Людмил Стоянов - Избранная проза

• Название: Избранная проза
• Автор: Людмил Стоянов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1970

Людмил Стоянов — один из крупнейших современных болгарских писателей, академик, народный деятель культуры, Герой Социалистического Труда. Литературная и общественная деятельность Л. Стоянова необыкновенно многосторонняя: он известен как поэт, прозаик, драматург, публицист; в 30-е годы большую роль играла его антифашистская деятельность и пропаганда советской культуры; в наши дни Л. Стоянов — один из активнейших борцов за мир.

Повести и рассказы Л. Стоянова, включенные в настоящий сборник, принадлежат к наиболее заметным достижениям творчества писателя-реалиста.

---

— Милко, ну-ка набери черешен, угостим крестного.

Я бегу в сад, лазаю по деревьям, быстро наполняю корзину зрелой черешней и ставлю ее на стол. Но отец и крестный увлечены разговором, и я ложусь в траву под большой грушей возле террасы.

— И что ты нянчишься с этими басурманами? — строго говорит крестный и снимает свои темные очки, что выражает внутреннее волнение. — Сейчас не найдешь людей для полевых работ. Загордились все — подумаешь, богачи. Раньше сами приходили, а теперь ищи их, упрашивай. Куда же это годится?

Отец вертит в руке цепочку с ключами от школьной библиотеки и смотрит рассеянным взглядом, как человек, знающий, что делает, однако из приятельских отношений готовый согласиться с собеседником, хотя времена-то меняются…

— Жизнь требует своего, дядя Марин, — примиряюще говорит он со снисходительной улыбкой. — Видишь ведь, какие перемены происходят. Пшеница дорожает, растет и поденная плата. Мы выходим на европейский рынок, ведь это не шутка. Смотри, какие машины предлагают на выставке в Пловдиве, а ведь наши крестьяне не дураки, тоже хотят жить по-человечески…

Отец пододвигает гостю корзинку с черешнями, но тот на них не смотрит. Он сосет цигарку и размышляет. Потом обращается к отцу и говорит спокойно:

— Об этих турчишках ты не заботься. Они нас пятьсот лет угнетали, пускай теперь побатрачат.

— Угнетали… разве это они угнетали? — спрашивает отец, размахивая цепочкой. — Темный народ, у самих не жизнь была, одно мученье… Вот тех, беев, пашей — их я не жалею…

Дядя Марин ничего не отвечает, так как с этими людьми имел дело с выгодой для себя.

Отец часто говорил про него:

— Он хороший человек, но в некоторых вещах не разбирается.

Крестный встает, встает и отец. Дядя Марин смотрит на заросший бурьяном двор и вполголоса цедит:

— Лес непроходимый… — Потом он вынимает табакерку, сворачивает новую цигарку, вставляет ее в ореховый мундштук и добавляет назидательно: — Опять я тебе скажу, ты знай свое учительское дело, а о чем другом есть кому подумать.

И они медленно идут к воротам.

ТОВАРИЩИ

Старый позеленевший ковшик сослужил мне хорошую службу.

Лоточник Буко его принял и дал мне взамен фунтик небет-шекера и кусок красной резины. Как раз на рогатку.

Теперь я богач. Такой рогатки нет ни у кого. У других ребят рогатки из старых калош, а у моей новенькая резина, прекрасная кизиловая ручка, обожженная, с хорошей развилкой и кожаным гнездом для камешков.

От этих камешков страдают больше оконные стекла, чем трясогузки и щеглы, однако моей рогатке будут завидовать все ребята.

Янко Маринов, сын крестного, старше меня, он учится в городе, в шестом классе гимназии. Рогатка ему понравилась. Он охотно разговаривает со мной и дает мне книжки для чтения. У него есть разные склянки и кислоты для химических опытов. Мы с ним часто играем. Я мечтаю вырасти, как он, и — стать таким же важным и серьезным.

Он сдержан, как его отец. И необщителен. Ходит в выглаженных брюках, в воротничке, при галстуке, и смотрит свысока на людей в шароварах. У него есть портмоне, где он бережно хранит свои деньги, есть соломенная шляпа и тросточка.

Его младший брат Пенчо, который учится в третьем классе, совсем другой. Он дерзок и решителен. Его отец им недоволен: не учится, ворует деньги, теперь задумал купить велосипед.

— Велосипед? Ты б лучше уроки учил, для велосипеда мал еще! — сердито кричит на него отец.

Но рогатку надо показать всем! Бегу на бахчи, к водяному колесу Тошо Гинева. Тодор Гинев из нашего класса. Мы с ним долго сидели на первой парте, но мой отец нас рассадил, потому что мы подсказывали. Подсказывали мы главным образом Чернышу, который никогда не приходил с выученными уроками. У него черные круглые глаза, курносый нос и волосы, падающие на лоб. Он всегда глядел на нас исподлобья и ждал нашей подсказки. «Какой болгарский царь царствовал в Охриде?» — спрашивает учитель. Тошо подсказывает, и Черныш решительно отвечает: «Александр Баттенбергский!»

Хохот. Тогда отец хватает нас за уши и ставит в угол.

