудобно, особенно избранным ими способом: чтобы создавать меньше шума, убры двигались, как ящерицы, опирались только на руки и ступни ног, а всё тело держали на весу. И всё же их слышали и видели: из-за стены слева то и дело раздавались жуткие ухи и чавканья. Оставалось надеяться, что их не видят те, кто прятался в Универмаге.

Наконец Вера доползла к условленному месту — границы поля, за которым росла высокая трава с кустарником, а затем вздымалась громадина Универмага. Именно здесь Вере и Фойеру предстояло пролежать, если не повезёт, всю ночь.

Зозону, Пауку и Лису повезло меньше — их путь ползком должен быть едва ли не в два раза длиннее. Когда Вера и Фойер были на месте, остальные должны были ещё где-то подходить, но их Вера не слышала, а значит, тем более, не слышали те, кто был в Универмаге. Зато в лунном свете было хорошо видно расхаживающих возле хибары партизанцев.

Фойер — самый старший в их пятёрке, по муосовским меркам — почти дед. Он в спецназе ещё с тех пор, когда для поступления в отряд не надо было проходить какие-то там испытания. Его взяли за его неуёмную страсть к огню, которая оказалась полезной. До армии он работал в мастерской по производству спирта, и поэтому отлично знал не только одурманивающие свойства этой жидкости, но и то, как её можно использовать в бою. У него был, пожалуй, единственный в Муосе огнемёт, и Фойер уверял, что его привёз из Москвы сам Присланный. Это оружие предназначалось для более горючих жидкостей, чем дрянной спирт муосовского производства, и он не мог выплёвывать горящую струю — выпрыскиваемый спирт не воспламенялся от фитиля. Но Фойер всё-таки наловчился обходить это неудобство. По индивидуальному заказу, огнемёт был скомбинирован с арбалетом. И сразу за струёй спирта Фойер посылал зажжённую стрелу. Иногда в самом начале боя удавалось поджечь одного-двух неприятелей или зажечь укрытие, где они скрывались. Но главный эффект производил сам огонь, особенно крики подожжённых. Это вызывало шок и смятение у оборонявшихся, что давало убрам фору в несколько секунд.

И теперь Верин напарник лежал рядом с нею, направив в сторону Универмага свой арбалет-огнемёт. За спиной у него канистра с закачанным под давлением спиртом. В руке — зажигалка, чтобы в секунду поджечь тряпичную пропитку стрелы.

Чуткий слух Веры даже сквозь резину скафандра уловил приближение чужих. Они двигались в гуще кустарника и были ещё не заметны. Сквозь сплетение ветвей и высокой травы чужаки пробирались с завидным умением и осторожностью. Вера тронула за плечо лежавшего рядом Фойера. Тот кивнул головой — значит, тоже что-то слышит. Несколько теней появилось на границе кустарника и поля. Несколько секунд они стояли, потом, словно животные, на четвереньках посеменили в сторону хибары. За арьергардом из кустов появлялись новые фигуры, которые также становились на четвереньки и ползли в том же направлении. Их выползло не меньше полусотни. Хорошо, что они появились там, где и ожидалось, — как раз посредине поля, между двумя группами убров. Если бы эта толпа вышла прямо на засаду — исход схватки был бы предрешён не в пользу республиканцев. Но племя прошло в сорока шагах от Веры с Фойером и целенаправленно двигалось к пока ничего не заметившим партизанцам. Когда чужие отдалились от полосы кустарника на достаточное расстояние, убры приподнялись и, пригнувшись, побежали за ними.

Группа лесников разделилась, одни стали рыть картофель, другие наступали на партизанцев, третьи бежали к воронке спуска в метро, намереваясь отрезать путь к отступлению хозяевам поля, которые наконец-то заметили приближавшихся врагов, засуетились, защёлкали арбалетами. Лесники заорали, подбадривая себя; в партизанцев полетели куски бетона и кирпичей. Побросав арбалеты, обнажив мечи, республиканцы бросились к метро. Один не добежал — его свалил угодивший в голову камень. Двое отчаянно схлестнулись с лесниками, отрезавшими им путь домой.

Брязнул люк гермозатвора, из метро выбегали люди Батуры. Они карабкались на бруствер, выстраивались в боевой порядок, беспорядочно стреляя в лесников. Дикари сначала попытались смести партизанцев, но те стали плотной стеной, ощетинившись арбалетами. Лесники отбежали, оставив несколько трупов, но отступать не собирались. Нечленораздельно что-то выкрикивая, они как ни в чём не бывало стали рыть картофель: либо они были настолько уверенны в своём превосходстве, либо голод толкал их на безрассудство.

Батура выстроил в ряд полтора десятка партизанцев, и теперь они приближались к лесникам. Лесники снова завопили и, унося каждый по пару картофелин, побежали в направлении Универмага. Люди Батуры стреляли им вслед, но в темноте по убегавшим попасть было нелегко.

Две группы убров сомкнулись в один ряд на пути у лесников. Вера уже хорошо различала силуэты бежавших с диким уханьем дикарей. В прицел арбалета она поймала самого рослого. Выстрелил арбалет Зозона — это был сигнал. Почти сразу щелкнуло оружие других убров. Свистнул огнемёт Фойера и один из лесников превратился в горящий факел, освещая своих собратьев. Спусковой крючок плавно прогнулся под указательным пальцем Веры. Мягкий толчок арбалетного приклада в плечо — «рослый» дёрнулся, завопил, но не упал, — выстрел был неудачным. Вера от досады скрипнула зубами, быстрыми движениями перезарядила арбалет, почти наугад стрельнула, забросила арбалет за спину, выхватила секачи и бросилась к «рослому». Теперь она уже видела, как тот, замедлив шаг, как-то скуля, пытался выдернуть застрявшую в плече стрелу. Он смотрел на рану, и поэтому Веру не заметил. Не заметил он и взмаха секачом, голова «рослого» неестественно свесилась — удар по шее был смертельным. Вера не стала смотреть, как он падает, и, сделав рывок в сторону, рубанула ещё одного лесника, пытавшегося пробежать мимо. Беспрерывно щёлкал арбалет Паука. Рассекая воздух, свистели мечи Зозона и Лиса. В такт ударам громко выдыхал воздух Фойер. Нагоняя лесников, подходили люди Батуры.