Всеволод Иванов - В круге света

• Название: В круге света
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Штиинца
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5-376-00430-9

Представлены роман, повести, рассказы советских писателей. Содержание произведений, созданных в 60-е гг., охватывает фантастику прошлого, настоящего и будущего.

---

– Так будет лучше, уверяю вас, – сказал незнакомец. – Что же касается вашего великодушного предложения убрать умклайдет, то я, к сожалению, не могу им воспользоваться. Это уже вопрос морали и этики, вопрос чести, если угодно… Условности так сильны! Я позволю себе посоветовать вам больше не прикасаться к умклайдету. Я вижу, вы ушиблись, и этот орел… Я думаю, вы чувствуете… э-э… некоторое амбре…

– Да, – сказал я с чувством. – Воняет гадостно. Как в обезьяннике.

Мы посмотрели на орла. Гриф, нахохлившись, дремал.

– Искусство управлять умклайдетом, – сказал незнакомец, – это сложное и тонкое искусство. Вы ни в коем случае не должны огорчаться или упрекать себя. Курс управления умклайдетом занимает восемь семестров и требует основательного знания квантовой алхимии. Как программист вы, вероятно, без особого труда освоили бы умклайдет электронного уровня, так называемый УЭУ-17… Но квантовый умклайдет… гиперполя… трансгрессивные воплощения… обобщенный закон Ломоносова – Лавуазье… – Он виновато развел руками.

– О чем разговор! – поспешно сказал я. – Я ведь и не претендую… Конечно же, я абсолютно не подготовлен.

Тут я спохватился и предложил ему закурить.

– Благодарю вас, – сказал незнакомец. – Не употребляю, к великому моему сожалению.

Тогда, пошевелив от вежливости пальцами, я осведомился – не спросил, а именно осведомился:

– Не позволено ли мне будет узнать, чему я обязан приятностию нашей встречи?

Незнакомец опустил глаза.

– Боюсь показаться нескромным, – сказал он, – но, увы, я должен признаться, что уже довольно давно нахожусь здесь. Мне не хотелось бы называть имена, но, я думаю, даже вам, как вы ни далеки от всего этого, Александр Иванович, ясно, что вокруг дивана возникла некоторая нездоровая суета, назревает скандал, атмосфера накаляется, напряженность растет. В такой обстановке неизбежны ошибки, чрезвычайно нежелательные случайности… Не будем далеко ходить за примерами. Некто – повторяю, мне не хотелось бы называть имена, тем более что это сотрудник, достойный всяческого уважения, а говоря об уважении, я имею в виду если не манеры, то большой талант и самоотверженность, – так вот, некто, спеша и нервничая, теряет здесь умклайдет, и умклайдет становится центром сферы событий, в которые оказывается вовлеченным человек, совершенно к оным не причастный… – Он поклонился в мою сторону. – А в таких случаях совершенно необходимо воздействие, как-то нейтрализующее вредные влияния… – Он значительно посмотрел на отпечатки ботинок на потолке. Затем он улыбнулся мне. – Но я не хотел бы показаться абстрактным альтруистом. Конечно, все эти события меня весьма интересуют как специалиста и как администратора… Впрочем, я не намерен более мешать вам, и поскольку вы сообщили мне уверенность в том, что больше не будете экспериментировать с умклайдетом, я попрошу у вас разрешения откланяться.

Он поднялся.

– Ну что вы! – вскричал я. – Не уходите! Мне так приятно беседовать с вами, у меня к вам тысяча вопросов!..

– Я чрезвычайно ценю вашу деликатность, Александр Иванович, но вы утомлены, вам необходимо отдохнуть…

– Нисколько! – горячо возразил я. – Наоборот!

– Александр Иванович, – произнес незнакомец, ласково улыбаясь и пристально глядя мне в глаза. – Но ведь вы действительно утомлены. И вы действительно хотите отдохнуть.

И тут я почувствовал, что действительно засыпаю. Глаза мои слипались. Говорить больше не хотелось. Ничего больше не хотелось. Страшно хотелось спать.

– Было исключительно приятно познакомиться с вами, – сказал незнакомец негромко.

Я видел, как он начал бледнеть, бледнеть и медленно растворился в воздухе, оставив после себя легкий запах дорогого одеколона. Я кое-как расстелил матрас на полу, ткнулся лицом в подушку и моментально заснул.

Разбудило меня хлопанье крыльев и неприятный клекот. В комнате стоял странный голубоватый полумрак. Орел на печке шуршал, гнусно орал и стучал крыльями по потолку. Я сел и огляделся. На середине комнаты парил в воздухе здоровенный детина в тренировочных брюках и в полосатой гавайке навыпуск. Он парил над цилиндриком и, не прикасаясь к нему, плавно помавал огромными костистыми лапами.