По дороге домой я прицеливаюсь из рогатки в воробьев и трясогузок.

По обе стороны медленно течет позеленевшая вода, где весело плавают утки и маленькие утята. Высокие вербы отбрасывают на дорогу тень, ноги тонут в мягкой теплой пыли. Иногда нога ударяется о невидимый камень, пальцу больно, и приходится скакать на одной ноге, пока боль не утихнет…

Как из-под земли появляется Кирчо Дамянов. Вот так рогатка! Замечательная рогатка! Кирчо в восторге. Откуда — она у меня?

Кирчо старше меня на два года. Мы с ним дружим, часто убегаем вместе из школы и бродим по Харманбаиру или идем вдоль зарослей ивняка в поле. Доходим до Марицы, купаемся и возвращаемся обратно поздно вечером. Или читаем «Вечный календарь», принадлежащий его отцу, где сказано, какая судьба ждет людей, родившихся в том или ином месяце… У Кирчо отец после крестного самый богатый человек в селе. С той разницей, что он ходит в сельской одежде и сам обрабатывает землю, а крестный дядя Марин носит городской костюм и для полевых работ нанимает батраков.

— Ты куда? — спрашивает Кирчо.

— К Тошо Гиневу.

— И я с тобой.

Обходим церковь и школу, идем по узким тропинкам под низко нависшими вербами вдоль канав, покрытых зеленой ряской, и, наконец, вот он, Тошин чигирь.

Тошо машет рукой, и мы бежим к нему. Он поливает грядки. Он не бродяга, вроде нас, помогает и по дому и в поле. Но мы не берем с него пример, эта мысль нам чужда. Даже и Кирчо больше привержен к дому, чем я, работает на гумне. Только я живу безо всяких забот. Нет, действительно это ни на что не похоже. Мать одна дома, а меня почти целый день нет. Надо опомниться.

Сивая худая лошадь вертит большое деревянное колесо с деревянными черпаками, которые загребают воду в реке и выливают в длинный деревянный желоб, откуда она течет на бахчу. Однообразное кружение старой тощей лошаденки навевает скуку, во сама она спокойна. Конь слеп и безропотно и кротко несет свою мучительную службу.

Тошо поразила рогатка, и он несколько раз попробовал ее, стреляя по пестрым птицам, которые перелетают с ветки на ветку.

Тошо невысокого роста, у него русые волосы и броди, курносый нос и всегда удивленный взгляд.

Подошел и Черныш. Он приблизился, как волк, опасливо и нерешительно, потому что знал: его никто не любит и все боятся.

Он посмотрел на рогатку и ничего не сказал. Только белки его глаз как-то сверкнули. Он протянул к ней руку, но я не дал. Тогда Черныш притворился равнодушным, криво усмехнулся, потом цыкнул слюной сквозь зубы и сказал презрительно:

— Силой будешь навязывать, не возьму.

— Ну да, умолять тебя будут, — ввернул Кирчо.

Тошо, смеясь, прибавил:

— Проходи, не останавливайся!

Черныш окрысился:

— Это почему? Ты мне не хозяин.

Его круглые глаза бегают подозрительно и злобно. Вдруг он выхватывает рогатку у меня из рук и бросается бежать по узкой тропинке вдоль реки.

Остолбенев от неожиданности и огорчения, кричу хриплым голосом:

— Ну, Черныш, попадись только мне!

Я мчусь вслед за ним, но Тошо меня опережает. Настигнув Черныша, он сграбастал его поперек туловища. Черныш был больше и сильнее. Изогнув руку, он схватил Тошо за ворот. Потом дал ему подножку и повалил на землю. В этот миг навалился на него я. А Кирчо завернул ему руку за спину. Тошо вскочил, Черныш лежал ничком, одной рукой держа за пазухой рогатку, а другой обороняясь.

— Отдай резину! — крикнул Тошо. — Отдай, не то ты у меня получишь!

— Бросим его в реку! — закричал я.

Он не давался. Внезапно, выгнувшись, как пружина, он отбросил нас, вскочил и, как кошка, метнулся в ежевичник возле тропинки, перебежал вброд реку и исчез на том берегу в кукурузе.

— Хо-хо-хо! — послышался его торжествующий крик.

И тотчас же в пыль около нас ударилось несколько камней. Тошо вскрикнул и схватился за голову, но удар оказался неопасным, на лбу осталась только небольшая ссадина.

— Проклятая грязная собака! — ахала Тошина мать. — Сколько раз я тебе говорила, не связывайся ты с ним. Вот с Милко играйте хоть целый день. А того цыгана оставь в покое.

Я долго не мог забыть свою замечательную резинку.

Мы с Кирчо бесславно возвращаемся дорогой вдоль реки. Наша сельская река Сушица, мутно-красная от грязи и глины, медленно течет в тени низких верб вдоль кукурузных полей. Там и сям на изгибах она образует водовороты, близ которых мы избегаем купаться.

НАШИ ИГРЫ

Отец очень сердился на меня за это наше бродяжничество. Разумеется, у него были для этого основания. Но нам широкий простор полей и лугов, река, ивняк, сады с яблоками и грушами казались подлинным раем.