Елена Щетинина - Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)

• Название: Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)
• Автор: Елена Щетинина
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94510-8

Таинственный незнакомец открывает молодому астроному ужасающую правду о грядущей судьбе человечества. Верить ли пришельцу из будущего или… продолжать заниматься своим делом?.. Бойцовый Кот Гаг наконец-то встречает в лукавом мире земного Полдня настоящего человека. Он даже готов отдать этому загадочному русскому свой автомат… Зона Посещения в России гораздо опаснее Хармонтской, но стоит ли нашим сталкерам рассчитывать на Золотой Шар?.. У начальника канцелярии Хрона Монадовича Вия только одно заветное желание, а у программиста НИИЧАВО Саши Привалова лишь несколько мгновений, чтобы его остановить… Эти и другие захватывающие истории – в новом сборнике из цикла «Мир Стругацких»! Первая книжная публикация найденного в архивах рассказа Аркадия и Бориса Стругацких «К вопросу о циклотации»!

---

– Разобраться бы, что к чему, – сказал Гаг через силу. – Я вот как раньше считал – никаких рассуждений, никаких вопросов, никакой болтовни. Для меня же его высочество был самый родной человек! Не было в моей жизни ничего, кроме него! Мы все жили для него, умирали за него! А здесь мне Корней такое про герцога показал, как он и придворные его политику делали, как развлекались… И о ее высочестве тоже. У нас ведь в школе курсанты ее за Деву Тысячи Сердец почитали. И верили, что все в нас хорошее – все это от нее, для нее и во имя нее. А она, оказывается, у себя во дворце со всеми… – Гаг судорожно сглотнул. – Сломали меня здесь, хребет переломили. Чувствую только – надо обратно, домой. А как там быть, с кем быть – не знаю. Не хочу быть среди продавшихся шкур, но и барабанной шкурой быть больше не хочу!

Саул нахмурил мохнатые брови:

– Нам, конечно, проще было. Так повернулось, что выбирать особо не приходилось. Хоть и я знал, что неладно, ой как неладно за спиной. Только, пока Гитлеру горло не сломали, о том и думать нельзя было. У вас сейчас по-другому. Война вроде закончилась, стоит ли по новой затевать? Думай, Гаг, думай!

– Вот и Корней мне так говорил.

– Ты не за Корнея думай – за себя!

Оба вновь надолго замолчали, так что слышно стало, как звенят в степи кузнечики.

– Как дальше-то жить, Саул?

– Готовься к худшему, мечтай о лучшем, надейся на чудо, остальное – судьба! – Саул остановился перед холмом с обелиском, бросил на землю портфель, который все это время нес в руке, стал осматриваться, будто искал что. – Какая у тебя, Гаг, мечта?

– Чтобы люди в Алайском герцогстве с голоду не мерли, кошек бы не ели… Чтобы крысоедов имперских всех… А, ладно, пусть живут там у себя.

– А какая у тебя, Гаг, надежда? – Саул посмотрел прямо в глаза, словно ответ был ему и вправду очень важен.

Гаг хрипло кашлянул пересохшим горлом.

– Умереть. Хотя бы как человек умереть! Как солдат – не вышло…

Саул опустил низко голову.

– И у меня. Не вышло. Да, Гаг, это важно. Умереть без стыда за самого себя. Я ведь понял, совсем недавно понял, как сюда, в будущее, попал. Просто я там, у себя в прошлом, очень сильно захотел спастись. Такая взяла меня тоска с оставшейся одной обоймой… А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь… Только бы найти этот чертов автомат, где-то я его здесь прикопал после перехода. Однако тут словно слон потоптался.

У Гага запылали уши. Он вспомнил, как проверял – не следит ли за ним Корней – и заставлял Драмбу носиться вокруг обелиска.

– Зря скорчер на корабле оставил, – бурчал Саул себе под нос, расхаживая вокруг. – С ним бы можно было… Хотя все равно ведь не знал, как по новой заряжать. Да и немцы вдруг потом разберут, что им досталось. Нет, нужен «шмайссер», не мог он никуда отсюда деться!

– Саул! – позвал Гаг, доставая из мешка свою машинку. – Может, это подойдет?

– Сам делал? – уважительно произнес Саул, осмотрев изготовленное Драмбой по Гаговым чертежам оружие. – Магазин, жаль, маловат. На сколько патронов? На шестнадцать? У моего на тридцать два было. Давай я лучше свой еще поищу, только вспомню, где спрятал.

Саул все же нашел свой автомат с последней обоймой и стал прощаться.

– Не торопись умирать, Гаг. Успей пожить человеком. Тогда и помрешь по-людски. Само собой выйдет. Делай свое дело, а я уж пойду свое доделаю.

Он вновь крепко стиснул Гагу руку:

– Прощай, брат! Живи по совести!

– Прощайте, Саул!

Гаг что есть силы толкал плечом застрявший санитарный фургон. Потом, сообразив, вытащил из кабины клокочущего бранью кабана-водителя, посадил за баранку растерянную до плача молоденькую медсестру. Они вновь втроем уперлись в задний борт – злой от напряжения Гаг, непрерывно матерящийся водитель в солдатском балахоне и маленький военврач с блаженным светлым лицом. Их успело покрыть в три слоя жидкой грязью, летящей из-под колес, когда они наконец выкатили грузовик из ямы на раскисшую глину дороги. Через минуту фургон уже несся, громыхая кузовом, в город – единственная машина навстречу нескончаемому потоку беженцев. Из грязной оборванной толпы в их сторону повернулось несколько серых лиц. В чьих-то глазах, кажется, мелькнула надежда.

