Майк Гелприн - Самая страшная книга 2017 (сборник)

• Название: Самая страшная книга 2017 (сборник)
• Автор: Майк Гелприн
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-100099-8

Здесь пугают.

Из года в год серия «Самая страшная книга» собирает на своих страницах лучший хоррор на русском языке. Страхи разных эпох и народов. До боли знакомые кошмары и твари из Неведомого, порождения буйной фантазии уже хорошо известных авторов (Майк Гелприн, Дарья Бобылева, Олег Кожин…) и талантливых дебютантов (Женя Крич, Ольга Рэйн, Анатолий Уманский…).

Пугают так, что мало не покажется, на любой вкус: до мурашек по коже; до волос, шевелящихся на затылке; до дрожи в пальцах. До ужаса. На страницах «Самой страшной книги 2017» каждый найдет свой страх, ведь ее создавали такие же читатели, как и вы. И даже больше. Теперь в главной хоррор-антологии страны представлены и лучшие рассказы крупнейшего жанрового конкурса «Чертова дюжина».

Здесь пугают. И только одного можно не бояться: того, что страшно – не будет.  Библиотека бесплатных книг и журналов. Высокая скорость скачивания файлов без ограничений http://knigi-besplatno.org/

---

Потом он долго лежал в темноте. А в голове звучали слова Аракана:

«…человеку необходимо вкусить человеческой плоти и крови. В некоторых же случаях достаточно совершить то, что считаешь самым ужасным…»

Он сделал и то и другое. Он съел сына Уварова. И убил его самого.

Аракан обманул его. Вендиго не мог захватить тело Александра Сергеевича, так как тот мало что не ел человечины, еще и отказался совершить то, что в сердце считал преступлением. Аракан притворялся спасителем, союзником – а сам служил лесному чудовищу. Дух-людоед передал Аракану сына Уварова, чтобы тот накормил Белкина детским мясом; он каким-то образом сохранил жизнь самому Уварову, чтобы Белкин его убил.

Теперь оба условия выполнены.

А значит, дух-людоед может в любую минуту пожаловать за своим новым телом.

Где-то снаружи послышался залихватский пронзительный свист.

Бежать, скорее бежать!

Белкин с трудом поднялся на ноги, подковылял к выходу, сжимая рукой пульсирующее плечо, рванул полог и вывалился на поляну.

Посреди поляны стоял Михель.

* * *

Он заложил руки за спину и с мечтательной улыбкой смотрел в прозрачную темно-синюю высь. Ветерок шевелил неопрятные длинные волосы и кружил поземку вокруг длинных ног. А наверху, в бездонной пустоте, мерцали холодным светом мириады звезд да поблескивал ятаганом серебристый серп месяца.

Все так же мечтательно улыбаясь, лекарь повернулся к Белкину. Тот оцепенел, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Врач вынул из-за спины руку – в пальцах сверкнуло стальное жало скальпеля.

– Чудесная придумка человеческого разума, вы не находите? – проговорил он, вонзил скальпель себе под скулу и одним махом выкроил правую щеку.

Сочащийся кровью шмат плоти шлепнулся на снег, и врач небрежно отбросил его ногой. Белкин будто прирос ногами к земле, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Лекарь повернул к нему изувеченную сторону лица и усмехнулся. В свете месяца сверкнули обнажившиеся зубы.

– Не помешала бы симметрия, вы не находите? – спросил он и двумя взмахами отхватил себе и левую щеку.

Вслед за этим он принялся яростно кромсать нижнюю челюсть и подбородок. Полетели темные брызги. Белкин пытался закричать, но горло не слушалось, будто стянутое железной струной; хотел убежать, но ноги приросли к месту, словно в ночном кошмаре. Месяц и звезды пульсировали в небе холодным светом в такт судорожным рывкам скальпеля. Наконец Михель опустил руку. Длинные волосы трепетали на ветру, мерцали глаза… а под ними скалились голые десны. В стылом воздухе от развороченного рта поднимался пар. Михель шагнул к Белкину и нацелил на него лезвие скальпеля.

– Слышите, ветер воет? – спросил он.

Белкин смотрел, как клацают, поблескивая в кровавом месиве, белоснежные зубы, как движется за ними розовый язык.

– Скоро конец. Но не ваш, любезный Александр Сергеевич. Конец доброго доктора. До чего надоел мне пьяница Михель с его подагрой и больной печенью!

Отто Францевич вонзил себе скальпель в нижнее веко и одним движением очертил круг. Глазное яблоко вывалилось ему на щеку вместе с налипшими веками. Лекарь небрежно взял его другой рукой, оборвал нерв, растер глаз между пальцами и махнул рукой, стряхивая слизь.

– Ты меня не получишь! – с огромным трудом сумел выдавить Белкин.

– Получу, – грустно сказало чудовище. Оно воткнуло лезвие в другой глаз, а потом принялось перепиливать носовые хрящи. – Ты вкусил человеческой плоти, ты убил своего друга. Теперь ты мой.

– Нет…

Неожиданно чудовище пришло в ярость.

– Ты мне не веришь! – закричало оно. – Так убедись! Смотри, теперь маски сброшены!

Оно вцепилось себе в волосы и принялось лихорадочно сдирать с головы скальп, помогая себе лезвием.

