Геннадий Семенихин - Расплата

• Название: Расплата
• Автор: Геннадий Семенихин
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2006

Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.

На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны. Яркие достоверные образы главных героев и живой колоритный язык романа создают незабываемый эффект соприсутствия во времени и сопереживания описанным событиям.

---

— Да нет, — добродушно улыбнулся Зубков. — Будем считать, что партийное собрание закрыто.

— Вы можете действительно быть свободны, Михаил Николаевич. Это не вы у меня, а я у вас должен спрашивать разрешения, ибо вы, а не я руководитель подполья, — строговато улыбнувшись, сказал Волохов. — И, как говорится, до новых встреч, а вот Дронова я должен малость задержать. У нас с ним коротенькое тет-а-тет предстоит.

Запахнув длинные полы плаща, Сергей Тимофеевич бесцветным взглядом проводил удалявшегося Зубкова и с неожиданной резкостью обернулся к оставшемуся сидеть на скамейке Дронову:

— Что с вами, Иван Мартынович?

Дронов порывисто поднял тяжелую голову, растерянно возразил:

— Со мной? Со мной ничего.

— Неправда, — жестко отрезал Волохов. — Я прекрасно вижу, что вы чем-то очень взволнованы. А у нас девиз: друг от друга никаких тайн.

Он прикоснулся к его широченной ладони холодными пальцами. Дронов бросил на них несколько удивленный взгляд. Ничего особенного в этих пальцах: никакой цепкости и силы. Да и вся его фигура — отнюдь не фигура сказочного силача, каким Дронов представлял себе разведчика по тем кинобоевикам, которые вместе с Липой смотрели в новочеркасских кинотеатрах «Пате», «Солее», «Одеоне». Здорово врут тогда в киношках и книгах, если все настоящие разведчики такие, как этот.

Словно угадав его мысли, Сергей Тимофеевич поглядел на него и вдруг коротким молниеносным движением схватил руку, которой Ваня хотел в собственной расстроенности поправить широкий козырек фуражки-капитанки. Дронов попытался ее напружинить и поднять вверх до плеча, по момент был упущен, и рука бессильно упала вниз. Он покраснел и от напряжения, и от обиды.

— Так ведь это же… Это же не по правилам, товарищ Волохов.

Его собеседник засмеялся, и Дронов увидел ямочки на щеках, сразу сделавшие его добрым и даже каким-то беззащитным за минуту до этого сухое и замкнутое лицо. Глаза стали по-мальчишьи лукавыми.

— Мало ли что, — сдержанно улыбнулся Волохов. — А разве разведчики действуют по правилам? Они ведь редко выходят на открытый бой, потому что в открытом бою легче всего потерпеть поражение.

— Не-е-т, не говорите, — протянул Дронов. — Пальцы у вас жесткие, и силенкой бог не обошел.

Сергей Тимофеевич польщенно усмехнулся:

— Да, такого богатыря, как вы, заломать было бы трудно, потому что с моей силой против вас не тягаться. А я, как видите, вышел победителем. И знаете почему?

— Не-ет, — заинтересовался Дронов.

— Прежде всего, потому, что элемент внезапности помог застать вас врасплох, в то мгновение когда рука ваша была расслаблена. Во-вторых, прием каратэ, о котором вам и в голову мысль прийти не могла, в-третьих, ваша психологическая расслабленность. Вы больше часа просидели с человеком, от которого не ожидали подобного коварства.

— Не ожидал, — заинтересованно протянул Дронов. — По законам нашей аксайской окраины за такие штучки, извините, по физиономии били.

— Да уж говорите прямо, — захохотал Волохов, — по морде. Только не подсвечником, как в офицерских собраниях при Николае Втором.

Ваня поднял голову и вдруг увидел, что в серых бесстрастных глазах собеседника промелькнуло что-то удивительно доброе, и голос его заметно потеплел, когда он спросил:

— Ну, а теперь скажите, Иван Мартынович, чем вы так озабочены?

— Беда у меня, Сергей Тимофеевич, — вздохнул Дронов грустно. — И не хотелось бы говорить, и молчать не могу. Жена дала мне отставку.

Вскинув голову, разведчик долго смотрел оценивающим взглядом на поникшего богатыря. Вероятно, это не входило ни в какие его предвидения, связанные с началом работы подпольной группы. Тревога смела бесцветное сдержанное выражение на его лице.

— Это плохо, — процедил он, подумав. — Это очень плохо, Иван Мартынович. Как же это случилось, рассказывайте. Соперник, что ли, появился?

