Иван Наживин - На рубежах южных (сборник)

• Название: На рубежах южных (сборник)
• Автор: Иван Наживин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-199

Перед вами уникальная в своем роде книга, объединившая произведения писателей разных веков.

Борис Евгеньевич Тумасов – русский советский писатель, автор нескольких исторических романов, посвященных событиям прошлого Руси-России, – «Лихолетье», «Зори лютые», «Под стягом Российской империи», «Земля незнаемая» и др.

Повесть «На рубежах южных», давшая название всей книге, рассказывает о событиях конца XVIII века – переселении царским указом казаков Запорожья в северо-кавказские степи для прикрытия самых южных границ империи от турецкого нашествия.

Иван Федорович Наживин (1874–1940) – известный писатель русского зарубежья, автор более двух десятков исторических романов.

Роман «Казаки», впервые увидевший свет в 1928 году в Париже, посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России – Крестьянской войне 1670–1671 гг., которую возглавил казачий атаман Степан Разин.

---

Хозяйка, шлепая босыми ногами, подошла к столу, присела на лавку.

– Не спишь?

– Думка одолела… думка горькая…

– А далеко ли бредете?

– К царю с жалобой.

– К ца-рю?! – женщина удивленно и недоверчиво всматривалась в лицо Дикуна.

Кто-то осторожно поскребся в затянутое пузырем окно. Приглушенный, басовитый голос позвал со двора:

– Настасья! А Настасья!

Засуетившись, хозяйка вышла. В окно Федор увидел, как к ней шагнул кто-то большой. Спросил:

– Выведала?

– В Петербурх, сказывают, едут. К царю, жалобщики от черноморских казаков. На жизнь, сказывают, жалуются.

Мужчина глухо и коротко рассмеялся.

– А я думал, уж не нас ли ловить прибыли? А ахвицер ихний штой-то быстро ускакал. Хотели мы его перехватить, да вырвался, ушел… Касьяну руку рассек… – И немного погодя спросил: – Твой-то еще не приехал?

– Нет!

– Приедет, передай, что я был… Завтра уходим…

– Почто же?

– Дальше уйдем. А то, глядишь, на солдат наскочим. Дорога-то проезжая… Так ты скажи своему, воротимся мы к зиме. – Мужчина помолчал. – Пропадут твои ночлежники!

– Как пропадут? – испугалась женщина.

– Так… Не будет толку с их жалоб. На кого они жалиться идут – на господ?

– Должно, так.

– То-то!

– Значит, надо упредить их, пускай не идут дале…

– Не лезь не в свое дело! Молчи да дышь, будет барыш…

Мужчина ушел, скрылся в темноте. Хозяйка вошла в хату и молча залезла на печь.

Федор тоже прилег на свое место, рядом с товарищами. На сердце было тревожно.

«А что, коли назад повернуть? – подумал он. – Тутошние люди к Петербурху ближе, лучше и царя знают, – размышлял Федор. – Може, правда всех нас в кайданы закуют? Но и вертаться нельзя. Все черноморцы на нас надежду имеют…»

Погожим сентябрьским утром к Екатеринодару подходили войска. Наказной атаман вел на подавление мятежа оправившиеся от поражения Вятский и Суздальский полки, да еще конных донцов прихватил.

В коляске с Котляревским ехал полковник Михайлов. Тучный, затянутый в мундир, полковник, оттопырив губу, брюзжал:

– Это ваша вина, генерал, что у вас нет порядка. Дождались, что четыре полка с артиллерией против бунтовщиков двинуть пришлось.

– А вы б на моем месте что предприняли, полковник? – раздраженно возразил Котляревский. Он с ненавистью смотрел на тучного полковника и думал: «Москаль проклятый, поучать берется! Взять бы и вышвырнуть из коляски. Жаль, сделать этого нельзя…»

Михайлов снял с мундира налетевшую серебристую паутинку.

– Нет порядка в войске вашем, генерал. Вот отсюда и все. Жестче надо, генерал, жестче.

Котляревский промолчал. Он понимал всю тяжесть своего положения. От этого полковника сейчас зависела его судьба. Нажалуйся он в Петербург, и тогда быть грозе…

Наказной атаман оглянулся. Длинной лентой растянулись по степи полки. Поблескивая штыками, по четыре в ряд, шли солдаты. За ними ехали чубатые донцы. Покачивался лес пик. Стороной двигались батареи. Сильные лошади тащили пушки, зарядные ящики.

Полковник не успокаивался:

– Ишь, мыслимо ли, какую силу-то и против кого? Против скопища бунтовщиков!

«Жирная свинья, – думал Котляревский, – тебе ли не знать, что от этого скопища бежали вятцы, а каких-то три десятка дней тому назад только малая часть этого скопища трепала целый батальон твоих суздальцев!»

– Виделись ли вы, генерал, с полковником Пузыревским?

– Да! Он заезжал ко мне… Ему удалось войти в доверие к бунтовщикам и услать в Петербург всех вожаков. Только один ушел. Тот, который осмелился напасть на суздальцев, – незаметно кольнул Михайлова Котляревский.

Делая вид, что не понял намека, Михайлов спросил:

– А многих он увел с собой?

– До полутысячи…

– Гм! Это хуже. Куда ж ушли бунтовщики?

– Говорят, в низовья… В плавни.

Вдали все яснее обрисовывался вал Екатеринодарской крепости, дубовые леса над Карасуном.

– Послушайте, полковник! Только действуйте быстро, без жалости. Не дайте им уйти в крепость. А укроются в крепости, выбить их оттуда будет трудно.

– Послушай, голубчик, – полковник тронул казака-ездового за плечо, – сверни-ка в сторону.

Коляска, съехав с дороги, остановилась, пропуская полки.

– Так вы, генерал, говорите, что бунтовщики остались без вожаков?

– Да!

– Хорошо… Поручик! – крикнул полковник.

К коляске подскакал молодой поручик, лихо осадил танцующего жеребца.

– Передайте мой приказ: пехоте развернуться и оцепить лагерь бунтовщиков. Донцам рысью выйти вон туда, чтоб отрезать дорогу в крепость. – Михайлов указал на опушку дубового леса. – Пушки направить на бунтовщиков!

Отдав приказ, полковник откинулся на подушки.

Запели трубы. По колонне передавали команду. Полки перестраивались, занимая исходные позиции. Видно стало, как в лагере повстанцев забегали, засуетились. Часть казаков устремилась в крепость, но дорогу им уже преградили донцы.

Загрохотали пушки, засвистела картечь. Казаки заметались по лагерю.

– Так, так, – потирая руки, шептал Котляревский.

– Поручик! – снова позвал полковник. – Поезжайте и прикажите бунтовщикам сложить оружие!

Манерно подскакивая в седле, поручик поскакал к лагерю. Вскоре он вернулся:

– Оружие сложить они отказались, ваше превосходительство!

– Пушки! – рявкнул Михайлов.

Одна за другой выбрасывали пушки смертоносные дозы картечи и ядер. Этот обстрел убил в казаках страх и пробудил ожесточение.

Пушки умолкли минут через десять.

– Донцов в атаку! – приказал Михайлов.

Пригнувшись к косматым гривам, донцы развернулись лавой и, выставив пики, помчались на казацкий стан.

Земля дрожала от конского топота. Но вдруг из-за возов раздался дружный казачий залп, вырвавший из седел многих всадников. Залп повторился. Донцы смешались, поворотили коней, поскакали назад…

– Позор! – Михайлов покраснел от гнева. Выскочил из экипажа, затопал ногами. – Пушки! Пушки!..

Котляревский со злорадством смотрел на бесновавшегося полковника.

«Что, выкусил! – думал он, испытывая сейчас странное благоволение к бунтовщикам. – Это тебе не безоружные мужики! Это – казаки-черноморцы».

Вновь загрохотала артиллерия. Ядра падали в казачьем лагере, визжала картечь.

Наконец полковник махнул рукой:

– Прекратить!

И к повстанцам опять поскакал поручик. В ожидании его возвращения Михайлов нетерпеливо выстукивал ножнами шашки по коляске. Поручик скоро вернулся с ответом.

– Просят дать подумать!

– Обождем! Как вы, не против? – повернулся полковник к Котляревскому.

Тот пожал плечами.

Заложив руки за спину, Михайлов несколько раз прошелся около коляски, нетерпеливо поглядывая на казачий лагерь. Наконец из лагеря вышло два казака с пикой, на конце которой болталась белая тряпка.

– Поручик, прикажите всем бунтовщикам выйти из-за возов и построиться!

Не прошло и часа, как черноморцы выстроились близ берега Кубани. Они стояли хмурые и подавленные, окруженные со всех сторон солдатами и донцами. Прямо им в лица смотрели жерла пушек.

Подкатила коляска. Полковник поднялся, оглядел ряды черноморцев.

– Продали нас! – донесся до Михайлова голос из рядов.

– Наших послов, мабуть, тоже уже повязали!

По строю прокатилась волна возмущения.

– Прекратить разговоры! – резким фальцетом выкрикнул полковник.

К нему подбежали штабс-капитан и два прапорщика.

– Каждого десятого! – лицо Михайлова покрылось красными пятнами.

Капитан и прапорщик двинулись вдоль ряда.

– Первый… второй… третий… пятый… восьмой… десятый… Выходи!

Тот, на кого указывал капитан, выходил из строя. Наконец штабс-капитан и прапорщики закончили обход. Полковник отдал команду, и три роты оцепили две сотни казаков, выведенных из строя.

– Черноморцы! – Михайлов вытер потное лицо платком. – Эти двести бунтовщиков мы возьмем как заложников. Вам же немедленно разойтись по куреням. Прежние куренные атаманы с сегодняшнего дня вновь приступают к своим обязанностям. Вам надлежит их слушать, как отцов своих! Ваш наказной атаман генерал Котляревский поставлен над вами его императорским величеством государем императором Павлом Первым. Возмущение и беспорядки, вами учиненные, вызвали гнев его, государя нашего, и он велел наказать вас достойно! Ваши зачинщики тоже арестованы и будут осуждены! – полковник умолк.

– Сбрехали! Продали! – загудели черноморцы.

– Молчать! – гневно заорал Михайлов. – Увести их! – Он махнул перчаткой в сторону арестованных заложников.

Черноморцы задвигались, готовые броситься на выручку товарищей, но солдаты по команде вскинули ружья, а канониры подняли горящие фитили. И казаки поняли: все кончено, сопротивление бесполезно.

До начала следствия закованных в кандалы казачьих посланцев посадили на Петербургскую гарнизонную гауптвахту. Низкая камера с сырыми стенами и одним оконцем, затянутым глухой, из толстых прутьев, решеткой, была полутемной и сумрачной. У стен нары, на нарах казачьи свитки. В углу кувшин с водой…

– Вот она, царская милость, – бросил Дикун.