Жоржи Амаду - Подполье свободы

• Название: Подполье свободы
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1954

«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.

---

– Если, конечно, вы будете паинькой…

Мануэла не поняла.

– Что значит – паинькой?

– Не прикидывайтесь простушкой, со мной этот номер не пройдет: я старая обезьяна, воспитан в парижской школе…

Мануэла начала понимать. Ее собеседник наклонился к ней через стол, зрачки его расширились.

– Сегодня нам здесь уже делать нечего… Возьмем такси, и через пять минут будем у меня…

Мануэле захотелось надавать ему пощечин.

– Замолчите, негодяй!

С пылающим лицом она вскочила из-за стола и убежала за кулисы. В артистической уборной у нее хлынули слезы. Нет, она никогда больше сюда не вернется, поклялась она самой себе. Она была оскорблена до глубины души: как смел этот субъект принять ее за продажную женщину? Может быть, ему известно, что она живет с Пауло, не будучи его женой?..

На следующий день – это было воскресенье – Шопел пришел к Пауло позавтракать и сразу заметил, что Мануэла печальна.

– Что случилось с нашей Айседорой Дункан? Почему твои прекрасные очи, созданные творцом для услаждения нас, бедных грешников, подернулись грустью, о наша Павлова?

Пауло тоже заинтересовался:

– Что с тобой? – И так как она не отвечала, стал настаивать: – Расскажи, что с тобой. Я не переношу печальных лиц… Это мне испортит весь день… Говори сразу…

Мануэла не смогла сдержать слез; по ее лицу потекли прозрачные кристальные капли. Пауло рассердился:

– Тебя никак не поймешь… Никогда нельзя предугадать твоего настроения. В самые приятные моменты ты начинаешь плакать. Это ужасно…

В эту минуту она почти ненавидела Пауло. И это чувство заставило ее с возмущением рассказать о вчерашнем ужине. Она была настолько оскорблена, что решила отныне все покончить с варьете – ее ноги там больше не будет. Она говорила, закрыв лицо руками, сгорая от стыда. Но отняла от лица руки, когда услышала оглушительный хохот Шопела, от которого содрогались его жирные щеки. Пауло тоже улыбался, но подошел к ней, обнял и погладил по волосам.

– Моя бедная маленькая дурочка, ты не привыкла к нравам больших городов и артистической среды… Не плачь из-за этого, глупая. Тебе не раз придется выслушивать такие предложения. Их будет столько, что на все нехватит слез; достаточно сказать «нет» и на этом покончить. Ты красива, пользуешься успехом у мужчин; их предложения – это своего рода дань твоей красоте… Принять их или отвергнуть – уже зависит от тебя самой…

– Отвратительная дань, – пробормотала Мануэла. – Неужели я похожа на падшую женщину?

– Нет, ты самая невинная дева из всех, кто еще остался на грешной, развращенной земле. Девственный лик, невинные очи… – продекламировал Шопел.

– Так почему же он осмелился?

– Вот почему, – ответил поэт. – Ты сама невинность. Мануэла. Ничего не знаешь о жизни и о нашей благословенной артистической среде… Так знай, королева танца, и никогда не забывай: литература и искусство – синонимы проституции. Искусство проституировано. Что такое артистка театра? Что такое писательница? Что такое певица, танцовщица? Никто не поверит, что они могут быть добродетельны, не пойдут с первым, кто их пригласит… И с мужчинами то же самое: в той или иной форме, но мы неизменно проституируем наши таланты. Женщины покупают ценой собственного тела контракты, хвалебные рецензии, успех; а мужчины… Ах, Мануэла! С мужчинами дело обстоит еще хуже… Литературный критик изведет все лучшие эпитеты на восхваление самой отвратительной книги, если она написана влиятельным политическим деятелем или миллионером. Поэт кончает, как я: погружается в коммерцию и пишет стихи для газетной рекламы. Романист посвящает свои книги государственным деятелям, надеясь получить от них теплое местечко. Удел художника – так или иначе проституироваться, – этого никому не избежать. Ты уже проституируешься тем, что танцуешь в варьете. Разве ты создавала свои танцы для варьете, где люди собираются, чтобы развлекаться и пьянствовать? Так чему же ты удивляешься, если…

– Это ужасно…

Поэт снова весело расхохотался.

