Джон Голсуорси - Пустыня в цвету

• Название: Пустыня в цвету
• Автор: Джон Голсуорси
• Жанр: Литература 20
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4467-1324-0

Трилогия «Конец главы» – последнее творение Джона Голсуорси; по своему идейному замыслу и отчасти общим персонажам продолжает трилогии «Сага о Форсайтах» и «Современная комедия». Героиня трилогии – умная, ироничная Динни Черрел вынуждена сделать нелегкий выбор между привычным респектабельно-спокойным существованием и иррациональной, болезненно-непростой любовью к человеку, бросившему вызов общественной морали и ставшему изгоем… Центральным конфликтом второй части является схватка между «старой» Англией и той частью ее молодежи, которая в окопах первой мировой войны утратила иллюзии о справедливости существующего жизненного уклада.

---

– Знаете, что я сейчас сделаю? Пойду домой и лягу спать. Ей-богу! Пойду домой и просто лягу спать.

Динни торопливо направилась назад к Слоун-стрит. Проходя мимо высоких домов с наглухо завешенными окнами, она умиротворенно призналась себе, что тоска гложет ее уже меньше. Если она замедлит шаг, то придет на Маунт-стрит как раз вовремя. Уже совсем стемнело, и, несмотря на отсвет городских огней, в небе переливались мириады звезд. Ей не захотелось идти опять через парк, и она пошла кругом, вдоль его решетки. С тех пор как она простилась со Стаком и Фошем на Корк-стрит, прошла, казалось, целая вечность. На Парк-Лейн движение было больше. Завтра все эти машины двинутся в Эпсом, и город опустеет. И ее словно ударила мысль: как пусто будет жить без Уилфрида, без надежды когда-нибудь его увидеть!

Она подошла к воротам возле «Норовистого бочонка», и вдруг весь сегодняшний вечер показался ей дурным сном: возле памятника стоял Уилфрид. Задохнувшись, она бросилась к нему. Он раскинул руки и прижал ее к себе.

Объятие не могло длиться вечно, – слишком уж много было кругом машин и прохожих; поэтому они под руку пошли к Маунт-стрит. Динни молча прильнула к нему, он тоже, казалось, не мог произнести ни слова; но как ее радовала мысль, что он пришел, потому что ему нужно было быть с ней!

Они без конца провожали друг друга взад и вперед, мимо дома, словно лакей и горничная, на минутку вырвавшиеся погулять. Все было забыто: обычаи страны и класса, условности и предрассудки. И, может быть, среди семи миллионов жителей Лондона не было в эти минуты более счастливых и близких друг другу людей.

Наконец в них проснулось чувство юмора.

– Милый, нельзя же провожать друг друга всю ночь! Ну, еще раз поцелуй меня, еще раз, ну… в самый последний раз!

Она взбежала по ступенькам и повернула ключ.

Глава двадцать первая

Когда Уилфрид расстался со своим издателем в ресторане «Жасмин», он был зол и растерян. Даже не вникая в тайные замыслы Компсона Грайса, он понимал, что тот обвел его вокруг пальца; весь остаток этого тревожного дня он бродил по городу, раздираемый противоречивыми чувствами: то испытывал облегчение от того, что сжег свои корабли, то злился, предвкушая последствия этого поступка. Погруженный в себя, он и не подумал, каким ударом будет его записка для Динни, и, только вернувшись и прочтя ее ответ, забеспокоился, а потом пошел туда, где она так кстати его встретила. За те несколько минут, которые они, полуобнявшись, молча ходили по Маунт-стрит, ей удалось внушить ему, что против целого мира стоят они вдвоем, а не он один. К чему отталкивать ее от себя и делать еще несчастнее? И наутро он послал ей со Стаком записку, приглашая на очередную прогулку. Про Дерби он совсем забыл, и автомобиль их почти сразу же застрял в потоке машин.

– Я никогда не была на Дерби, – сказала Динни. – Давай поедем?

Впрочем, поехать туда пришлось: свернуть в сторону было уже невозможно.

Динни удивилась, до чего все здесь благопристойно: ни пьянства, ни ярмарочных украшений, ни тележек, запряженных осликами, ни картонных носов, ни грубых шуток. Не было ни колясок, запряженных четверкой, ни тележек разносчиков; только плотная лента движущихся автобусов и автомобилей, почти всегда закрытых.

Когда они наконец поставили свою машину, съели бутерброды и смешались с толпой, им захотелось взглянуть на лошадей.

Все это теперь нисколько не напоминало картину Фриса[28] «Дерби», если когда-нибудь и было на нее похоже. На картине люди были живые и радовались жизни; в этой толпе, казалось, все только и стремятся попасть куда-нибудь в другое место.

В паддоке, где на первый взгляд тоже не было никаких лошадей, а топтались одни люди, Уилфрид вдруг вспомнил:

– Ведь это же глупо, Динни! Нас непременно кто-нибудь увидит.

– Ну и что из этого? Посмотри лучше: вон лошади!

По кругу и в самом деле водили лошадей. Динни быстро подошла, чтобы посмотреть на них поближе.

– Мне они все кажутся такими красивыми! – благоговейно прошептала она. – Даже не пойму, какая лучше, вот только не эта; ее спина мне не нравится.

