Эптон Синклер - Джунгли

• Название: Джунгли
• Автор: Эптон Синклер
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Роман из жизни чикагских рабочих, создавший писателю мировую славу, — «The Jungle» («Джунгли») — обозначил поворот писателя к реалистическому творчеству, стремление найти выход из противоречий действительности в ней самой. Синклер сумел в этом произведении разоблачить ужасы капиталистической эксплуатации и показать темные махинации дельцов, вывел образы рабочих, вызывающие глубокое сочувствие читателя.

---

Напротив здания главной конторы Брауна маленький клочок земли порос травой, и вам не мешает узнать, что это была единственная зелень во всем Мясном городке; точно так же острота о свинье и ее визге — коронный номер всех проводников — была единственным проблеском юмора, который вы здесь могли встретить.

Вдоволь насмотревшись на загоны, вся компания направилась к массиву зданий, занимающих центральную часть чикагских боен. Эти кирпичные здания, покрытые многолетними отложениями сажи из фабричных труб, были сверху донизу испещрены рекламами, и посетитель внезапно догадывался, что тут-то и находится источник множества терзаний, омрачающих его жизнь. Здесь производились продукты, восхвалением которых его так изводили, — изводили рекламами, уродовавшими местность, по которой они проезжали, изводили крикливыми объявлениями в газетах и журналах, изводили глупыми, но навязчивыми стишками и уродливыми плакатами, подстерегавшими его за поворотом каждой улицы. Тут выделывались Брауновские Неподражаемая Ветчина и Бекон Высшего Качества, Брауновская Готовая Говядина, Брауновские Лучшие Колбасы! Тут была штабквартира Дэрхемовского Первосортного Сала, Дэрхемовского Бекона для Завтраков, Дэрхемовских Говяжьих Консервов, Консервированной Ветчины, Жареных Цыплят, Несравненного Удобрения!

Войдя в одно из дэрхемовских зданий, наши друзья застали там других посетителей. Вскоре пришел проводник, который должен был им все показать. Владельцы боен придавали большое значение тому, чтобы желающих водили повсюду, ибо это хорошая реклама. Но пан Иокубас язвительно шепнул, что посетители видят лишь то, что мясопромышленники желают показать.

По бесконечным наружным лестницам они поднялись наверх не то пяти-, не то шестиэтажного здания; сюда подходили мостки, по которым терпеливо взбирались бесчисленные ряды свиней. Наверху животным давали отдохнуть и остыть, а затем их впускали через специальный проход в помещение, откуда для свиней нет возврата.

Это был длинный узкий зал для посетителей. В одном его конце было установлено огромное железное колесо, двадцати футов в окружности, с крюками по краям обода. С обеих сторон колеса оставались узкие проходы, куда в конце своего пути входили свиньи; перед колесом стоял огромный, дюжий негр с голыми руками и голой грудью. Он отдыхал, так как колесо остановили для прочистки. Однако через несколько минут оно начало медленно вращаться, и люди по обеим его сторонам принялись за работу. В руках у них были цепи. Одним концом цени они захватывали ногу ближайшей свиньи, другой конец закидывали на кольцо колеса. Продолжая вращаться, колесо рывком поднимало животное на воздух.

В тот же миг раздавался оглушительный визг; посетители испуганно вздрагивали, женщины бледнели и отшатывались. Визг повторялся, еще более громкий и отчаянный, потому что, начав это путешествие, свинья из него уже не возвращалась. С вершины колеса ее подхватывала двигавшаяся по канату тележка, и свинья медленно проплывала в другой конец зала. Тем временем колесо вздергивало другую свинью, за нею третью и четвертую, пока не получался двойной ряд подвешенных за ногу свиней, отчаянно бьющихся и визжащих. Шум стоял невообразимый; казалось, что лопнут барабанные перепонки, что зал не вместит в себя все эти звуки, что обвалятся стены или обрушится потолок. Пронзительный визг смешивался с глухими воплями, хрюканье — с предсмертными стонами. Затем на мгновение наступало затишье, которое сменялось новым взрывом, еще более громким, достигавшим ошеломляющего апогея; кое-кто из посетителей не выдерживал, мужчины глядели друг на друга, нервно посмеиваясь, а женщины сжимали руки, кровь приливала к их лицам, и на глазах навертывались слезы.

Между тем люди внизу продолжали работать, ни на что не обращая внимания. Их не трогали ни визг свиней, ни слезы посетителей; они привязывали животных одно за другим и быстрым ударом перерезали им глотки. Свинья за свиньей, истекая кровью, испускала предсмертный визг, затем, продолжая свой путь, исчезала в чану с кипящей водой.

