Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

• Название: А жизнь продолжается
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-069512-6, 978-5-271-33417-7

«Безумный норвежец». Лауреат Нобелевской премии. Один из величайших писателей XX столетия. Гений не только скандинавской, но и мировой литературы. Судьба его была трудной и неоднозначной. Еще при жизни ему довелось пережить и бурную славу, и полное забвение, и новое возвращение к славе — на сей раз уже не всенародной, но «элитарной». Однако никакая литературная мода не способна бросить тень на силу истинного писательского таланта — таланта того уровня, которым обладал Кнут Гамсун.

Третий роман трилогии Кнута Гамсуна об Августе — мечтателе, бродяге и авантюристе. Август стареет — ему уже за шестьдесят. Но он по-прежнему обладает уникальным даром вмешиваться в человеческие судьбы, заражать окружающих своей жаждой обогащения — и становиться то ли демоном-искусителем, собирающим души горожан и крестьян, то ли, напротив, ангелом, проверяющим их сердца на прочность…

---

Прежний городок с его жителями, можно сказать, канул в прошлое. Оно верно, были еще люди, помнившие и старого лейтенанта, и мельницу, но их можно было пересчитать по пальцам, и в расчет их особенно никто и не брал. Да и сами они попрятались и жили скрытно, погребли себя, что называется, заживо, выходили все больше по вечерам, полуночничали и рады были тому, что не на виду. Им уже не надо было поднимать детей, дети выросли и разъехались, муж с женою опять остались вдвоем. Из мужчин одни пробавлялись мелким рыболовством, другие по ночам убирали улицы и вывозили из города мусор, двое стариков рыли могилы на кладбище. Когда-то люди эти были такими же, как и все, вроде бы и не так давно, при Теодоре Лавочнике, дак и его самого уж не стало, все поумирали, одни старики только и доживали свой век…

По вечерам в сумерки женщины сходились к колодцу и предавались воспоминаниям о той поре, когда мельница молола, мужья зарабатывали, хватало на одежду и кофе, было чем топить печь, а каша сдабривалась патокой. Время от времени Господь был к ним милостив и посылал косяк сельди и добычливые ловы на Лофотенах, время от времени кто-то у них рождался, женился или же умирал, все было хорошо, все во благо. Взять хоть Лассена, сам он здешний, а под конец сделался епископом и министром у самого короля, ну в точности как Иосиф у фараона в земле Египетской.

В те поры тут ни «Гранд-отеля» не было, ни банка с кино, но жилось им не в пример лучше.

II

При новых хозяевах жизнь в Сегельфосской усадьбе заметно переменилась. Повседневный обиход был, так сказать, поднят на более высокий уровень — свидетельство того, что господа из усадьбы не чета местным обывателям. Небольшое расстояние от усадьбы до лавки и обратно Гордон Тидеманн проделывал не как-нибудь, а в коляске, да и вообще усвоил себе барские замашки. Ну к чему в такую короткую поездку желтые перчатки, да еще летним днем? Вдобавок он приобрел маленький щегольской катер, который и нужен-то был ему единственно для того, чтобы, подплыв к почтовому пароходу, перекинуться словечком с капитаном и дать полюбоваться на себя пассажирам. Впрочем, полюбоваться было на что: рослый, видный, он смахивал на иностранца, кожа смуглая, волосы темные, нос с горбинкой, сверкающие глаза и тонкие, плотно сжатые губы. Всегда превосходно одет, в вычищенных до блеска ботинках. Нет, это вам уже не Пер Лавочник, и даже не Теодор.

При его отце рыбачьи артели ежегодно отправлялись за сельдью, каждая на свое место, нередко они выходили и два раза в год, осенью до Лофотенов и весною после. Теодора в первую очередь интересовали торговля рыбой, ловля и засол сельди — именно то, что приносило верную прибыль. Но Гордон Тидеманн обучался в своих школах и путешествиях вовсе не этому, а премудростям бухгалтерского учета, биржевых курсов и заграничного сбыта, которые в его торговом деле не играли ровно никакой роли. Что толку скрупулезно и аккуратно составлять отчетную ведомость, коли лавка была не такой доходной, как сельдяной промысел, — если рыбакам, разумеется, сопутствовала удача. У Гордона Тидеманна состоял даже под началом торговый агент, который разъезжал по городам Нурланна, однако больших прибытков от него было что-то не видно, почему в один прекрасный день хозяин и призвал его к себе в контору и указал на стул. Хозяин был вежлив, но краток.

— Дела идут неважно, — сказал он.

— Да, пожалуй что не ахти.

— Последние образцы должны были разойтись куда лучше, я говорю о шелковых кимоно.

— Да, — отвечал агент. — Только народ здесь к кимоно непривычный.

— Товар из лучших домов.

— Здесь предпочитают ходить в полотняных рубахах. По старинке.

— Ну а как с шерстяными платьями? — спросил хозяин. — Последний крик моды.

Агент покачал головой:

— А вот тут дамы как раз предпочитают шелк.

— Вот как?

— К телу шерсть, а напоказ шелк, — рассмеялся агент.