– Ничего в этом нет ужасного, о прекраснейшая из всех Мануэл! Артист – выше посредственной будничной жизни. Он подобен облаку, парящему над серой повседневностью. Узкие моральные правила писаны не для нас. Наше призвание – писать, петь, танцевать, играть на сцене, рисовать для тех немногих, кто способен оценить и оплатить создание нашего таланта. Мы – своего рода предметы роскоши, и вместе с тем в нас есть нечто от цирковых гаеров. Но в то же время у нас есть и свои привилегии: мы продаем себя по собственному усмотрению, и в этом нам никто не мешает. Напротив, здесь даже таится залог нашего успеха… Когда я был всего лишь поэтом, моя маленькая Мануэла, и питался черствым хлебом, который был так горек, будто его замешивал сам дьявол, мои стихи читали лишь немногие друзья, такие, как Пауло. А теперь, когда я пустился в большую коммерцию, вся Бразилия заговорила о моих стихах. Так было всегда. В старину художники и писатели состояли при дворах королей и герцогов… В наше время, когда с аристократией покончено, мы принадлежим банкирам, промышленникам, негоциантам. Мы с Пауло принадлежим фирме Коста-Вале… – И он засмеялся, довольный своим положением и еще больше своей теорией. Он собирался повторить свои доводы на другой день в одном книжном магазине, где обычно собирались литераторы, – он не замедлит стяжать себе на этом популярность.

Мануэла слушала его и не знала что отвечать. Все это так не походило на то, что она себе представляла… Пауло пришел в восторг от теории Шопела:

– Да, именно, именно так! Ты абсолютно прав. Мы все – разновидность проституток, продающих свой талант…

– Но почему же так? – спросила Мануэла, растерянно покачав головой. – Зачем обязательно продавать? Мне всегда хотелось танцевать, я чувствую в этом потребность, но мне никогда не приходила в голову мысль о деньгах за свое искусство. Клянусь, никогда! Я всегда думала, что буду выступать для всех, для всех без различия, а смогут ли они мне заплатить или нет, – это меня не интересовало… Я люблю танцевать, даже когда нахожусь одна: в своем искусстве я выражаю то, что чувствую, что со мною происходит… Когда вчера я дебютировала в варьете, мне пришлось зажмурить глаза… И тогда я представила себе, что танцую совсем одна или же на помосте огромного стадиона, заполненного народом… Только так могла я продолжать танец.

– Вздор! – перебил Пауло. – Народу никогда не оценить твоих танцев… Только немногие…

– У начинающих всегда так бывает, – согласился с Мануэлой Шопел. – Так было и со мной, когда я только выходил на литературную арену. Стихи рождались во мне, и я не мог не писать. Это были сонеты в честь одной белокурой девушки в моем родном городке. Она так никогда и не узнала, что была источником моих первых вдохновений… В то время я думал, что, когда мои сонеты будут напечатаны, они взволнуют тысячи и тысячи людей. Это – иллюзия неискушенных… – Он сделал жест рукой, как бы отмахиваясь от этих иллюзий. – Однако, приехав в Рио, я скоро понял, что если хочу добиться успеха, то должен выбросить сонеты в мусорный ящик и приняться за стихи в модернистском духе. Сонеты давно вышли из моды.

– И так как самый влиятельный в то время литературный критик был «томистом»[133], ты решил писать католические стихи… – улыбнулся Пауло. – Ты сейчас в припадке откровенности – рассказывай все!..

– Важно только, чтобы стихи вышли оригинальными. Я внес в нашу поэзию католические настроения: в этом моя оригинальность, – защищался Шопел. Он повернулся к Мануэле. – Надо просветить эту девочку. Вымести паутину из ее головы. Иначе она погрязнет в болоте мещанства и все наши усилия пропадут даром…

Мануэла все еще не понимала.

– Но как делать то, чего не чувствуешь?

– Искусство – ложь, дитя мое! Это избитая фраза, но истина. И чем оно лживее, тем прекраснее…

– Может быть, так обстоит дело с поэзией. Я в ней ничего не смыслю. Но как я могу выдумать другие движения танца, кроме тех, что возникают из моих чувств, из воспоминаний о печальном детстве, из восторга моей любви? Я не могу…

– Нет, сможешь. Сможешь и будешь. Послушай: мы хотим устроить спектакль в честь президента. Это мысль директора департамента печати и пропаганды, а я ему помогаю. Торжественный спектакль, в котором артисты театра, кино и радио продемонстрируют свою благодарность нашему Жежэ… И ясно, что ты, чьим первым шагам он покровительствовал, должна будешь принять участие в торжественном вечере. Для этого случая ты должна вместе с композитором создать балет. Содержание балета – радость народа по поводу того, что у него такой президент, как Жетулио. Это должно быть нечто феерическое, сенсация! Я уже переговорил с композитором Сидаде. Он согласился…

Оба принялись уговаривать Мануэлу возвратиться в варьете. Она воспротивилась:

– Но теперь, после того как я оскорбила этого субъекта, он начнет травить меня!