Все это проделывалось с таким спокойствием и деловитостью, что посетители смотрели, словно завороженные. Это было машинное производство свинины, основанное на прикладной математике! Тем не менее даже лишенные воображения люди невольно задумывались над судьбой этих свиней: ведь они были ни в чем не повинны, так доверчиво шли, столько человеческого было в их возмущении и столько правоты! Они ничем не заслужили такого конца, и боль усугублялась оскорблением, ибо что может быть оскорбительней безразличного, хладнокровного убийства на колесе, не смягченного ни сожалением, ни слезой! Правда, иногда посетители плакали, но беспощадная машина продолжала работать. Все это было похоже на совершаемое в застенке кошмарное преступление, о котором никто не знает и не догадывается, преступление невидимое и тайное.

Долгое созерцание этого зрелища невольно настраивало на философский лад, заставляло мыслить символами и подобиями, заставляло вслушиваться в свиной визг вселенной. Как тут было не поверить, что где-то здесь, на земле или под землей, есть рай для свиней, где им воздастся за все их страдания? Каждая из этих свиней обладала индивидуальностью. Были здесь свиньи, белые и черные, коричневые и пятнистые, молодые и старые, длинные и худые и чудовищно толстые. И у каждой были свои особенности, своя воля, надежды, стремления, каждая верила в себя, уважала себя, была преисполнена чувства собственного достоинства. С надеждой и твердой верой занималась она своими делами, а мрачная тень уже нависала над ней и ужасный рок подстерегал ее на дороге. И вот он настигал свинью и хватал ее за ногу. У него не было ни жалости, ни угрызений совести, его не трогали ни протесты, ни вопли, он вершил свое жестокое дело, словно у свиньи не было ни собственных желаний, ни собственных чувств; он перерезал ей горло и смотрел, как она бьется в агонии. И как было после этого не поверить, что где-то должен быть свиной бог, которому дорога свиная личность, для которого что-то значат свиные визги и мучения! Бог, который возьмет эту свинью в свои объятия и утешит ее, наградит за честные труды и объяснит ей смысл ее жертвы! Быть может, эти мысли смутно промелькнули в сознании нашего простодушного Юргиса, когда он, собираясь уходить вместе с остальными, пробормотал:

— Dieve![10] Какое счастье, что я не свинья!

Тушу свиньи особым механизмом извлекали из чана, а затем она проваливалась в следующий этаж, пройдя по дороге через удивительную машину с бесчисленными скребками, которые автоматически приспособлялись к размерам и форме животного, так что по выходе туша была почти совершенно очищена от щетины. Затем кран ее снова подхватывал и подавал на подвесную тележку, которая катилась между двумя рядами рабочих, сидевших на высокой платформе. Каждый рабочий, когда туша скользила мимо него, проделывал над ней всего лишь одну операцию. Один скоблил ногу с наружной стороны, другой — с внутренней. Один быстрым ударом ножа перерезал горло, другой двумя быстрыми ударами отделял голову, и она падала на пол, исчезая затем в люке. Один вспарывал брюхо, другой обнажал кишки, третий перепиливал грудную кость, четвертый отрезал внутренности, пятый вынимал их, и они тоже проваливались сквозь люк в полу. Одни рабочие скоблили бока, другие спину, третьи скребли, чистили и мыли тушу внутри. Сверху зритель видел медленно ползущую вереницу раскачивающихся свиных туш, которая растянулась ярдов на сто в длину, а на расстоянии ярда друг от друга сидели люди, работавшие так, словно за ними гнались черти. Под конец этого путешествия на туше не оставалось такого места, по которому не прошлись бы несколько раз; затем ее увозили и в течение суток выдерживали в холодильнике, где можно было заблудиться среди леса мороженых свиней.

Но, прежде чем попасть в холодильник, туша подвергалась осмотру правительственного инспектора, который сидел в дверях и проверял, не увеличены ли шейные железы животного, что бывает у свиней при туберкулезе. Этот инспектор отнюдь не казался переутомленным работой; его явно не мучило опасение, что, пока он проверяет одну свинью, он может проглядеть другую. Если посетитель оказывался любознательным, инспектор с готовностью вступал с ним в беседу и рассказывал о смертоносных свойствах птомаинов, гнездящихся в туберкулезной свинине; а раз он болтал с вами, то как вы могли проявить неблагодарность и заметить десяток свиней, избежавших за это время его осмотра? Инспектор носил красивый серебряный значок и придавал окружающему весьма солидный вид, ставя, так сказать, печать официального одобрения на все, что творилось на дэрхемовской бойне.

Вместе с другими посетителями Юргис шел вдоль конвейера и не мог опомниться от изумления. Ему случалось потрошить свиней в литовских лесах, но он никогда не думал, что одной свиньей могут заниматься несколько сот человек. Это казалось ему какой-то чудесной сказкой, и он все принимал на веру, даже яркие плакаты, призывавшие служащих к соблюдению безупречной чистоты. И, когда циничный Иокубас перевел им надписи с насмешливыми комментариями и предложил показать потайные помещения, где «подправляли» испорченное мясо, Юргис даже рассердился.