Фургон вез вакцину, двадцать тысяч ампул. Впереди была чума. И у них был маленький шанс ее остановить.

Женя Крич Баллада о Новом Утесе

– Какой-нибудь осел мне объяснит, что делают в подвале члены городской администрации и почему они в таком виде?

Начальство ждало от меня ответа. Действительно, головы высокопоставленных лиц были срезаны на хорошую четверть. Как так получилось, честное слово, я не знал. Сейчас наша арт-директор сожрет меня с потрохами.

– На чердаке места не хватило. Там уже оборотни в погонах все заняли. Про них материал реально трендовый, – я не оправдывался, а выражал свою точку зрения. Я считаю, что коррупцию надо на первую полосу и на чердак. То есть на самый верх полосы. А горсовет можно в подвал, в нижнюю часть. Ничего, с них не убудет. Чуть ли не каждую неделю их рожи печатаем.

– А про блид по краю особое напоминание нужно? А про висячие предлоги в конце строчки? Что же касается приоритетов в размещении материала, так, я полагаю, Куликова оставила тебе инструкции, – арт-дери-крыса смерила меня таким взглядом, будто я у нее только что взаймы попросил.

Куликова мне ничего не оставила, потому что ей срочно приспичило рожать, а в таких случаях не до верстки какого-то макета. Я уверил ее по телефону, что все сделаю сам, и сделал. Ну, вот только про предлоги забыл. И про припуск на обрез, будь он неладен. Ну и там по мелочам. Я изобразил на лице скорбное чувство вины и стал похож на кота в сапогах из мультика про «Шрека». Трюк, похоже, не удался.

– Знаешь что, Савельев, – арт-гестапо, сдвинув очки на кончик длинного, как у старухи Шапокляк, носа, стучало карандашом по столу, видимо обдумывая, какую кару назначить мне за грехи мои тяжкие, – собирай-ка ты свои манатки и вали отсюда свежим воздухом дышать…

Вот так номер. Станция «Великие сосны». Конечная. Приехали.

– Что, типа, совсем?

– Разбежался. И как в таких условиях работать? Одна половина трудового коллектива в декрете, другая в запое, а у третьей руки, голова и то, на чем сидят, взаимозаменябельно.

Под третьей половиной, надо понимать, имелся в виду я.

– …и тут еще эта экспедиция, как снег на голову. Представитель прессы им нужен, освещать сенсацию. Для нашей малотиражки, кстати, это шанс. Для тебя лично – тоже. Считай, повезло, к науке приобщишься. Будешь представлять «Уссурийский вестник» в свете великих открытий. Так что давай, собирайся – и с глаз моих долой в командировку.

– А куда ехать-то?

– Край родимый исследовать, Сихотэ-Алиньский хребет. Там засекли, – Шапокляк извлекла из-под груды бумаг распечатку какого-то научного издания за текущий, 2006-й год, и хищно прищурилась, – аномальный гамма-всплеск локального характера. От тебя ожидается аномальный всплеск умственной активности и репортаж. Не вижу энтузиазма на лице…

* * *

Первая мысль, которая пришла мне в голову, была неутешительной: это не спасательная бригада. Спасатели не стали бы стаскивать с моего запястья часы. Чьи-то руки деловито ощупывали меня со всех сторон. Шершавые, грубые и, о господи, неженские руки. Они расстегивали мою куртку, сначала заклепки, потом молнию. Я открыл глаза и ужаснулся. Надо мной склонилась фигура самого настоящего снежного человека, волосатого, угрюмого питекантропа, одетого в меховую шубу и пушистую, видимо песцовую, шапку-ушанку. Снежный человек бесцеремонно вытряхивал меня из моих же вещей. В воздухе пахло мочой, псиной и чем-то горелым. Когда мохнатый питекантроп принялся стягивать с меня штаны, я со всей дури лягнул его ногой в морду. Удар вышел на славу, если учесть, что к рантам моих ботинок все еще крепились металлические кошки. Снежный человек взвыл на незнакомом языке и прижал ладони к окровавленному лицу. На крик сбежались такие же волосатые черти. Великие сосны, да их тут целое племя. Размышлять о том, кто это – затерянные в горах Сихотэ-Алиня удэгейцы, ульчи или орочи – мне предстояло позже. А сейчас меня били. Силы свои я оценил четко: не отобьюсь. Оставалось только надеяться на то, что кто-то из наших сумел выбраться из-под лавины и сейчас приведет помощь, закончив этот первобытный беспредел.

Никто не пришел меня спасать.

Я очнулся на холодном полу убогой хижины без окон, если не считать маленького отверстия под потолком. Холод пробирал до костей. Вместо куртки мне досталась серая мешковина, напоминающая рубище, в котором блаженные паломники совершают поход к святым местам. Но страшная мысль, что вся группа осталась погребенной под снежной лавиной на подступах к Тардоки-Янге, леденила душу сильней любого мороза. Здесь же на полу лежали вповалку тощие тела, вид которых приводил в ужас. «Освенцим, ГУЛАГ, зомби», – промелькнуло в голове одновременно. Я пошевелился, сплюнул крошево выбитых зубов и невольно застонал. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.