Хозяину этот смех не понравился, он нахмурил брови:

— Короче, дела не идут. На это должна быть своя причина. Вам хватает на представительство?

— Да, у меня столько же, сколько и у других.

Неожиданно хозяин сказал:

— Но сами вы могли бы экипироваться и получше. Вы что, встречаетесь с купцами вот в этом самом костюме?

— Он почти новехонький. Старый стал уже тесноват, но этот…

— Где вы его купили?

— В Тромсё. В лучшем магазине готового платья Тромсё.

— А может, на ваших чемоданах с образцами должны быть блестящие латунные уголки? — произнес хозяин.

Агент выпучил глаза:

— Вы так думаете?

— Не знаю, просто пришло в голову. Но дело не только в чемоданах и костюме, а и в умении себя держать. Не знаю, вполне ли вы меня понимаете. Вы когда-нибудь над этим задумывались? Вы представляете большой торговый дом и держаться должны соответственно. Ваша рубашка и галстук… извините, но я просто вынужден об этом упомянуть!

Хозяин кивнул в знак того, что продолжать было бы излишне.

Как видно, агенту и вправду не хватало хороших манер, воспитанности и такта, он не понимал, что разговор окончен. Он сказал:

— Дело в том, что на этом маршруте нам часто приходится самим тягать чемоданы. Пароходы иной раз не ходят, и садишься на катер. Как тут сохранить презентабельный вид, бывает, что и запачкаешься.

Хозяин молчал.

— Иной раз, пока доберешься, совсем извозишься.

— Ладно. — Хозяин решил подвести черту. — Подумайте над тем, что я вам сказал. Какая-то причина да есть…

Между прочим, помимо претензий на щегольство, Гордон Тидеманн отличался еще и здравым смыслом; хоть его и учили, что платье и учтивые манеры немало значат, он не ставил этого во главу угла. Поэтому он тотчас же последовал совету матери и стал собирать своих артельщиков для выхода в море.

Матери его во многих отношениях цены не было. Все еще молодая и красивая, смешливая и живая, она могла сойти за сестру Гордона Тидеманна, к тому же она была очень толковая. Поговаривали, будто в самом начале своего замужества она вела себя несколько опрометчиво и ни во что не ставила мужа, но когда это было, все уж быльем поросло. Ее называли старой хозяйкой — нелепое какое прозвание, это муж ее, Теодор Лавочник, вот тот действительно состарился прежде времени, а потом и вовсе распрощался с супружеством и земной жизнью. А самой ей ничегошеньки не делалось.

— Раз ты хочешь, чтоб артельщики вышли в море, — сказала мать, — кто у тебя будет за старших?

Удовлетворяя свою страсть к писанине, Гордон Тидеманн составил список всех артельщиков, работавших на его отца. Он начал было его зачитывать. Мать рассмеялась.

— И все-то ты записываешь, — сказала она. — Твой отец, тот все держал в голове. Как, у тебя значится Николаи? Так он же недавно умер.

— Да? Тогда мы его вычеркнем и впишем вместо него Подручного.

— Подручный уже старый. Нет, в артели тебе нужна молодежь.

— Он хотя и старый, зато выносливый. И я на него во всем могу положиться.

— А как же усадьба, нам без него тоже не обойтись.

— Ну, так и быть, — согласился сын.

Старая хозяйка успела уже убедиться, что Подручный — человек смекалистый и находчивый, она с ним не раз разговаривала и слышала его рассуждения. Он был не то старый моряк, не то просто бродяга, пришел в усадьбу и попросился в работники. Он был худощавый и расторопный, немало поскитался по свету, так что порассказать ему было что. На вопрос, откуда он родом, он отвечал: «Отовсюду! Из мира». Но а в последний раз где он был? «В Латвии».

Хозяину он понравился сразу же. Войдя в контору, незнакомец снял шапку, положил ее на пол у двери и вытянулся в струну. Такая собранность и подтянутость подкупили Гордона Тидеманна. Он умел обходиться с людьми, ему была не чужда отзывчивость, однажды он пристроил у себя парнишку из Финмарка потому только, что тот играл на скрипке. Сперва взял его к себе на склад, а потом и в лавку.

Но теперь перед ним стоял человек, наделенный совершенно иными достоинствами. Как же его зовут? Незнакомец сказал свое имя, однако прибавил, что за долгую жизнь как его только ни называли, от Кэпа до убийцы, так что имя не имеет никакого значения. Ну а что он умеет? Что ж, если его определят в подручные, то он будет делать все, что потребуется, и даже чуток поболее.

— Можешь оставаться, — сказал с улыбкой хозяин.

Он не пожалел, что нанял его. Старик приносил несомненную пользу. Когда в усадьбе вспыхнул пожар — горело в дымоходе, — он схватил кадушку с солью и мигом его затушил: огонь утих, словно по волшебству! Он проверил ручную мясорубку, машину для отжима белья и каток для глаженья, поколдовал над ними, и они стали как новые. По собственному почину он принялся драить и смолить баркасы и снасти, он снес убогий и темный свинарник и выстроил новый, с цементным полом, светлое и славное помещение. «Эй, Подручный, помоги же нам!» — кричали ему, бывало, когда заест оконную раму.