Иван Наживин - На рубежах южных (сборник)

• Название: На рубежах южных (сборник)
• Автор: Иван Наживин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-199

Перед вами уникальная в своем роде книга, объединившая произведения писателей разных веков.

Борис Евгеньевич Тумасов – русский советский писатель, автор нескольких исторических романов, посвященных событиям прошлого Руси-России, – «Лихолетье», «Зори лютые», «Под стягом Российской империи», «Земля незнаемая» и др.

Повесть «На рубежах южных», давшая название всей книге, рассказывает о событиях конца XVIII века – переселении царским указом казаков Запорожья в северо-кавказские степи для прикрытия самых южных границ империи от турецкого нашествия.

Иван Федорович Наживин (1874–1940) – известный писатель русского зарубежья, автор более двух десятков исторических романов.

Роман «Казаки», впервые увидевший свет в 1928 году в Париже, посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России – Крестьянской войне 1670–1671 гг., которую возглавил казачий атаман Степан Разин.

---

– Так и сказала?! – восхищенно повторяли уже запьяневшие казаки. – Ото баба!.. Не баба, а казак… Нам бы вот таких сюда в бабьи атаманы… А, Матвевна?

– Ну и сами управимся… – поджимая губы, отвечала недовольная Матвевна. – Чего-чего, а баламутиться-то умеем…

Степан грозно посмотрел на нее через стол.

– Да ведь Морозихе-то можно так правду-матку резать… – говорили казаки. – Ее враз не слопаешь… Бают, как выедет на своих конях-то, так сзади ней чуть не полк холопей бегом бежит… А золота да богатства всякого, самому царю нос утрет… Ну, коли что, так и с ей не постесняются. Таких-то вот и сожрать лестно, потому по закону все богатства-то на царя тогда отписывают…

– Вот бы гоже всех их там промежду себя эдак стравить, а потом отсюда бы и грянуть!.. – сказал Алешка.

– Отец Евдоким наш сказывал, что крепко на нее царь за эту титлу самую опалился… – продолжал Мишка. – Только сразу-то, видно, опасается ударить и свое время выжидает… Да и Гриша-юродивый, бают, что-то ему негожее в церкви при всех насчет скобленого-то рыла молыл… А этого-то никакой уж царь тронуть не моги… Божий человек называется…

– А что там наш отец Елдоким поделывает?..

– Из двора во двор слоняется да все чему-то смеется… – сказал Мишка. – А чему смеется, не поймешь… И диво: везде-то он вхож!.. У самых вышних бояр бывает, у Морозихи свой человек, да и царю, бают, сколько раз сказки по ночам сказывал…

– Ну? Чай, ему теперь с молодой-то бабой не до сказок… – опять взялась застолица. – А что жа? Царю наш Елдоким побаски сказывать, а к царице-то, может, другой какой пристроился… Что им больше делать-то?

– Да к Софье-то, к середней царевне, и то уж будто Голицын князь Василей приладился, сказывают… – смеялся Мишка. – Ух, тоже бой– девка, говорят…

– А Петра-то все с Елдокимом?

– С ним…

– А он что?

– Этого не пойму я что-то… – сказал Мишка. – Точно все скорбит о чем и молчит. Не зачитался ли святых книг часом? Это тоже, сказывают, бывает…

Выпили еще и еще. Степан умышленно не хотел расспрашивать при всех гонца от Дорошенки, худощавого черкасца с висячими усами, длинным чубом и рысьими глазами. И тот понимал это и помалкивал… В хате стало жарко и душно. Глаза посоловели, и лица налились кровью. Широко распахнули дверь на солнечный морозный день. Кто-то к Иванку привязываться стал:

– Ну, Иванко, говори: в казаки хошь?

– А поди ты к…

Все загрохотало:

– Ай да и сын у тебя, атаман, растет!.. Вот это так казак. И Матвевна, подпершись рукой, с улыбкой смотрела на мальчонку. Параска всплескивала руками и закрывала лицо.

– Что ж ты лаешься-то? – приставали опять казаки. – Мы к тебe всей душой, а ты к нам ж…й… На-ко вот, хлебни запеканки-то!..

– Га-га-га-га…

И вдруг на пороге выросла сильная фигура Родивона Калужнина, богатого казака из Черкасска, с твердым лицом, серыми глазами навыкатe и большой, уже седой бородой. За ним сзади стояло еще два казака: маленький, черненький, с кривыми ногами, похожий на татарина, и высокий, с точно соломенными усами и каким-то скучным выражением худого лица.

– Честной компании… – проговорил громко Калужнин.

– А-а, Родивон Петровичу!.. – раздались немножко насмешливые голоса. – Жалуй. Садись, гость будешь…

Но все насторожились: это неспроста.

– Я не в гости пришел… – твердо сказал Родивон, не садясь. – А с наказом от нашего атамана и всего донского круга…

Степан поднялся, а за ним и все остальные: так полагалось по обычаю, когда кто говорил от имени Дона.

– Велел атаман и все казаки наши сказывать вам, чтобы воровство ваше вы оставили и били бы челом великому государю о винах ваших, – все так же твердо продолжал Калужнин. – Желают казаки наши, чтобы все на Дону опять пришло в достоинство, как допрежь того было…

Степан весь побагровел.

– Взять его!.. – крикнул он.

– Тимофеич… – попыталась было вмешаться Матвевна.

– Ныть!.. – рявкнул Степан. – Не твоего ума дело… Знай свои горшки. Вяжи его, казаки!..