— Да нет, что вы. Если бы это, его бы уже хоронили. У меня Липа чистая. Все как-то нелепо вышло, а в действительности очень серьезно. Заявил ей, что меня оставляют на железнодорожном узле работать и в армию не мобилизуют. Она сначала вроде как обрадовалась, а потом раскричалась и чуть ли не объявила дезертиром или предателем. Говорит: сгорю от стыда, оттого что все другие кровь проливают, а ты в тылу остаешься, от моей бабьей юбки отлипнуть не можешь. Одним словом, полную отставку получил, Сергей Тимофеевич. Кончилось тем, что заявила гневно моя Липа: ты, мол, еще на службу к фрицам пойди, если за шкуру свою дрожишь. У нее бывает иной раз, что от любовной ласки до скандала один всего шаг маленький. Ну, а этого, как вчера, промеж нас никогда еще не было.

— Да, плохо ваше дело, — с невозмутимым видом прокомментировал Волохов, — не ко времени нам все это. А если спросить вас по душам, на полном откровении, вы жену свою очень любите?

— Кого, Липу? — расширил глаза Дронов с таким недоумением, словно его начальник был категорически против этой любви. — Липу? — повторил он. — Да разве ее можно не любить? Если бы вы ее хотя бы разочек увидели, Сергей Тимофеевич. Сколько слов, от меня ей уже сказанных, подушки наши слышали! Если бы не она, я бы так и остался на всю жизнь кузнецом, лихим кулачным бойцом окраины, вот и все. А Липа всю мою жизнь перевернула.

— Что же она сделала? — невозмутимо спросил собеседник.

— Она! — радостно воскликнул Дронов. — Она из медвежьей спячки меня вывела, учиться заставила, другими глазами взглянуть на окружающий мир. Разве этого мало?

— Да нет, не мало, — улыбнувшись, согласился Волохов и отвернул воротник плаща, который был поднят на всем протяжении их встречи.

— Вот видите! — вскричал Дронов. — Шутка ли сказать, оглядываюсь до сих пор назад и все не верю, что совершил такой прыжок. Люди меня теперь стали уважать. Даже Александр Сергеевич Якушев сейчас удивляется. Когда-то он меня считал непроходимым тупицей, а теперь всем в пример ставит.

Мелко закрапал дождь. Волохов снова поднял воротник плаща, коротко осведомился:

— А это еще кто такой?

— Александр Сергеевич! — с упреком воскликнул Дронов. — Да неужели вы не знаете Александра Сергеевича Якушева, потомка знаменитого донского казака Андрея Якушева, которого всем казакам в пример сам атаман Платов ставил, героя войны с Наполеоном? Того, что первым в Париж со своим конным отрядом ворвался?

— Да нет, что-то не слышал, — погасив улыбку, с деланным равнодушием произнес Сергей Тимофеевич. — Это у него, кажется, брат Павел был, которого белогвардейцы застрелили на Кавказской улице?

— Вот-вот, у него, — обрадовался Дронов. — Значит, и вы о нем знаете. А для меня Александр Сергеевич, как и для Зубкова, словно родной отец. Уважаю, не то слово. Обожаю я его. Всю жизнь буду обязан за то, что он меня, темного парня с окраины, образованным сделал. Но и Липочка в стороне от этого труднейшего процесса не стояла. Как она обо мне заботилась, пока я учился, каким вниманием окружала! А теперь? Все теперь пошло насмарку, товарищ Сергей Тимофеевич. Как же мне быть, скажите. У кого искать поддержки и помощи?

— У себя самого, — не пошевелившись, тихо промолвил Волохов.

— Как это понимать? — растерялся Дронов.

— А чего же тут понимать, — сказал Волохов и надолго умолк, погрузившись в одному ему известные раздумья.

Задумчивым взглядом он смотрел куда-то вперед, словно не замечая ничего окружающего: ни пустынного в этот час городского сада с намокшими от дождя скамейками, ни своего соседа, ни кургана, что был напротив, на который в мирные времена на переменках карабкались первоклашки и второклашки из бывшей петровской гимназии, чтобы спрыгнуть оттуда. Иван Мартынович тоже молчал, не решаясь его обеспокоить. Наконец Волохов вздохнул, отгоняя от себя какие-то бесконечно дорогие, но ненужные ему в этот момент воспоминания.

— Эх, Ваня, Ваня, — впервые таким потеплевшим голосом обратился он к своему подчиненному. — Я не думаю, чтобы в Новочеркасске немцы продержались долго. Большую силу набирает сейчас наша Красная Армия, но еще не вводит в действие. Ну, полгодика, от силы год — и Новочеркасск снова станет нашим.

— Я верю в это, — тихо согласился Дронов, — да только в личной жизни станет ли теперь легче. Чувствую, что размолвка у нас произошла серьезная и в глазах жены я вроде как негодяем, сознательно оставшимся в оккупации, теперь пребывать буду.

— Да нет, вы подождите, не перебивайте, — поморщился Волохов. — Если Липа вас по-настоящему любит, ни один черт вас не разлучит. А полгода эти или год будут жестким, но закономерным испытанием на верность. У меня-то судьба посложнее выдалась, Ваня. Судьба разведчика, поклявшегося не расставаться со своей профессией до той поры, пока на земле существуют враги революции. И будут у меня еще длительные маршруты…