– В чем дело? – спросил я.

Детина мельком взглянул на меня из-под плеча и отвернулся.

– Не слышу ответа, – сказал я зло. Мне все еще очень хотелось спать.

– Тихо, ты, смертный, – сипло произнес детина. Он прекратил свои пассы и взял цилиндрик с пола. Голос его показался мне знакомым.

– Эй, приятель! – сказал я угрожающе. – Положи эту штуку на место и очисти помещение.

Детина смотрел на меня, выпячивая челюсть. Я откинул простыню и встал.

– А ну, положи умклайдет! – сказал я в полный голос.

Детина опустился на пол и, прочно упершись ногами, принял стойку. В комнате стало гораздо светлее, хотя лампочка не горела.

– Детка, – сказал детина, – ночью надо спать. Лучше ляг сам.

Парень был явно не дурак подраться. Я, впрочем, тоже.

– Может, выйдем во двор? – деловито предложил я, подтягивая трусы.

Кто-то вдруг произнес с выражением:

– «Устремив свои мысли на высшее Я, свободный от вожделения и себялюбия, исцелившись от душевной горячки, сражайся, Арджуна!»

Я вздрогнул. Парень тоже вздрогнул.

– «Бхагават-Гита»! – сказал голос. – Песнь третья, стих тридцатый.

– Это зеркало, – сказал я машинально.

– Сам знаю, – проворчал детина.

– Положи умклайдет, – потребовал я.

– Чего ты орешь, как больной слон? – сказал парень. – Твой он, что ли?

– А может быть, твой?

– Да, мой!

Тут меня осенило.

– Значит, диван тоже ты уволок?

– Не суйся не в свои дела, – посоветовал парень.

– Отдай диван, – сказал я. – На него расписка написана.

– Пошел к черту! – сказал детина, озираясь.

И тут в комнате появились еще двое: тощий и толстый, оба в полосатых пижамах, похожие на узников Синг-Синга.

– Корнеев! – завопил толстый. – Так это вы воруете диван?! Какое безобразие!

– Идите вы все… – сказал детина.

– Вы грубиян! – закричал толстый. – Вас гнать надо! Я на вас докладную подам!

– Ну и подавайте, – мрачно сказал Корнеев. – Займитесь любимым делом.

– Не смейте разговаривать со мной в таком тоне! Вы мальчишка! Вы дерзец! Вы забыли здесь умклайдет! Молодой человек мог пострадать!

– Я уже пострадал, – вмешался я. – Дивана нет, сплю как собака, каждую ночь разговоры… Орел этот вонючий…

Толстый немедленно повернулся ко мне.

– Неслыханное нарушение дисциплины, – заявил он. – Вы должны жаловаться… А вам должно быть стыдно! – Он снова повернулся к Корнееву.

Корнеев угрюмо запихивал умклайдет за щеку. Тощий вдруг спросил тихо и угрожающе:

– Вы сняли Тезис, Корнеев?

Детина мрачно ухмыльнулся.

– Да нет там никакого Тезиса, – сказал он. – Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы диван воровали – дайте нам другой транслятор…

– Вы читали приказ о неизъятии предметов из запасника? – грозно осведомился тощий.

Корнеев сунул руки в карманы и стал смотреть в потолок.

– Вам известно постановление Ученого совета? – осведомился тощий.

– Мне, товарищ Демин, известно, что понедельник начинается в субботу, – угрюмо сказал Корнеев.

– Не разводите демагогию, – сказал тощий. – Немедленно верните диван и не смейте сюда больше возвращаться.

– Не верну я диван, – сказал Корнеев. – Эксперимент закончим – вернем.

Толстый устроил безобразную сцену. «Самоуправство!.. – визжал он. – Хулиганство!..» Гриф опять взволнованно заорал. Корнеев, не вынимая рук из карманов, повернулся спиной и шагнул сквозь стену. Толстяк устремился за ним с криком: «Нет, вы вернете диван!» Тощий сказал мне:

– Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось.

Он кивнул и тоже двинулся к стене.

– Погодите! – вскричал я. – Орла! Орла заберите! Вместе с запахом!

Тощий, уже наполовину войдя в стену, обернулся и поманил орла пальцем. Гриф шумно сорвался с печки и втянулся ему под ноготь. Тощий исчез. Голубой свет медленно померк, стало темно, в окно снова забарабанил дождь. Я включил свет и оглядел комнату. В комнате все было по-прежнему, только на печке зияли глубокие царапины от когтей грифа да на потолке дико и нелепо темнели рубчатые следы моих ботинок.

– Прозрачное масло, находящееся в корове, – с идиотским глубокомыслием произнесло зеркало, – не способствует ее питанию, но оно снабжает наилучшим питанием, будучи обработано надлежащим способом.