Весь двор был уже полон голытьбы: посольство из Черкасска взбудоражило всех, все были пьяны – по случаю возвращения атамана и казаков-товарищей. В одно мгновение Родивон был связан. Степана мутило от бешенства: рано еще отходную ему читать стали!..

– Эй… Затопить печь в пекарне!.. – крикнул он. – Живо… И волоки его туда, собачьего сына.

– Ого-го-го-го… – как леший, загикал Алешка Каторжный, который любил всегда идти как можно дальше, чтобы возврата никому не было. – Вот это по-казацки!..

Весь Кагальник, задыхаясь от волнения, густо сдвинулся к пекарне у перевоза. В огромной печи уже полыхал огонь. Никто еще толком не знал, что будет, но уже как-то все предвкушали сладость безмерного ужаса. «Братцы, ради Христа… – шелестел омертвевшими синими губами Родивон. – Пожалейте малых детей… Ведь я такой же казак… Велел круг ехать, так как же я могу упорствовать?.. Братцы!..» Но никто его не слушал…

Степан налитыми кровью глазами – они всегда были у него в пьяном виде красные – поглядел в рыжие вихри огня в печи.

– Бросай его в огонь!.. – чувствуя привычное в таких случаях кружение головы, крикнул он. – Живо!

Все ахнули. И жадно сгрудились к пекарне ближе.

– Братцы, ради Христа…

Напряженная топотня ног по глиняному полу, суетливые переговоры низкими голосами, мольбы, замирающий и вдруг душу раздирающий крик. Огонь, извиваясь и дымя, быстро раздел Родивона, веревки, перегорев, лопнули, и весь черный, уже безволосый, в тлеющих тряпках, он вдруг полез из огня назад.

– Не пускай, черти… – крикнул Алешка. – Испугались? Пихай назад!..

Дрючками запихали горящего Родивона в огонь и чело печи забросали дровами. Печь заревела, и густая вонь разлилсь по всему берегу.

– Видели? – торжественно обратился Степан к омертвевшим товарищам сгоравшего Родивона. – Ну вот идите назад и скажите Корниле, что всех их так жечь буду, которые близко подойдут к Кагальнику. И ему тоже будет, – не гляди, что крестный… А теперь – гэть и швыдче!..

И началась дикая, ревущая, блюющая и сквернословящая попойка по всему Кагальнику. Все славили храброго и тароватого атамана. Только одна Матвевна ходила с заплаканными глазами по своей хате. Bсе ее мечты рушились…

На другое утро началось похмелье, а там к ночи прискакал из Царицына гонец и принес странную весть, что Ивашка Черноярец вместе с полюбовницей своей скрылись неизвестно куда…

Степан только рукой махнул: все одно, дальше виселицы не уйдет… Очухавшись после разгула, он все читал со своими приближенными прибывшие к нему грамоты, долго и не раз говорил с глазу на глаз с гонцом Дорошенки, а так как гонец из Запорожья все никак не мог прийти в себя, то он на морозе облил его несколько раз ледяной водой, пока тот не очухался совсем. И с ним была долгая беседа. Потом Степан получил какую-то грамоту от Корнилы Яковлева и один уехал в Черкасск.

Крестный отец, приняв его тайно, уговаривал его за угощением бросить воровство, но Степан угрюмо говорил, что теперь поздно и что он пойдет до конца. И напился пьян и валялся в шубе собольей где попало под лавкой и, придя немного в себя, снова пил и ругал черкасских казаков:

– Сволочи… Когда мы в поход пошли, не вы ли деньгами нас поддержали? – облокотившись на стол, мрачно говорил он. – А теперь, чуть неудача, вы опять на колени: помилуй, великий государь!.. Да вы бы лутче нас-то поддержали… Сволочи вы, только и всего!..

Понимая хорошо, что «не смажешь, не поедешь», он одарил всю старшину черкасскую дорогими подарками, – Корниле шуба рысья досталась, кому котел серебряный, кому что… – но все же они за ним не потянули, и он, разругавшись, снова поехал в Кагальник. Задержать его не посмели: все еще за ним сила была… И он приехал сердитый в Кагальник и объявил:

– Поход – на Черкасск!..

Все шумно одобрили это разумное начало нового похода на Москву. Была большая надежда, что в Черкасске произойдет раскол и с ним можно будет справиться легко. И закипел Кагальник военными приготовлениями…

И вдруг дозорные казаки, возвращаясь сверху, привели с собой в Кагальник какого-то полузамерзшего рыжего жида: не лазутчик ли собачий сын? Но жид показал им свою истерзанную воеводами на дыбе спину, клялся им в своей любви к вольному казачеству, обещал им золотые горы…

– А что там дурака валять?.. – решил кто-то нетерпеливо. – Идем к атаману, и он там разберет…

– Ой, Боже мой… – вздернул тот плечи кверху. – К атаману… И станет такой ясновельможный, такой великий пан со всяким пархатым жидом разговаривать, и да я лучше сам скорее брошусь в Дон, чем осмелюсь беспокоить ясновельможного пана гетмана. Об нем и казаках его идет слава по всему свету, а мы будем отнимать его драгоценное время по пустякам… Нет, вы лучше сперва меня накормите, а потом я вам такое расскажу, что вы Иоселя на руках носить будете… Ну, идем, идем – чего там еще стесняться?..

И он уверенно повел большую толпу казаков в ближайший кабак. Его накормили, напоили, и он залился таким соловьем, что действительно все уши развесили. И, показывая настоящие деньги с Монетного двора, он говорил: