Александр Шлёнский - Рыбалка в Пронькино (СИ)

• Название: Рыбалка в Пронькино (СИ)
• Автор: Александр Шлёнский
• Издательство: СИ
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2017

Действие происходит в середине 21 столетия. Некая таинственная сила прибывает на Землю чтобы спасти этот уникальный мир от экологической катастрофы, вызванной деятельностью человека. Прежде всего она изымает души из тел большинства населения планеты и сохраняет в неактивном состоянии чтобы в будущем снабдить их более совершенными телами. Бывший сельский учитель химии и физики Евгений Мякишев отправляется на озеро на рыбалку. Там его съедают рыбы-мутанты, созданные внеземными силами, и его душа становится частью их коллективного разума. После этого озеро начинает общаться с местными жителями используя Женьку Мякишева в качестве аватара. С этого момента местные жители и внеземной разум начинают узнавать всё больше друг о друге. У жителей деревни не хватает образования чтобы углубить взаимопонимание, а Женька Мякишев не может покинуть озеро в поисках уцелевших учёных без риска нечаянно разрушить всю планету. Бывший разведчик Толян, его брат Лёха, сестра Машка, односельчанин Василий и капрал армии США Дуэйн Робинсон, присланный наблюдать за радиационной обстановкой, берутся помочь внеземному разуму понять людей чтобы дать им возможность жить бескофликтно и счастливо.

---

Завтракали молча, долго и основательно. Машка подкладывала еду на тарелки, мужчины споро двигали челюстями, глотали, и временами отрыгивали воздух, нахапанный в желудок от желания расправиться с едой побыстрее. Покончив с завтраком и запив его стаканом колы, отяжелевший от непривычно сытной и обильной утренней еды Дуэйн взял свой хитрый счётчик и порысил в деревню снимать ежедневные показания. Толян с Лёхой, выпив по стакану горячего чая, пошли в сарай собирать рыбацкий скарб.

Увидев двух ненавистных двуногих существ, нагло сходящих с заднего крыльца дома прямо на её территорию, заметно подросшая лягушка злобно задрала ногу, готовясь пустить ядовитую струю. Толян взялся было за тяпку, но его опередил Лёха, который с невероятной силой и меткостью плюнул прямо в атакующего врага. Плевок вонзился в бородавчатую лягушачью харю и зашипел.

— Чтоб у вас хуи поотваливались, овцеёбы! — проскрежетало земноводное, и кое как стерев огненно-ядовитый плевок передними лапами, уползло в гущу папоротников.

— Где это ты так научился? — удивился Толян. — А ну-ка открой рот, дай глянуть!

— Да само как-то получилось. — уклончиво ответил Лёха, не открывая, однако, рта.

Братья зашли в сарай — не в ветхое хранилище опасных остатков имперского могущества, а в другой, хороший и крепкий, приспособленный из алюминиевого морского контейнера и тщательно обшитый сверху от чужих глаз кривым горбылём и тарной дощечкой.

Из сарая выкатили вместительную ручную тележку с неизносными колёсами, обутыми в литую резину, погрузили на неё две длинные остроги, багор, остро заточенные вилы-тройчатку, сачки, какую-то приспособу с тросиком на широкой бобине с громадными крючьями, напоминавшую спиннинг для ловли китов средней величины, самодельные свинцовые грузила чуть не по полкило весом, и злобно шипящие короба с крысиной наживкой. Толян, поразмышляв, приволок зачем-то самурайский меч, вынул до половины из ножен, опробовал пальцем лезвие, воткнул меч обратно в ножны и уложил на повозку.

— Катану-то зачем? — хмыкнул Лёха.

— А мало ли, пусть будет. — глубокомысленно ответил Толян.

На крыльце показался Дуэйн, ловко уклонился от лягушачьей струи и, подпрыгнув, с истинно негритянской грацией отвесил настырной твари нехилого пинка. Лягушка в очередной раз улетела в папоротники.

Посмотрев на вилы-тройчатку и катану, Дуэйн скорбно закатил глаза, пробормотав «fucking Russians!» и, покрутив пальцем у виска, посмотрел на Толяна.

— Ну а хули! — ухмыльнулся Толян.

Дуэйн жалобно вздохнул и ничего не ответил.

Сообща накрыли повозку брезентом, тщательно укутав весь инвентарь. Из-под брезента совсем чуть-чуть свешивались сети и высовывались сачки чтобы в деревне видели, что семья отправилась на рыбалку, но не сильно вдавались в технические подробности предстоящего промысла.

Кривобокое неприветливое солнце, перекошенное атмосферными линзами, равнодушно пылая июльским жаром, подбиралось к зениту, когда компания выдвинулась на Волынино озеро. Толян и Лёха катили тележку за длинные деревянные оглобли. Машка, закутанная в платок по самые глаза, сидела на возке поверх брезента. Дуэйн шагал сзади, подталкивая боевую колесницу одной рукой.

Деревня Пронькино вытянулась вдоль дороги как кубанская станица, но звалась та дорога не улица Красная, как принято на Кубани, а улицей Щорса. На окраине деревни улицу Щорса пересекала под острым углом улица Котовского. Асфальта эта улица никогда не видела, да и ни к чему он ей был, потому что была она совсем коротенькая, не более десятка домов, и обоими концами слепо упиралась во дворы. В одном из этих дворов, принадлежавших Ваньке Мандрыкину, тихому безответному мужику, одиноко помиравшему от радиации, обитал под рассохшимся деревянным крыльцом сам Котовский, рыжый зверь с чёрными подпалинами, весом без малого в пуд, бандюга и садист. Все прочие коты и даже большие матёрые псы обходили его владения десятой дорогой, потому что исход встречи мог быть только один: подкараулит, набросится и разорвёт на сувениры.

Один конец улицы Щорса вёл в обезлюдевший после Пандемии райцентр, а другой проходил через пару вымерших деревенек и терялся в невесть каких болотах, которые со всех сторон обступал лес. Под слоем утрамбованной колёсами и ногами красновато-бурой вязкой глины кое-где ещё проглядывали остатки асфальта, постеленного лет тридцать тому назад. Лучи полуденного солнца стлали густые короткие тени. На обочине то там то сям вкривь и вкось торчали из земли древние столбы, то ли электрические, то ли телеграфные. Они сиротливо подставляли солнцу тёмные, изъеденные временем и непогодой тощие бока. На самом верху как растопыренные локти вонзались в небо перекладины с обрывками проводов.

— Хорошо бы на них наших федералов развешать! — размечтался Лёха, поглядывая вверх.

— Эт точно! — Толян перехватил взгляд Дуэйна. — И твоего командира рядом с ними. — добавил он, обращаясь уже к Дуэйну.

— I agree. Colonel Delacruz is a bad nigger. — откликнулся Дуэйн. — But the Lynch law has no use anymore. We live in a civilized society! You can't just grab a nigger and hang him like in the old days! You must give a nigger a fair trial, find him guilty and then hang him! And by the way, Colonel Delacruz can't be tried like a fucking civilian. He must be court martialed!

Никто не ответил ни слова на горячую речь официального представителя американской военной разведки. Дуэйн помолчал с полминуты и закончил речь весьма неожиданно:

— But you know what? If you happen to meet Colonel Delacruz and shoot him in the face, I won't tell nobody «cause you» re my brother in law!

Толян молча глянул Дуэйну в глаза и хлопнул его по плечу, покосился на столбы, сплюнул в придорожную траву, пошевелил лопатками, а затем впрягся в повозку и зашагал дальше.

Престарелые вросшие в землю избы отгораживали от дороги разномастные заборы и плетни, частично повалившиеся, с дырами и прорехами. Сельчане ковырялись в огородиках, пропалывая и окучивая какие-то непонятные уродливые растения: радиация постаралась и здесь. Что в итоге вырастало на грядках, и как это можно было приготовить и употреблять в пищу, знали только те кто это выращивал и ел.

Повсюду во дворах просушивалась торфяная крошка, привозимая жителями с окрестных болот. Зимой ей отапливались, и от этого в избах едко пахло горелым торфом, и крутилась в воздухе мельчайшая бурая пыль, оседая на всю домашнюю обстановку и поскрипывая на немногих ещё не выпавших от радиации зубах.

Никто из встреченных огородников не выказывал интереса к рыболовам. Подняв лысую голову от грядки, они вяло приветствовали проезжающих, глядя пустыми глазами, после чего сгибались к земле и продолжали заниматься своим делом. Единственным исключением оказался Василий Рачков по прозвищу Клешня.

Пару лет назад, когда на рыбалку ещё не ходили как на войну, Василий поставил в сенцах флягу с бражкой и добавил в неё для запаха какой-то травы, которая, как ему показалось, пахла солодом. В результате получился продукт, сильно напоминающий по вкусу крепкое пиво. Обрадованный Васька побежал на любимую с раннего детства речку Утоплянку, наловить раков.

Речка была неширокая, но имела довольно сильное течение с множеством водоворотов и ям с хитрыми корягами на дне. По этой причине речка и носила гордое имя Утоплянка. Нырнув в известное ему место, он начал нащупывать на дне рачьи норы, ожидая что в одной из них его ухватит клешнёй за палец раздосадованный рак.

Неожиданно Васькина пятерня ушла целиком в широкое и глубокое отверстие. Таких огромных нор Василий Рачков, потомственный раколов, судя даже по фамилии, никогда на дне не встречал. Только он хотел удивиться, кто бы мог в этой норе сидеть. как в ладонь со всей силы вонзились невесть откуда взявшиеся на дне реки слесарные клещи. Вероятно, клещи как раз и прятались в норе.

От адской боли Васька взвыл дурным голосом, точнее попытался взвыть, но вместо этого забулькал и чуть не захлебнулся. Кое-как вынырнув и выскочив на твёрдую землю, Василий со страхом глянул на свою руку и увидел, что ему в ладонь вцепилось и болтается, извиваясь и щёлкая, громадноё чёрное пучеглазое чудовище килограммов на пять весом.

Васька, матерно стеная, вепрем помчался к одиноко стоящему валуну и со всего размаха хряснул жуткую тварь о реликтовую поверхность древней эрратики, отполированную неумолимой силой воды, запертой в ледяные кристаллы. После пятого удара гигантский рак обмяк и затих. Перепуганный ловец, трясясь всем телом, осторожно освободил ладонь от глубоко вонзившейся в неё клешни, перевязал покалеченную руку рыбацкой ветошью и потащил домой необычный улов, истекая кровью из-под повязки и проклиная радиацию, реку, раков и те места где они зимуют.

Речной монстр был сварен в солёной воде и съеден под домашнее пиво, несмотря на ранение. А через пару недель Василий заметил, что покалеченная рука стала чернеть, твердеть и менять форму. Васька смертно затосковал и уже совсем было собрался помереть от гангрены, но рука, хотя и продолжала чернеть и твердеть, не отваливалась, и Василий не помирал. Через пару месяцев вместо привычной кисти с пятью пальцами у Васьки на руке ниже локтя красовалась преогромная клешня.