Белкин обезумел от ужаса. Уйти, убежать, уползти – подальше от существа, кромсающего собственную голову! Но даже отвернуться от кошмарного зрелища он не мог. Существо сдернуло с себя скальп и швырнуло его на снег, точно мокрую тряпку. Затем погрузило пальцы в глазницы и с неожиданной легкостью содрало верхушку черепа, обнажив пульсирующую розово-серую массу мозга.

Только тогда Белкин понял, что происходит.

Оно разоблачалось.

Лезвие скальпеля кроило одежду, полосовало плоть. А потом лекарь начал раздуваться. Обрывки рубахи, камзола, штанов и сапог сорвались с него, а вслед за тем разлетелось на куски иссеченное тело, разметав во все стороны обломки костей, и пролилось на землю багровым дождем. Брызги оросили лицо Белкина, заляпали глаза, и потому он плохо видел создание, возникшее на месте Михеля. Все, что он различил, – это высокий, мглистый силуэт, горящие желтым огнем глаза и протянутую к нему руку-лапу с длинными корявыми когтями.

Он пах кровью и хвоей.

Дух голодного ветра.

Вендиго.

Тут оцепенение, сковывавшее его, прошло. Белкин повернулся и со звериным воем ринулся в лес.

Еще никогда в жизни он так не бежал. Промерзшая земля гудела под сапогами, сосновые лапы хватали за одежду и хлестали лицо, впереди вырастали шершавые стволы, и он врезался в них, и падал, сплевывая кровь и осколки зубов, но сразу же поднимался и бежал дальше. Ноги несли его все быстрее и быстрее.

Ноги горели…

Михель говорил правду… но не было никакого Михеля… бежать, бежать, надо бежать, никакого Михеля не было, Михель встретил ЭТО в лесу тогда, много лет назад, и ОНО завладело им, и вместо Михеля стало ЭТО, почему ЭТО – у него много имен, надо бежать, оно только прикидывалось человеком, а может, и не прикидывалось, может, оно и есть человек, может, оно таится в каждом из нас, дожидаясь своего часа, и вот пробудилось, и надо бежать, бежать, бежать – это замечательно, бежать – быстрее оленя, быстрее ветра, бегущего ветра, бежать, бежать…

Теперь он мчался со скоростью ветра, и лес больше не ставил ему преград – напротив, чаща словно бы сама расступалась на его пути.

Страх постепенно исчезал, сменяясь диким, первобытным восторгом. Проходила пульсирующая боль в плече.

Белкин летел, как на крыльях, практически не касаясь пылающими ногами земли, и вскоре его крики переросли в ликующий смех.

Он слышал шепот звезд в небесах; он внимал вою ветров; он несся над этой суровой, холодной землей и знал, что отныне он – единственный ее владыка, эти дремучие леса – его исконные охотничьи угодья, и нет такой силы, что могла бы их у него отнять. Он завыл от восторга, и ветер вторил ему.

Бегущий ветер.

Очень скоро он навестит родное племя своего старого друга Аракана.

Да, Аракан заключил с ним в лесу договор: обязался подготовить ему новое тело в обмен на безопасность своего народа. И будь дух на тот момент в истинном своем обличье, договор бы пришлось исполнять. Но он тогда был штаб-лекарем Михелем. Сейчас же он – комендант Белкин.

А Белкин ничего глупцу Аракану не обещал.

Александр Подольский Ветки

Иван Данилович любил чистоту и порядок. Он жил многолетними привычками и верил, что у каждой вещи должно быть свое место. Если кто-то из коллег по смене забывал вернуть заварочный чайник на полку или оставлял в раковине посуду, Ивану Даниловичу кусок не лез в горло. Стол в бытовке был сколочен из деревянных поддонов, и Иван Данилович, прежде чем выложить бутерброды с сыром и докторской колбасой, всегда стелил на него разворот «Советского спорта». Ведь по столу, когда в помещении никого не оставалось, бегали крысы. На глазах у людей они не позволяли себе такого непотребства, но кубики рафинада из общей упаковки пропадали исправно. Крысы воровали вообще все, что надолго оставалось без присмотра, а будь их чуточку больше, наверное, могли унести и саму бытовку.

Иван Данилович тщательно вымывал руки до и после туалета, постоянно возвращал на место передвинутое мусорное ведро и за четыре года использования телефона так и не снял с экрана защитную пленку. Над его бзиками подшучивали, не задумываясь о том, что именно такие люди наделены обостренным чувством неправильности. Там, где какой-нибудь Даниил Иванович прошел бы мимо складского ангара и ничего не заметил, Иван Данилович сразу понял: что-то не в порядке. Не так, как всегда. Неправильно.

На территорию складов темнота спустилась вместе с дождем. Повозилась на главной площадке у гаража с погрузчиками, да и расползлась по закромам базы. Зажглись прожекторы, в бытовке желтым пятном вспыхнуло окошко. За последней фурой запечатали ворота, проводили кладовщиков и спустили собак. Ждать утра здесь остались три охранника и пять дворняжек, с которыми даже на крыс ходить было бессмысленно. Но собаки лаяли так громко и дружно, что в глазах начальства выглядели самыми настоящими сторожевыми псами и обеспечивали себе неплохое довольствие.