Уилфрид заглянул в программу:

– Это фаворит.

– А мне все равно не нравится. Посмотри сам. Спина вся ровная, а круп вислый.

– Верно, но сложение у скаковых лошадей бывает самое разное.

– Давай я поставлю на лошадь, которая тебе понравится.

– Тогда постой, дай подумать.

Люди вокруг них называли имена лошадей, которых проводили мимо. Динни подошла к самому барьеру, Уилфрид стоял тут же, позади нее.

– Ну прямо свинья, а не лошадь, – сказал кто-то слева от них. – На эту скотину никогда больше не поставлю.

Динни окинула взглядом говорившего; это был приземистый человек с затылком, заплывшим салом, в котелке и с сигарой в зубах. «Ну и не ставь! – подумала Динни. – Тем лучше для лошади».

Дама, сидевшая на складном стульчике справа, заявила:

– Надо очистить от людей дорожку, когда выведут лошадей. Из-за этой давки я два года назад уже проиграла.

Рука Уилфрида легла на плечо Динни.

– Вон та мне нравится. Бленгейм. Пойдем поставим на нее.

Они пошли туда, где люди стояли в очередях к окошечкам, похожим на дырки в скворечниках.

– Подожди здесь, – сказал Уилфрид. – Я пущу туда и нашего скворца и сейчас вернусь.

Динни стояла, разглядывая толпу.

– Как поживаете, мисс Черрел? – Перед ней остановился мужчина в сером цилиндре с большим биноклем в футляре через плечо. – Мы с вами познакомились у памятника Фошу и на свадьбе вашей сестры, помните?

– Да, конечно, мистер Маскем. – Сердце у нее заколотилось, и она заставила себя не смотреть в ту сторону, куда ушел Уилфрид.

– Сестра вам пишет?

– Да, мы получили письмо из Египта. На Красном море им, видно, пришлось выдержать ужасную жару.

– Вы на кого-нибудь поставили?

– Еще нет.

– Фаворита я бы остерегался. Он встанет.

– Мы подумывали о Бленгейме.

– Ну что ж, лошадь хорошая и ловка в поворотах. Но в той же конюшне есть другая, от нее ждут большего. Вы, я вижу, еще новичок. Дам вам парочку советов, мисс Черрел. Смотрите, чтобы в лошади было одно из двух – или же и то и другое, – высокий круп и характер; не красота, а именно характер.

– Высокий круп? Значит, сзади она должна быть выше, чем спереди?

Джек Маскем улыбнулся.

– Вроде того. Если вы заметите это у лошади, особенно когда она прыгает, можете смело на нее ставить.

– Да, но что такое характер? Это когда она заносит голову и смотрит поверх людей вдаль? Я здесь видела такую лошадь.

– Ей-богу, я бы вас взял в ученицы! Вы угадали: это как раз то, что я подразумевал.

– Но я не знаю, как звали ту лошадь, – пожалела Динни.

– Обидно.

И тут она увидела, как лицо его, только что выражавшее живую симпатию, словно застыло. Он приподнял цилиндр и отвернулся. Голос Уилфрида за ее спиной произнес:

– Ну вот, десятку ты поставила.

– Пойдем на трибуну, поглядим, как они примут старт. – Он, казалось, не заметил Маскема, и, чувствуя его руку у своего локтя, Динни старалась забыть, как у Маскема вдруг окаменело лицо. Многоголосое моление толпы о том, чтобы «привалило счастье», отвлекло Динни, и, дойдя до трибуны, она уже все забыла, кроме Уилфрида и лошадей. Они нашли свободное место возле перил, недалеко от букмекеров.

– Зеленый и шоколадный – это я запомню. Фисташковая начинка – моя любимая в шоколадных конфетах. А сколько я выиграю, если я все-таки выиграю, милый?

– Послушай!

Они разобрали слова:

– Бленгейм: восемнадцать к одному!

– Сто восемьдесят фунтов! – воскликнула Динни. – Вот хорошо!

– Это значит, что конюшня в него не верит; у них есть сегодня другой фаворит. Идут! Вон двое в зеленом и шоколадном. Вторая лошадь наша.

Парад – событие всегда увлекательное для всех, кроме самих лошадей, – дал ей возможность разглядеть гнедую, которую они выбрали, и жокея у нее на спине.

– Как она тебе нравится, Динни?

– Все они – прелесть. Как это люди могут сказать, какая лошадь лучше, по одному виду?

– Они и не могут.

Лошади повернули и шагом прошли мимо трибуны.

– Тебе не кажется, что Бленгейм сзади выше, чем спереди? – пробормотала Динни.

– Ничуть. Отлично движется. С чего это ты взяла?

Но она только вздрогнула и сжала его руку.

У них не было бинокля, и в начале скачек они ничего не видели. Какой-то человек у них за спиной без конца повторял:

– Фаворит ведет! Фаворит ведет!

Когда лошади прошли тотенхемский поворот, тот же голос, захлебываясь, кричал:

– Паша, Паша придет первый, нет – фаворит! Впереди фаворит, нет, не он! Илиада! Впереди Илиада!

Динни почувствовала, как пальцы Уилфрида сжали ее руку.

– Наша там, с поля. – сказал он. – Смотри!